– Тебе сколько тостов, Мину?
– Один.
Я поджариваю ей два, потому что сегодня у нас брусничное варенье. С абрикосовым или апельсиновым она действительно съедает только один тост, но с брусникой она решит позволить себе второй, она об этом еще не догадывается, но я-то знаю. Вот они, эти самые пять секунд. Я в состоянии закончить большинство фраз, которые она начинает. В магазине я легко угадываю вещи, которые обязательно привлекут ее внимание. Когда мы занимаемся любовью, я с точнос-тью до секунды могу сказать, когда она захочет сменить позицию. Я знаю, что она употребляет прилагательное «любопытный» каждый раз, когда пробует мороженое с имбирем, и «говорливый» – когда встречает болтуна. Она никогда не вcтречала словоохотливых, многословных или речистых типов – только говорливых. Я всегда знаю, какой лифчик она надела под жемчужно-серое платье.
– Я, пожалуй, съем еще один тост с вареньем! Когда я советую ей посмотреть фильм, который я уже видел, то записываю на клочке бумаги три-четыре аргумента, которые она найдет, чтобы похвалить или обругать фильм. Никогда я не показывал ей эту бумажку, чтобы доказать, насколько она для меня предсказуема, – я слишком хорошо представляю сцену, которая за этим последует и ее способ отплатить мне. Такова Катрин. Все время. Представьте себе, например, завтрак, который мы поглощаем именно в этот момент, и я – учитывая некоторые обстоятельства (субботнее утро, хорошая погода, звонок ее сестры вчера вечером) – прекрасно знаю, что сейчас она снова заговорит о неделе в Ландах, куда ее сестра зовет нас уже несколько месяцев. И будет соблазнять меня рыбалкой.
– Знаешь, любимый, в нашем возрасте надо уметь расслабляться, пора подумать о себе, заняться собой. Тебе, например, это бы сейчас не помешало.
– Что конкретно ты имеешь в виду, Мину?
– Психотерапию.
– ?.. Повтори, пожалуйста?..
– Ты должен сходить к психотерапевту. Думаю, она произнесла это слово впервые за двенадцать лет. И улыбнулась со значительным видом – раньше я за ней этого не замечал.
– И ты говоришь мне это так запросто, ни с того ни с сего, после двенадцати лет совместной жизни, между двумя бутербродами?
– Я давно собиралась тебе это сказать, и сегодня пришло время.
…Кто эта женщина в халате, сидящая напротив меня?
– Вот уже несколько месяцев мы практически не разговариваем, ты ходишь все время хмурый, тебе ничего не хочется, даже дети заметили, и их это пугает.
Хмурый? Почему она не сказала угрюмый?
– Это они сами тебе сказали?
– Оба.
– ?..
– Когда в прошлом году ты заболел, мы сделали все возможные обследования, и, слава Богу, оказалось, что это просто небольшое переутомление. Мы не слишком волновались, но, может, ты что-то от меня скрываешь?
Я ничего от нее не скрываю, что и подтвердил с чистой совестью.
– Тогда у тебя что-то на душе, в чем ты даже не отдаешь себе отчета. Тебе нужно кому-то исповедаться. Это может пройти гораздо легче, чем мы думаем.
Неужели все это произнесла Катрин, которую я знаю лучше, чем она сама? Та, которая, засыпая, кладет голову мне на плечо, в тот момент, когда я тушу лампу в изголовье? Та, что изгибается, выходя из машины, боясь, что все увидят ее ляжки? Та, которая постоянно забывает ключи в почтовом ящике, когда получает извещение о посылке? Неужели это та самая женщина? Если она решила пойти мне наперекор и раз и навсегда доказать мне, что она совсем не так предсказуема, как мне казалось, то она не могла придумать ничего лучше, чем эта история с психотерапевтом. Я – и психотерапевт? Как ей только в голову пришла эта нелепая идея?
– Скажи-ка, Мину, ты виделась со своей подругой Франсуазой?
– Конечно, нет.
– Ты листала «Нувель Обсерватер» в гостях у Моро?
– Вместо того чтобы нести всякую чушь, лучше подумай о том, что я сказала. Если постараешься, ты можешь найти хорошего специалиста.
Я не узнаю тебя, Катрин.
– Ты отвратительно вел себя с Моро. ,
– Не хуже, чем обычно, Мину.
– Да ты еще и издеваешься надо мной!
– Я прекрасно к ним относился до того, как они купили этот домишко в Перше. Когда у них родился ребенок, и то меньше шума было.
– Признайся лучше, что тебе стало не по себе, когда Жак заговорил о своем психоаналитике.
– Что?!
– У него есть смелость, которой тебе не хватает.
– Может, хватит об этом? Уже два часа ночи, мне еще крутиться как сумасшедшему, чтобы найти место для машины, и вообще я хочу спать.
