Опять настало лето. Жара в квартире была невыносимая. Каждый час я залезал под холодный душ, потом, не вытираясь, ходил по комнате и пил воду. Однажды в сумерках мне в дверь позвонили. Я открыл как был, в трусах, и увидел Леночку Северинову.
– Не ждешь? – спросила она строго.
Я пожал плечами:
– За холодильником пришла? Бери, он мне не нужен.
– Не ври, он у тебя не работает.
– Ты откуда знаешь?
– Он уже сто лет не работает. Мы не знали, куда его девать.
– А зачем же тогда, ты его…
– Да надо было куда-то оттащить.
Она стояла и никуда не уходила. Лицо у нее было такое же красивое, только глаза погрустнели, и я чувствовал, как заколыхнулось у меня сердце. * Ну и развел ты грязи! Тащи ведро с водой и тряпку.
На следующий день Леночка пошла в “Лейпциг” и купила желтые занавески.
– Шторы в квартире, как туфли на ноге женщины – это половина дела, – объявила мне она весело.
А через месяц поздним вечером заявился хозяин квартиры. Был он выпимши.
– Все, парень, жилплощадь я больше не сдаю, – объявил Гена мрачно. * Ты бы хоть заранее предупредил, что придешь, – сказал я, и все заныло у меня внутри. * С чужого коня среди грязи вон, – ответил он и потопал на кухню. – Меня моя баба тоже не предупредила, что хахеля в дом приведет.
Я был уверен, что Леночка этого не переживет и снова исчезнет из моей жизни, но она спокойно сняла шторы и поехала со мной на Курский вокзал. Мы успели вскочить в последнюю захаровскую электричку. “Сто тридцать третий километр” оказался “Тридцать третьим”, и ехать до него было меньше часа.
Мы долго ходили по ночному поселку и искали норвеговский дом. Ночь была ветреная, Леночка озябла, но, должно быть, прошедший год, о котором мы не обмолвились ни словом, дался ей не легче, чем мне, и она заметно присмирела и не говорила мне больше о моей никчемности.
Застекленная терраса светилась на краю мрачного поселка так же, как светилось одинокое окно слепой старухи на верхнем этаже.
С террасы на нас безо всякого смущения глядела краля с “Беговой”. И глаза у нее действительно были совсем другие, чем в прошлый раз.
– В жизни всегда есть место для подвига, – сказал Норвегов, доставая с подоконника большую бутыль самодельного вина из черноплодки. – А я, брат, съезжаю.
– Куда?
– Разводимся мы c ней, – сказал он, показывая на кралю. – А потом женимся.
Мы выпили вина, разожгли в саду костер и стали рассказывать двум девушкам про шофера-дальнобойщика и разбитый арбуз, про попугая на
Оке и слепую старуху, они смеялись, охали, но верить нам не хотели.
Ночь была ясная, звездная, где-то лаяли собаки, падали в саду яблоки, и было слышно, как далеко гудит электричка.