Стая дико хохотала. Саша поглядел на свою тень и вместо вытянутого силуэта морды увидел полукруг затылка с торчащим клоком волос и два выступа ушей – своих, человеческих. Подняв глаза, он заметил, что вожак смотрит прямо на него.
– Ты понял, в чем дело? – спросил он.
– Мне кажется, да, – ответил Саша. – Он будет что-нибудь помнить?
– Нет. Остаток жизни он будет считать, что ему приснился кошмар, – ответил вожак и повернулся к остальным.
– Уходим, – сказал он.
Обратная дорога не запомнилась Саше. Возвращались каким-то другим путем, напрямик через лес, – так было короче, но времени это заняло столько же, потому что бежать приходилось медленнее, чем по шоссе.
На поляне догорали последние угли костра. Женщина в бусах дремала за стеклом машины – когда появились волки, она приоткрыла глаза, помахала рукой и улыбнулась. Из машины, правда, она не вылезла.
Саша чувствовал печаль. Ему было немного жаль старого волка, которого он загрыз в люди, и, вспоминая перебранку, а особенно – то изменение, которое произошло с Николаем за минуту до драки, он испытывал к нему почти симпатию. Поэтому он старался не думать о случившемся – и через некоторое время действительно забыл о нем. Морда еще ныла от удара. Он лег на траву.
Некоторое время он лежал с закрытыми глазами. Потом он ощутил сгустившуюся тишину и поднял морду – со всех сторон на него молча глядели волки.
Казалось, они чего-то ждут. «Сказать?» – подумал Саша. И решился.
Поднявшись на лапы, он пошел по кругу – так же, как в Конькове, только теперь напротив не было противника. Единственным, что там иногда появлялось, была его тень – человеческая тень, как и у всех остальных в стае.
– Я хочу признаться в одной вещи, – тихо провыл он. – Я обманул вас.
Стая молчала.
– Я не слышал никакого зова. Я даже не знаю, что это такое. Я оказался здесь совершенно случайно.
Он закрыл глаза и стал ждать ответа. Еще секунду стояла тишина, а потом до него долетел взрыв хриплого лающего хохота и воя. Саша открыл глаза.
– Что такое? – спросил он с недоумением.
Новая вспышка хохота. Наконец вокруг успокоились и заговорил вожак.
– Послушай, – сказал он, – вспомни-ка, как ты здесь оказался.
– Заблудился в лесу, – ответил Саша.
– Я не про это. Вспомни, почему ты приехал в Коньково.
– Просто так. Я люблю за город ездить.
– Но почему – именно сюда?
– Почему? Сейчас… А, я увидел одну фотографию, которая мне понравилась – красивый вид. А в подписи было сказано, что это подмосковная деревня Коньково. Только здесь все оказалось по-другому…
– А где ты увидел эту фотографию? – спросил вожак.
– В «Детской энциклопедии».
На этот раз смеялись долго.
– Ну, – продолжал вожак, – а зачем ты туда полез?
– Я… – Саша вспомнил, и это было как вспышка света в черепе, – я искал фотографию волка! Ну да, я проснулся, и мне почему-то захотелось увидеть фотографию волка! Я искал ее по всем книгам. Что-то я думал… А потом забыл… Так это и был?…
– Именно, – ответил вожак.
Саша посмотрел на Лену, которая спрятала морду в лапы и тряслась от смеха.
– Так почему же вы мне сразу не сказали?
– А зачем? – отвечал вожак, сохраняя спокойный вид среди всеобщего веселья. – Услышать зов – это не главное. Это не сделает тебя оборотнем. Знаешь, когда ты стал им по-настоящему?
– Когда? – спросил Саша.
– Когда ты согласился драться с Николаем, считая, что не имеешь никакой надежды на победу. Именно тогда и изменилась твоя тень.
– Да. – Да. – Это так, – подтвердили несколько голосов в наступившей тишине.
Саша помолчал. Его мысли беспорядочно блуждали. Потом он поднял морду и спросил:
– А что это за эликсир, который мы пили?
Вокруг захохотали так, что женщина, сидящая в машине, опустила стекло и высунулась. Вожак тоже еле сдерживался – его морду перекосила кривая ухмылка.
– Ему понравилось, – сказал он остальным, – дайте ему еще эликсира!
И тоже захохотал. Какой-то флакон упал к Сашиным лапам – он склонил морду и, напрягая зрение, прочел:
– «Лесная радость. Эликсир для зубов. Цена 92 копейки».
– Это просто шутка, – сказал вожак. – Но если б ты знал, какой у тебя был вид, когда ты его глотал… Запомни: волк-оборотень превращается в человека и обратно по желанию, в любое время и в любом месте.
