Я делаю себе чашку эспрессо и, поставив ее на стол для разделки теста, принимаюсь за приготовление пасты. Слышно, как Тони насвистывает в кладовке-холодильнике, где он распаковывает новую партию мяса и яиц. Я отмеряю нужное количество муки и макаронной крупки и раскладываю их маленькими кучками на мраморном столе. Тони приносит мне большую миску свежих яиц и несколько банок с приправами, два вида перца (красный и черный, грубого помола), лимонную цедру и пасту из анчоусов. Несколько лет я учила своих поваров готовить настоящую итальянскую пасту, однако до сих пор предпочитаю делать ее сама. Это занятие требует одновременно тишины и сосредоточенности, физической силы и полного спокойствия. Больше всего я люблю готовить пасту рано утром, до прихода персонала, до того часа, когда оживает наша кухня.
Джейк, наоборот, любит распоряжаться на кухне по вечерам, когда в ресторане самый наплыв посетителей; он выкрикивает команды и размахивает кухонным ножом, словно ополоумевший маэстро. В такое время на кухне, сколь угодно большой, место есть только для одного шеф-повара. Когда мы с Джейком впервые встретились, я решила, что мы идеально дополняем друг друга, как инь и ян. То, что различия в характере хороши для деловых отношений, но не для брака, я поняла только теперь. В браке людей сильнее связывает схожесть в разных мелочах. В этом смысле Джейку больше подходит Николь — они оба наделены мощным темпераментом, оба заполняют своей персоной все помещение, буквально выжигая пространство вокруг себя, и оба, если им позволить, способны высосать из тебя все соки — чтобы затем спокойно отбросить тебя в сторону.
Джейк подходит ближе, молча усаживается на табурет и внимательно наблюдает, как я вымешиваю тесто. Идет первая стадия процесса, когда клейковина еще не набухла, и я чувствую, как макаронная крупка покалывает мне ладони.
Джейк не произносит ни слова, и я продолжаю работать, не глядя на него. Руки почему-то начинают дрожать, и я пытаюсь понять отчего — то ли от того, что мне хочется задушить Джейка, то ли еще хуже — схватить за плечи и поцеловать. И поскольку я не могу предугадать, что могут выкинуть мои руки в следующую секунду, я заставляю их месить и месить, хотя под пристальным взглядом Джейка и это совсем нелегко.
— Как ребенок? — наконец спрашивает он.
— Хлоя чувствует себя прекрасно, — бросаю я, в который раз отметив про себя, что Джейк по-прежнему не называет ее по имени. — Полностью выздоровела.
— Хорошо. Это хорошо, — говорит он.
Я продолжаю месить тесто. Джейк продолжает смотреть на меня. Я чувствую, что он хочет сказать что-то еще, но не представляю, что именно. Внезапно я понимаю, что больше этого не вынесу. Я не могу заниматься пастой, когда Джейк сидит рядом и неотрывно смотрит на меня, делая вид, что мы всего лишь деловые партнеры.
— Мне бы хотелось ее увидеть, — наконец говорит Джейк. — Увидеть Хлою.
Я продолжаю работать, я не верю своим ушам. Не получив ответа, Джейк добавляет:
— Я знаю, что я… э-э… что мы с тобой не оговорили детали относительно Хлои, и вообще, но я даже не стану выходить с ней на улицу, если ты не хочешь. Я просто приду на нее посмотреть. В твоем присутствии или нет, как скажешь.
Этот примирительный тон, это смирение — как-то не похоже на Джейка. Неужели болезнь Хлои, чуть ее не погубившая, заставила его изменить отношение к дочери?
— Конечно, приходи. Как-никак она твоя дочь.
На секунду я вскидываю на него глаза. Мой тонкий сарказм не произвел на него никакого впечатления.
— Я могу только в воскресенье, — после некоторой паузы говорит Джейк. — Когда наш ресторан закрыт. — Чтобы Джейк ради ребенка не пошел на работу? — боже упаси! Нет, не настолько изменила его болезнь дочери. — Скажем, около полудня?
— Хорошо.
Это все, что я могу из себя выдавить.
— Значит, увидимся в воскресенье, — говорит он, вставая.
Когда я вновь поднимаю глаза, Джейк уже стоит возле кухонного стола и продолжает нарезать лук. Я слушаю, как он насвистывает вальс Мюзетты, и думаю о том, что бы все это значило.
В тот вечер, когда Хлоя засыпает, я достаю все выпуски «Chef's Technique» за последние два года. Удобно устроившись на диване, с бокалом бароло в руке, я просматриваю статьи Артура Коула, пытаясь понять человека, который приводит одиннадцать различных вариантов приготовления салата со шпинатом, причем дотошно, в мельчайших деталях описывает каждый рецепт.
