А вот по-настоящему художественный фильм: в плотном, окутавшем горы тумане кружит самолет — надрывно гудит двигателем. Пилот в растерянности, в отчаянии, кончается горючее, баки пустеют, самолет падает и разбивается, охваченный пламенем. Весь израненный, в ушибах, пошатываясь, он пытается спасти сейф, но ему не под силу сдвинуть его с места; разбушевавшееся пламя отгоняет его от горящего самолета. Вот он стоит, прижавшись к дереву, и хохочет как безумный, лицо его черно от дыма. Самолет у него на глазах горит вместе с деньгами, и эта жалкая картина напоминает ему о тщете всех человеческих устремлений, о безумии алчности.
Барбер мрачно улыбался, прокручивая в голове придуманные им киносценарии перед громадными афишами у входа в кинотеатры. В кино все выглядит гладко — просто приключения авантюристов.
Повернул к Елисейским полям; шел неторопливо, бесцельно, не зная, что предпринять, — то ли поесть, то ли прежде выпить. Почти машинально ноги понесли его по направлению к отелю «Плаза-Атене»: за те две недели, когда его так старательно обхаживал Смит, они встречались в английском баре этого отеля почти каждый вечер.
Спустившись в бар, он сразу увидел в углу за столиком Смита с Джимми Ричардсоном; улыбнулся: мальчик Берти снова зря тратит время. У стойки заказал себе виски.
«…Пятьдесят вылетов..» — донеслось до него: говорил Ричардсон. Голос у него громкий, отлично слышен в любом месте бара. «Африка, Сицилия, Италия…»
В это мгновение Смит его увидел; холодно кивнул, не выражая никакого желания пригласить за столик. Ричардсон повернулся к нему на стуле, неловко улыбнулся и покраснел до ушей, как будто лучший друг застал его со своей подружкой на месте преступления.
Барбер помахал им; мелькнула мысль, не подойти ли, не увести ли Ричардсона. Эти двое явно пытаются выяснить, что каждый думает о другом, точнее, Смит о Ричардсоне. Ну, о Джимми нечего долго размышлять, это вам не человек-загадка. Поставьте ему стаканчик — и он ваш друг по гроб жизни. Все испытания, через которые ему пришлось пройти, — война, женитьба, отцовство, жизнь в чужой стране, — кажется, не изменили его: все еще верит, что его просто нельзя не любить и никому в голову не придет причинить ему зло. Когда Джимми вам не досаждает — вы назовете такое его качество доверчивостью; а если утомляет — глупостью.
Пристально наблюдая за выражением лица Смита, Барбер размышлял: он достаточно хорошо знает его, чтобы точно определить, что у него сейчас на уме, что скрывают эти красивые глаза и бледное, словно припорошенное пудрой лицо. С полной ответственностью заявил бы, что Джимми Ричардсон до смерти надоел Смиту и тот мечтает поскорее от него избавиться.
Улыбаясь, снова взялся за стакан. Мальчику Берти понадобился час, всего час, чтобы, изучив это ничего не выражающее, добродушное лицо, прислушавшись к гулкому басовитому голосу, прийти к выводу: нет, это не тот человек, который перевезет на самолете небольшой ящик с пятифунтовыми банкнотами из Каира в Канны.
Быстро осушив свой стакан, Барбер покинул отель, опередив Смита с Ричардсоном — те тоже встали из-за стола. Никаких планов на сегодняшний вечер у него нет, но идти к Джимми и Морин Ричардсонам, чтобы там пообедать и потом долго торчать у них, — тоже нет.
С тех пор прошло больше двух месяцев, и вот уже тридцать два дня, как от Джимми Ричардсона ни слуху ни духу. За весь вечер тщательных поисков Барберу так и не удалось напасть на след Берта Смита. Обошел все рестораны, художественные галереи, побывал на ипподроме, в его любимой парикмахерской, в парилке, в барах — никто его не видел уже несколько недель кряду.
Около восьми часов Барбер зашел в английский бар в «Плаза-Атене». Он насквозь промок и озяб после утомительных прогулок под дождем, ужасно устал, ботинки разбухли от сырости. В почти пустом баре, вспоминая с сожалением, сколько пришлось сегодня ухлопать денег на такси, проявил к себе снисходительность, заказал виски.
Потягивая его в тишине бара, никак не мог отвязаться от одной мысли: должен был предостеречь Джимми. Но что мог он ему сказать? Да и не стал бы он слушать. Но все равно следовало предостеречь как-то так: «Послушай — все это очень дурные предзнаменования, ступай-ка поскорее домой! Я видел, как разбивается во сне самолет у четвертого препятствия; а еще — труп египтянина: его несли, ступая по мертвой траве; видел шелковые одежды и карты, запятнанные кровью».
