За время работы у Бене я навидалась всяких клиентов, и такая семейная парочка была всего лишь очередной в списке. Увы, спившихся русских дамочек мне уже доводилось возить по Франции с Италией, и я уверена, что они неслучайно выбирают страны с богатыми винодельческими традициями. Анестезия меня почти ничем не удивила, а вот Кирилл...
Его любовь четвертой путешествовала с нами. Она сидела рядом с пьяной дурной бабой на заднем сиденье и бережно обнимала ее за плечи. Она забирала у Анестезии пустые бутылки и покупала ей простонародные сувениры в крестьянских лавках. Она, эта любовь, была такой деятельной и такой беспомощной... Когда мы проезжали через Горд и Анестезия вырубилась еще в машине, пропустив самые лучшие виды и долгий ужин с гигантской корзиной разномастных сыров, которую официант поставил на стол запросто, как салфетки, я спросила Кирилла: неужели он не видит, что все зашло слишком далеко? "Тавель" или водка - разницы нет, Анестезия спивается, точнее, она уже давно спилась...
Я спросила и пожалела об этом. Не потому, что испугалась клиентского гнева и жалоб в агентство, а потому что после моего вопроса Кирилл сжался, будто бы я ударила его по щеке.
Я могла бы догадаться сама. Он не может предъявлять жене никаких прав, потому что нельзя предъявлять то, чего нет. Она не любит его и никогда не любила, она всего лишь позволяет ему жить рядом с собой. Ей хотелось ребенка - но, как они ни старались, забеременеть у Анестезии не получалось. Поначалу она утешала себя малыми порциями вина, потом рюмка доросла до бутылки, и, в конце концов, когда Анестезия все же забеременела... Альфа-фетапротеин, обязательный анализ для беременных, который сдают на большом сроке, выявил уродство плода. На слове "плод" Кирилл поперхнулся. На слове "уродство" подавилась я. Неудобные слова для говорящих. И слушающих.
Были искусственные роды, ребенка, попросту говоря, убили - вначале мать, потом врачи.
Нам принесли счет.
Утром Анестезия пробыла в ванной дольше обычного и с трудом дошла до машины. Я искала съезд на Мустье, Анестезия громко выкрикивала разные истории прямо мне в ухо. Не лучшее оформление дороги в ущельях Вердона.
Анестезия, брызгая слюной, рассказывала о своем единственном церковном опыте - тогда на исповеди батюшка отпустил ей грехи и еще дал подзатыльник. От себя лично добавил. Это был замечательный батюшка, вспоминала Анестезия, он сказал про ее беды - тебя Лукашка бьет. Лукашка! Без всякого уважения - не сатана там, не бес, не дьявол, а просто Лукашка. Мелкий, натурально, бес. И тут же сам дал по голове.
Анестезия предлагала и мне посмеяться над этой веселой историей, я криво улыбнулась, чтобы ей было видно в зеркало.
- Настеныш, - сказал Кирилл, - Марина ведет машину, давай не будем ей мешать...
Анестезию взвило под самый потолок. Да как он смеет! Как он смеет, она спрашивает, так обрывать жену на полуслове, хотя она вообще еще ничего не сказала! Может быть, он хочет сам поговорить с Мариной, ведь не зря мы с ним уединяемся каждый вечер в уютных ресторанчиках, пока она - разбитая и больная - вынуждена лежать в номере ничком? Может, он нашел себе подружку, так пусть скажет! А заметил ли он, что подружка того-с, корноухая?
Я остановила автомобиль, он ткнулся носом в дикую яблоню, а мы с Кириллом - в лобовое стекло.
- Марина, пожалуйста, прости ее.
За что? У меня действительно всего лишь одно ухо.
Анестезия заливисто смеялась на заднем сиденье, очередная пустая бутылка прикатилась к нам под ноги.
Зачем Кирилл и Анестезия приехали в Ниццу, зачем им было нанимать меня и мчаться в Вердон? Купить вино можно и в Москве.
Но если бы такие люди не приезжали в Ниццу, у меня не было бы работы.
Русские клиенты почти всегда уговаривают меня ужинать и обедать с ними вместе - хотя контрактом гиду предписано питание в более поздние часы, когда клиенты отпущены в свободное плавание или уже покоятся в кроватях. Кирилл с Анестезией с первого же путешествия настаивали, чтобы я была с ними безотлучно. Они боялись остаться друг с другом наедине. Если это правда - что браки свершаются на небесах, я хотела бы увидеть те небеса, где родилась мысль поженить моих клиентов. Обуза в одном случае, страдание - в другом, может, по отдельности им стало бы легче?