– А коровы? – вспомнил Саша, уже не обращая внимания на новую вспышку веселья. – Мне же сказали, что мы бежим в Коньково, чтобы…
Он не договорил и махнул лапой.
Смеясь, волки расходились по поляне и ложились в высокую густую траву. Вожак по-прежнему стоял напротив Саши.
– Скажу тебе еще вот что, – проговорил он, – ты должен помнить, что только оборотни – это реальные люди. Если ты посмотришь на свою тень, ты увидишь, что она человеческая. А если ты своими волчьими глазами посмотришь на тени людей, ты увидишь, что это тени свиней, петухов и жаб…
– Еще бывают пауки, мухи и летучие мыши, – сказал остановившийся рядом Иван Сергеевич.
– Верно. А еще – обезьяны, кролики и козлы. А еще…
– Ну что ты пугаешь мальчика, – перебил Иван Сергеевич, – ведь все придумываешь на ходу. Саша, не слушай.
Оба старых волка захохотали, глядя друг на друга, и Иван Сергеевич побежал дальше.
– Даже если я и придумываю все это на ходу, – заметил вожак, – это тем не менее правда.
Он повернулся, чтобы уйти, но остановился, заметив Сашин взгляд.
– Ты хочешь что-то спросить?
– Да, – ответил Саша. – Кто такие верволки на самом деле?
Вожак внимательно посмотрел ему в глаза и чуть оскалился.
– А почему б тебе не начать с вопроса, кто такие на самом деле люди?
Оставшись один, Саша лег в траву и задумался. К нему подошла Лена и устроилась рядом.
– Сейчас луна достигнет зенита, – сказала она, – погляди-ка вверх.
Саша поднял глаза.
– Разве это зенит? – спросил он.
– Это особенный зенит, – ответила Лена, – на луну надо не смотреть, а слушать. Попробуй.
Саша прислушался. Сначала был слышен только качавший листву ветер и треск ночных насекомых, а потом до его слуха донеслось что-то похожее на далекое пение или музыку – так бывает, когда неясно, что звучит: инструмент или голос. Заметив этот звук, Саша отделил его от остальных, и звук стал расти, став через некоторое время достаточно громким, чтобы можно было слушать его без напряжения. Мелодия, казалось, исходила прямо от луны – и была похожа на музыку, игравшую на поляне до превращения. Только тогда она казалась угрожающей и мрачной, а сейчас, наоборот, успокаивала.
Мелодия, которую слышал Саша, была чудесной, но в ней были какие-то досадные провалы, какие-то пустоты. Он вдруг понял, что может заполнить их своим голосом, и завыл – сначала тихо, а потом громче, подняв вверх пасть и забыв про все остальное – тогда, слившись с его воем, мелодия стала совершенной.
Саша заметил, что рядом с его голосом появились другие – они были совсем разными, но ничуть не мешали друг другу. Как будто несколько растений вились вокруг общего стержня или нити – и все были непохожи.
Скоро выла уже вся стая. Саша понимал и чувства, наполняющие каждый голос, и общий смысл всего слышимого. Каждый голос выл о чем-то своем: Лены – о чем-то легком, похожем на удары капель дождя о звонкую жесть крыши, низкий бас вожака – о неизмеримых темных безднах, над которыми он взвился в прыжке, дисканты волчат – о радости из-за того, что они живут, что утром бывает утро, а вечером – вечер, и еще о какой-то непонятной печали, похожей на радость, – вслушиваясь в музыку, Саша вдруг первый раз в жизни ощутил, как непостижим и прекрасен мир, в центре которого он лежит на брюхе.
Музыка становилась все громче, луна наплывала на глаза, закрывая все небо, – и в какой-то момент она обрушилась на Сашу, или это он оторвался от земли и упал на ее приблизившуюся поверхность.
Придя в себя, он почувствовал слабые толчки и гудение мотора. Он открыл глаза и увидел, что полулежит на заднем сиденье машины, под ногами у него – рюкзак, рядом спит Лена, положив голову ему на плечо, а за рулем впереди сидит вожак стаи, полковник танковых войск Лебеденко. Саша собрался что-то сказать, но полковник, отраженный зеркальцем над рулем, улыбнулся и прижал к губам палец, тогда Саша повернулся к окну.
Машины, растянувшись в длинную цепь, мчались по шоссе. Было ранее утро, солнце только что появилось, и асфальт впереди казался бесконечной розовой лентой. На горизонте возникали игрушечные дома надвигающегося города.
