Решив представиться, я зашагал к нему через пустой корт. Поданный свечой мяч проплыл высоко над моей головой, а потом подпрыгнул на твердой глине корта. Я услышал, как мяч ударился в боковину сетки, а мгновением позже ракетка гулко ударилась о металлический столб.
Когда я дошел до корта, он уже переступил порог проволочной двери и закрывал ее за собой на противоположной задней линии. Машина стояла на своих резиновых колесах в окружении десятков мячей, ее таймер тикал, последние три мяча лежали в загрузочном лотке. Я вышел на корт и постоял на его взрыхленной глине, рассматривая хореографию неистовой дуэли, в которой машина была не более чем сторонним наблюдателем. Брошенная сломанная ракетка лежала на стуле судьи на линии, ее ручка превратилась в щепки.
Я взял ракетку в руку и тут услышал скрежет теннисной машины. Мяч, посланный мощным крученым ударом, промчался над сеткой и ударился в глину в нескольких дюймах от задней линии, подпрыгнул и, пролетев мимо моих ног, рикошетом отскочил от ограждения. Второй мяч, поданный быстрее, чем первый, чиркнул по верху сетки и ужалил землю, едва не задев меня. Последний мяч летел прямо в меня на высоте груди. Я махнул разбитой ракеткой и отправил его через сетку на соседний корт.
Позади теннисной машины на мгновение приоткрылась проволочная дверь. Меня поприветствовали взмахом руки, а над полотенцем на шее теннисиста я разглядел кривую, но очень бодрую улыбку. Он сразу зашагал прочь, постукивая по металлической сетке козырьком кепки.
Я потер ссадину на ладони, вышел с корта и побрел обратно к клубу. Он уже почти исчез в качавшихся на лужайке радугах. Возможно, теннисная машина была неисправна, но я догадался, что он изменил установку механизма, когда увидел меня и понял мои намерения. Видимо, ему очень хотелось увидеть, как я отреагирую на ее жесткие подачи. В голове у меня уже вертелась мысль о том, что этот нервный, темпераментный человек наверняка тренировался с Фрэнком и теперь злополучная машина была призвана занять место моего брата.
4
Происшествие на автомобильной стоянке
Эстрелья-де-Мар выходила поразмяться. С балкона квартиры Фрэнка тремя этажами выше плавательного бассейна я наблюдал за членами клуба «Наутико», занимавшими свои места под солнцем. Теннисисты размахивали ракетками, выходя на корты, разогреваясь для трех сетов жесткой борьбы. Любительницы солнечных ванн развязывали верхние бретельки своих купальных костюмов и намазывались кремом возле бассейна, осторожно прижимая к накрашенным перламутровой помадой губам ледяные соленые края первых Маргарит [15] нового дня. Множество драгоценностей сверкало меж загорелыми грудями, точно в золотоносных копях или сказочных сокровищницах. От гвалта болтовни, казалось, подрагивает гладь бассейна. Счастливые члены клуба весело, без всякого стеснения допрашивали друг друга о приятных преступлениях прошедшей ночи.
Обращаясь к Дэвиду Хеннесси, который порхал за моей спиной среди беспорядка владений Фрэнка, я заметил:
– Какие красивые женщины… Золотая молодежь клуба «Наутико». Видимо, здесь это понятие распространяется на любого мужчину и женщину моложе шестидесяти.
– Абсолютно верно, дорогой приятель. Приехал в Эстрелья-де-Мар – и можешь выбросить календарь.
Он подошел ко мне и громко вздохнул.
– Великолепное зрелище, правда? Посмотришь на все эти роскошные тела, и снова захочется тряхнуть стариной.
– Верно. Хотя зрелище и немного грустное. Пока эти дамы демонстрируют свои груди официантам, их радушный хозяин сидит за решеткой в тюрьме Сарсуэлья.
Хеннесси положил легкую как пушинка руку мне на плечо.
– Дорогой мой мальчик, я понимаю. Но Фрэнк был бы счастлив видеть их здесь. Он создал «Наутико», этот клуб всем обязан ему одному. Верьте мне, мы все поднимаем пинья-коладу [16] за его освобождение.
Я подождал, пока Хеннесси уберет руку, едва касавшуюся моей рубашки, – сдержанность этого жеста сделала бы честь самому ласковому из назойливых сводников. Льстивый и елейный, с подобострастной, улыбкой, он усвоил дружелюбную, но чуть неуверенную манеру держаться, скрывавшую, как я подозревал, изощренную изворотливость. Когда я пытался заглянуть ему в глаза, Хеннесси их мгновенно отводил. Если члены синдиката Ллойда, в котором он прежде был страховым агентом, процветали, то столь странное поведение должно было иметь свои скрытые мотивы. Мне было любопытно, почему этот привередливый человек остановил свой выбор на Коста-дель-Соль, и я невольно задумался о соглашениях об экстрадиции или, точнее, об отсутствии таких соглашений.