Все силы Анестезии уходили на поддержание красоты - точнее, той самой холености, что сразу же ударяла в нос крепким запахом духов и средств по уходу. Анестезия убивала себя изнутри и восстанавливала снаружи - как нерадивый хозяин красит стены дома, не заботясь о том, что внутри все давно осыпалось и прогнило. В Грассе Анестезия купила несколько литров душистых эссенций, я очень надеялась, что ей не придет в голову употреблять их внутрь. Если бы вокруг была не Франция, а, к примеру, Сирия, кто знает... Но Франция - виноватая, винная страна, и для Анестезии здесь всегда находилось обезболивающее.
Всего лишь однажды за всю поездку ей удалось протрезветь на несколько часов, когда запасы в салоне иссякли, а лезть в багажник я отказалась - на горных дорогах лучше не останавливаться.
Трезвая Анестезия - это был совсем другой человек. Мрачная, темная дама вместо веселой бабы сидела на заднем сиденье и курила в окно, посыпая пеплом узкую дорогу до Мустье.
Мы приехали в Мустье к вечеру, я показывала Кириллу звезду над пропастью. Вот она, видите, Кирилл, сияет - подвешенная на стальной цепи. Давным-давно жители Мустье решили украсить свою деревню старинной звездой, которую привез из первого крестового похода чудом спасшийся рыцарь из здешних мест. Натянули меж горных вершин длинную стальную цепь. И ровно посередине, там, где начинается ущелье, засверкала громадная звезда, под которой - пропасть. Ниже местится деревня, Мустье-Сен-Мари, где даже ночью не стихает шум водопада - когда я приехала сюда впервые, то проснулась ночью, думая, что где-то прорвало воду. Консьержка очень смеялась, когда я начала жаловаться ей на шум - местные давно к нему привыкли. Вода спускается с гор, проходит через деревню и падает в долину - над пропастью перекинут мост, перила его украшены горшками с судорожно-алой геранью. Анестезия мрачно слушала мои пояснения, ее не заинтересовали ни звезда, ни пропасть, ни водопады, ни местные гончарные промыслы, ни фарфор, ни кружева.
Она хотела знать, когда откроется ресторан.
В Мустье - как и в сотне других городов Европы - у нас вечная "бронь", и в ресторане "Le Bellevue" со вчерашнего вечера был заказан столик на террасе - под ним злобно кипела вода. Анестезия ушла в ванну, прихватив долгожданную бутылку, мы с Кириллом разбрелись по номерам. Я смотрела в пропасть, она открывалась под окном пригласительно, как интересная книга.
За ужином, когда Анестезия еще не набралась, Кирилл спросил, можно ли вскарабкаться гору и увидеть звезду вблизи - ему хотелось сделать снимок. Кирилл хорошо фотографировал, не поливал, как из автомата, - а тщательно выбирал самые лучшие планы. Я обещала подняться с ними в горы поутру, слева в горах там есть маленькая часовенка.
Анестезия нарисовала звезду в тарелке - вилкой по соусу.
- Мне в туалет, - сказала она и неловко поднялась из-за стола. Крошки скатились с ее брюк на пол, официант унес пустую бутылку.
Мы ждали ее минут пятнадцать. Когда я побежала в туалет, там все еще было занято. Вскоре из двери выплыла пожилая, очень нарядная и надушенная испанская сеньора. Считав с моего лица беспокойство, поинтересовалась - не может ли она мне помочь?
Я сказала, что ищу молодую женщину, высокую блондинку в красных брюках и белом пиджаке. Сеньора обрадовалась - она может мне помочь, она видела эту самую даму. Дама вышла из ресторана и пошла (спотыкаясь, добавила бы я на месте сеньоры) в сторону горной часовни - минут десять назад.
- Вряд ли ей будет удобно в таких туфлях, там скользкие камни, - посетовала сеньора.
Красные брюки хорошо видны при дневном свете, но в Мустье уже пришла ночь - звезда над пропастью поблекла в сравнении с настоящими звездами, которые никто не подвешивал на проволоку... Кирилл бежал впереди, по узкой тропинке, кричал: "Настя! Настя!" Туристов в горах не было, нормальные люди ни за что не попрутся в горы по такой темноте - правда, окна в часовенке светились, может, Анестезии чудом удалось туда забраться?
Чудеса в Мустье иногда случаются.
Камни вправду были скользкими, они осыпались под ногами, водопад шумел так сильно, что я с трудом различала голос Кирилла. Вдруг он схватил меня за руку.
- Слышишь?
Ненавижу слово "слышать".
И я ничего не слышала.
Мы вскарабкались к часовне только через час, держась за руки, как дети. Рубашка Кирилла взмокла от капель, которыми нас украсил водопад. Часовня закрыта на замок, вокруг - ни живой души, ни мертвого тела. Мелкие лампочки по периметру окна.
- Может, она в гостинице, спит? - взмолился Кирилл.
Звезда сияла рядом с нами, подсвеченная слабым светом луны. Огромная звезда, наверное, чтобы ее нести, был выделен специальный отряд крестьян.