– Ему это помогло. Жюльетта рассказала мне, когда мы были на кухне. Он больше не психует по любому поводу. Он пошел к специалисту, и ему стало гораздо лучше.
– Ты выбрала не самое подходящее время!
– Видишь, как ты со мной разговариваешь? Раньше ты не был таким раздражительным. С каждым днем ты становишься все более дерганым.
– Нет, просто я раздражаюсь каждый раз, когда ты заговариваешь об этом дурацком психотерапевте.
– Потому что я говорю об очевидных вещах, которые ты отказываешься признать!
– Если кому-то в этой машине и нужен психотерапевт, так это тебе! Сходи к этому чертовому специалисту, если для тебя это лучший выход!
В нормальном состоянии после подобного предложения она должна была бы пожать плечами, но она этого не сделала.
– Посмотрим на вещи с другой стороны. Когда у тебя болят зубы, ты идешь к зубному?
– Да.
– Ну а если тебя мучают страхи, ты идешь к психоаналитику, это абсолютно то же самое, для того они и существуют. Они такие же врачи, как любые другие.
– Но, черт возьми, меня не мучают страхи!!!
– Повысить голос на жену впервые за двенадцать лет, это верный знак, дуться с утра до вечера, это тоже признак страха, все время бояться неудачи – это тоже признак, бояться пойти со своими проблемами к психоаналитику – и это признак, и этим мой список не исчерпывается.
– Комплекс неудачника?
– Не иметь желания бороться и особенно считать, что любая борьба изначально обречена на неудачу, как ты это назовешь?
– Иди домой, Мину, я сам отгоню машину.
Сегодня на работе меня заела тоска по Мину. Той самой вчерашней Мину, которую я ждал на всех перекрестках нашей жизни, которая ткала наш повседневный быт с терпением и талантом кружевницы. Эта Катрин, которая теперь жила со мной под одной крышей, была существом удивительным, диким, она приводила меня в смятение, ускользала от меня, я больше не мог предугадать ее реакцию. Была только одна тема, приближение которой я мог предвидеть. И то не всегда.
– Дорогой, ты не забыл, что в субботу у ребенка праздник в школе?
– Конечно, нет.
– Там надо быть не позднее десяти часов, когда Жюльен играет сценку с малышом Клементом.
– Сценку с малышом Клементом? Это тот, который заикается?
– Он больше не заикается, с тех пор как мать сводила его к психотерапевту. Трех сеансов оказалось вполне достаточно.
– Только не сегодня, Мину…
– Это длится уже несколько месяцев, это не может больше так продолжаться! Ты все время раздражаешься, постоянно витаешь где-то в облаках, ничто тебя не интересует, ты больше не обращаешь на меня внимания, мне кажется, что я стала прозрачной, ты никогда раньше не был таким. Хочешь, скажу? У тебя депрессия. И хуже всего то, что ты сам об этом знаешь.
У меня подкосились ноги, я сел. Не надо было этого делать, я словно признал, что она права.
– Да, ДЕПРЕССИЯ, я знаю, что именно это слово тебя пугает, но надо, чтобы ты это признал, иначе ничего не выйдет. Эта такая же болезнь, как любая другая, это лечится. Что-то угнетает тебя, и специалист определит, что именно. Если ты не хочешь сделать это для себя, сделай это для нас.
Она положила мне руку на плечо. Мне хотелось завыть, но в соседней комнате спали дети.
– Все, что я хочу, это видеть тебя счастливым.
Выходя из здания, я последний раз взглянул на табличку «Франсуа РЕЖЕН. Психиатр. Психоаналитик». Я уже не помню, как у меня оказался его адрес. Наверное, мне дал его врач-терапевт. Или мой коллега Жан-Люк. Не все ли равно. Катрин ждала меня, опершись о капот. Увидев меня, она бросила сигарету в сточную канаву и улыбнулась.
– Как все прошло?
– Заводи машину.
Я согласился на этот визит только потому, что он наводил на меня ужас. Причина вполне достаточная, чтобы понять, что за всем этим кроется. Было ли мне что скрывать? Никогда в жизни я ничего не боялся – до сегодняшнего дня.
– Ну, рассказывай!
Доктор Режен усадил меня в кресло напротив себя – так начались самые тяжкие пятнадцать минут моей жизни.
– Мину, ты знаешь, что в минуте шестьдесят секунд?
– ?.. Мы проходили в школе…
– Ты проходила в школе, но у тебя никогда не было ощутимого доказательства. Ты никогда не ощущала этих шестидесяти секунд, ты никогда их не проживала. А сорок пять раз по шестьдесят секунд – это чуть больше, чем вечность.
– Но что произошло за эту вечность, черт возьми!
– Молчание. И только. И глаза. Замершие. На мне. Легкая улыбка время от времени, и ты не понимаешь почему. И снова глухое молчание. И ты не знаешь, сможешь ли ты выйти живым. Никогда в жизни я не забуду этот взгляд.