Сама я предпочитаю держать рецепты в уме, хотя и храню дома подшивки «Gourmet», «Bon Appétit», «Saveur» и, конечно, «Chefs» за последние пять лет. Самые свежие экземпляры лежат у меня на полке в кухне; остальные аккуратно уложены в коробки, на каждой из которых стоят даты и номера журналов. Я не пытаюсь понять, зачем мне все это нужно. Знаю только одно — мне почему-то приятно сознавать, что, если когда-нибудь мне срочно понадобится приготовить бибим-бап («Gourmet» за август 2004 года) для высоких гостей из Кореи, я не ударю лицом в грязь. Но еще я знаю, что не хотела бы стать такой же одержимой, как мистер Коул.
Днем в субботу, пока Хлоя спит, я наконец задумываюсь, что бы такое надеть вечером, и понимаю, что мой гардероб находится в плачевном состоянии. Я не ходила по магазинам уже несколько месяцев, практически с рождения Хлои. Широкие поварские штаны Джейка на резинке и либо поварская туника, либо просторная белая рубашка — вот и все, что я носила во время беременности, остальное же, то есть вечернее платье, шубку и пару вязаных кофточек (ненавижу их!) брала напрокат. Впрочем, походы по магазинам я забросила не из-за беременности. Занимаясь ресторанным бизнесом, очень быстро начинаешь ценить удобство униформы. И скоро это становится образом жизни.
Наконец я выбираю черные «жатые» брюки и черный кашемировый джемпер. Я обдумываю совет Ренаты по поводу распущенных волос, затем прихожу к выводу, что длинные распущенные волосы вряд ли произведут на Артура впечатление. Строгие педанты, как правило, не любят неприбранные волосы. И я просто закручиваю их в узел.
Габриэлла, за которой следуют Майкл и Рената, прибывает ровно в семь вечера, и в тот момент, когда они переступают порог квартиры, Хлоя просыпается и начинает плакать. Она замирает всем телом, намертво вцепляясь в меня. В итоге нам помогает Майкл: он осторожно отцепляет от меня Хлою и передает ее в подставленные руки Габриэллы. Потом все тот же Майкл, с которым я едва успела поздороваться, мягко, но решительно выводит меня за дверь и ведет к лифту. Когда мы уже сидим в такси, он ободряюще трогает меня за плечо.
— Между прочим, она замолчала, не успели мы выйти в коридор. Все младенцы одинаковы — плачут, чтобы помучить родителей.
— Мне так стыдно, что я ее оставила.
— Ты сама виновата, Мира, — говорит Рената. — Нужно было это сделать гораздо раньше. Сейчас она бы уже привыкла оставаться с другими людьми.
— Ха! — произносит Майкл, бросая на меня понимающий взгляд. — Дети к такому не привыкают.
Рената быстро переводит разговор на другую тему, и мы обсуждаем, кто что закажет, и смеемся над тем, что, готовясь к походу в ресторан, ни один из нас за весь день ничего не съел. Я украдкой рассматриваю мужа Ренаты, который оказывается совсем не таким, каким я его себе представляла. Во-первых, он гораздо старше, чем я думала. Где-то пятьдесят с небольшим, лет на десять старше Ренаты. Некрасив, нос крупноват, глаза маловаты, но при этом чудесного голубого цвета, а взгляд спокойный и дружелюбный. Волосы густые и темные, на висках чуть тронутые сединой, маленькая аккуратная бородка, черная с проседью. Со стороны кажется, что он Ренате не пара: у него вид человека скорее домашнего, покладистого и слегка рассеянного; такие, как он, предпочитают фланель и габардин, а не шелк и кашемир. У него в шкафу вполне может отыскаться мягкий спортивный костюм, который он даже время от времени надевает.
Рената уже не раз знакомила меня со своими приятелями мужского пола, все они были значительно моложе ее, красивые, холеные. По сравнению с ними Майкл, пожалуй, простоват. Но Рената и сама изменилась, стала мягче и как-то спокойнее. Ростом она выше Майкла, он обнимает ее за плечи немного неловко, зато нет-нет да и притянет к себе в порыве чувств. Она хихикает, когда он что-то шепчет ей на ушко, наверное что-то глупое и нежное, потому что Рената на миг превращается в простую девчонку, какой была когда-то. Мне нравится Майкл, и я думаю о том, что Ренате повезло. Не много на свете мужчин, которые способны так рассмешить женщину, а большинство даже не пытается.
«Ле Бернаден» — один из немногих манхэттенских ресторанов, включая «Ла Гренуй», «Времена года» и «Артистическое кафе», которые почти не изменились со дня своего основания. Через несколько месяцев после открытия, состоявшегося в Нью-Йорке в январе тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, журнал «Gourmet» присвоил «Ле Бернадену» и его шеф-поварам (и владельцам) Жильберу и Маги Ле Коз четыре звезды — неслыханное, прямо-таки историческое событие в ресторанном мире. Сейчас, спустя четверть века, этот ресторан стал, образно выражаясь, одной из гранд-дам Нью-Йорка. Если бы «Ле Бернаден» был женщиной — а я считаю, что у большинства ресторанов женская душа, — то это была бы Грейс Келли[15], красивая, элегантная и загадочная.