– Я рад, что Фрэнк был здесь счастлив. Эстрелья-де-Мар – самое приятное место из всех, что я видел на этом побережье. Но, думаю, Палм-Бич или Багамы вам больше подойдут.
Хеннесси помахал рукой женщине, принимавшей солнечную ванну в шезлонге у бассейна.
– Да, друзья на родине говорили мне то же самое. Если быть честным, я согласился с ними, когда впервые приехал сюда. Но все меняется. Знаете, это местечко не похоже ни на какой другой курорт. Здесь совершенно особая атмосфера. Эстрелья-де-Мар – это настоящее сообщество. Иногда мне даже кажется, что оно чрезмерно живое.
– Ничего похожего на поселения отставных банкиров вдоль побережья – Калахонда и так далее?
– Абсолютно ничего похожего. Люди в этих пуэбло…
Хеннесси брезгливо отвернулся от побережья, словно увидел ядовитую гадину.
– Смерть разума, замаскированная под сотни миль белого цемента. Эстрелья-де-Мар больше походит на Челси или Гринвич-Виллидж шестидесятых годов. Здесь есть театральные и кинематографические клубы, хоровое общество, курсы, готовящие высококлассных поваров. Иногда я мечтаю о полном безделье, но на это даже надеяться не стоит. Замрите хотя бы на мгновение, и обнаружите, что связаны по рукам и ногам в новой версии «Ожидания Годо».
– На меня это произвело впечатление. Но в чем секрет?
– Ну, скажем…
Хеннесси спохватился и томно улыбнулся, глядя в пространство.
– Это скорее что-то неуловимое. Вы найдете его для себя сами. Если у вас будет время, оглянитесь вокруг. Меня удивляет, что вы никогда у нас не бывали.
– Да, жаль. Но эти кварталы высотных домов в Торремолиносе отбрасывают такие длинные тени. Я думал, без всякого снобизма, что здесь сплошь рыба и чипсы, бинго и дешевый крем от загара, и все утопает в море слабого пива. Не об этом люди хотят прочитать в «Ньюйоркере».
– Пожалуй. А почему бы вам не написать о нас дружественную статью?
Хеннесси наблюдал за мной в своей приветливой манере, но я почувствовал, что он внутренне насторожился. Он вернулся в гостиную Фрэнка и стал так сокрушенно качать головой над книгами, сброшенными с полок во время обыска, будто досмотр уже распространился на множество мест в курортном местечке Эстрелья-де-Мар.
– Дружественную статью? – Я перешагнул через разбросанные диванные подушки.– Возможно, напишу… когда Фрэнк выйдет из тюрьмы. Мне необходимо время, чтобы со всем определиться.
– Весьма благоразумно. Пока вы и представить себе не можете, что тут можно обнаружить. Сейчас я отвезу вас к дому Холлингеров. Я знаю, вы хотите его увидеть. Впрочем, готовьтесь к жуткому зрелищу.
Хеннесси подождал, пока я сделаю последний обход квартиры. В спальне Фрэнка у стены стоял матрац со швами, распоротыми полицейскими экспертами, которые искали мельчайшие доказательства вины Фрэнка. Костюмы, рубашки и спортивная одежда устилали пол, а кружевная шаль, когда-то принадлежавшая нашей матери, висела на зеркале туалетного столика. Раковина в ванной была завалена бритвенными принадлежностями, аэрозольными упаковками и коробочками с витаминами, сброшенными с полок медицинского шкафчика. Сама ванна поблескивала осколками стекла, между которых змейкой вилась струя голубого геля для душа.
На каминной доске в гостиной я узнал детскую фотографию, запечатлевшую Фрэнка со мной и матерью в Эр-Рияде, перед нашим домом в жилом комплексе британских подданных. Озорная улыбка Фрэнка и моя туповатая серьезность старшего брата контрастировали с измученным взглядом нашей матери, старавшейся выглядеть бодрой перед фотоаппаратом отца. Забавно, что задний план белых вилл, пальм и многоквартирных домов почти не отличался от Эстрелья-де-Мар.
Рядом с целой шеренгой теннисных трофеев было другое фото в рамке, сделанное профессиональным фотографом в обеденном зале клуба «Наутико». Раскованный и, возможно, подвыпивший, Фрэнк в белом смокинге принимал группу своих любимых членов клуба, восхищенных блондинок с глубокими декольте и их снисходительных мужей.
Рядом с Фрэнком сидел, заложив руки за голову, светловолосый мужчина, которого я видел на теннисном корте. Камера запечатлела его атлетом и интеллектуалом, его рельефные мускулы контрастировали с тонкими чертами лица и глубоким взглядом. Он откинулся на спинку стула, закатал рукава рубашки, смокинг бросил на соседний стул – явно наслаждаясь всеобщим весельем, но и вместе с тем посматривая на этих легкомысленных прожигателей жизни сверху вниз.