Теперь он горько каялся, что был так заносчив, так чертовски уверен: Джимми Ричардсон глуп, и ему не осмелятся предложить такую кучу денег; а Берт Смит слишком умен, чтобы нанять Джимми.
Ну почему он не сказал ничего, и в результате вот как все обернулось — осталась эта неистовая, лишившаяся мужа, несчастная женщина без пенни в кармане; она умоляет его о помощи, хотя уже, конечно, поздно. Что он может сделать для нее без единого пенни в кармане? Джимми Ричардсон оказался настолько глуп, что даже не потребовал от работодателей аванса.
Вспомнить только, как Джимми и Морин стояли на своей свадьбе в Шриверпорте, рядом с командиром их авиационной группы полковником Самнерсом, — такие счастливые, улыбающиеся, совсем еще, по сути дела, молодые, немного смущенные… Как самолет Джимми над Сицилией остался без крыльевого топливного бака. А искаженное от страха лицо Джимми, когда он приземлился в Фодже с пылающим двигателем… Или как он в пьяном виде орал песни в баре в Неаполе; как поделился с ним на следующий день после их приезда в Париж: «Послушай, мальчонка, вот этот город по мне — у меня, знаешь, эта Европа в крови!»
Барбер допил виски, заплатил и медленно поднялся по лестнице, из телефонной будки позвонил к себе в отель — не звонил ли кто ему, не оставил ли для него сообщения.
— Мадам Ричардсон названивала вам целый день, — доложил старик за коммутатором, — с четырех дня. Просила вас ей перезвонить.
Поблагодарив, он уж собирался повесить трубку.
— Погодите, погодите! Секундочку! — раздраженно заворчал старик. — Я еще не закончил. Она звонила час назад, просила передать, что уходит из дома. А если вы вернетесь до девяти, ждет вас в баре отеля «Беллман».
— Благодарю, Анри. Позвонит снова — передайте, пожалуйста, что я пошел к ней.
«Беллман» совсем рядом, можно не торопиться, хотя дождь и не прекращается. Чего ради ему спешить — чтобы опять увидеть несчастную, расстроенную вконец Морин Ричардсон? Дойдя до отеля, он остановился в нерешительности: здорово устал, может, отложить свидание с Морин, встретиться с ней в другой день? Но пересилил себя, толкнул дверь.
В очень маленьком баре полно хорошо одетых мужчин — коротают время за выпивкой перед обедом. А вот и Морин: сидит в углу одна, наполовину отвернувшись от публики; тонкое, поношенное пальто переброшено через спинку стула; перед ней в ведерке со льдом бутылка шампанского.
Барбер направился к ней; его раздражала почему-то эта бутылка шампанского. Выходит, вот куда ушли его пять тысяч франков, — он негодовал: женщины в наши дни все поголовно сходят с ума! Наклонившись, он поцеловал ее в макушку. Она нервно подпрыгнула на стуле, но сразу заулыбалась, увидев, кто перед ней.
— Ах, это ты, Ллойд! — почему-то прошептала она и поцеловала его.
От нее сильно пахло шампанским, и он даже подумал: уж не пьяна ли?
— Ллойд, Ллойд! — только и повторяла Морин.
Потом оттолкнула его слегка от себя, держа за обе руки; на глазах у нее выступили слезы, губы дрожали.
— Я пришел, как только мне сообщили о твоем звонке. — Он старался быть построже с ней, чтобы, не дай бог, не расплакалась в баре перед всеми. А она уже стояла перед ним, жадно цепляясь за него руками, рот ее то и дело раскрывался. Смущенный, он смотрел вниз, на ее руки: такие же красные, а ногти такие же неровные, но на одном пальце поблескивает кольцо с крупным бело-голубым драгоценным камнем… Когда она приходила к нему в отель, ничего подобного у нее не было. Какое кольцо! Да он такого сроду не видал! Поднял голову, стараясь не поддаваться страху, мысленно себя спрашивая: чем это она занялась; в какую аферу позволила себя втянуть?.. И тут увидел Джимми: пробирается к ним между столиками, широко улыбается. С первого взгляда заметно, что сильно похудел; лицо смуглое от загара, как будто только что вернулся из отпуска после месяца, проведенного на юге, на пляже.
— Привет, мальчонка! — Голос Джимми, загудев, поплыл над столиками, перекрывая все тихие беседы. — Я только что тебе снова звонил.
— Он вернулся! — провозгласила Морин. — Он вернулся сегодня, в четыре, Ллойд! — И плавно опустилась на стул.
Что бы там еще ни случилось сегодня днем, ясно, что недостатка в шампанском не было. Она все еще сжимала руку Барбера, поглядывая вверх, вся дрожа, с каким-то полубессознательным выражением глядя на мужа.
Джимми, с размаху хлопнув Барбера по спине, свирепо стал трясти ему руку.
