– Чего?
– Рублей.
– Не знаю. Она спит еще.
Николаева вошла в другую комнату. Там на полу спали две женщины.
– Что, и Сула приехала? – посмотрела на них Николаева.
– Ага, – выглянула из-за ее спины Наташа, – под утро приползли на рогах.
– Тогда – на хуй… – досадно махнула рукой Николаева.
– Ну и чего? – Водитель стоял перед открытой входной дверью.
– Зайди, – пошла к нему Николаева.
Он вошел. Она закрыла за ним дверь:
– Слушай, у нас с рублями облом. Давай я тебе отсосу?
Он посмотрел на нее. Потом на Наташу. Наташа усмехнулась. Пошла к себе.
– Давай. – Николаева взяла его за руки.
– Ну, вообще-то… – Он в упор смотрел на нее.
– Давай, давай… в ванной. Ну, облом с бабками, видишь. А этих сучар будить – вони не оберешься… – Она потянула его за руку.
– Я могу поехать поменять, – остановился он.
– Не смеши. – Она зажгла свет в ванной. Втянула его за руку. Заперла дверь. Присела. Стала расстегивать ему брюки.
– А ты… давно… это? – смотрел он сверху.
– Много вопросов, юноша… о! А мы быстры на подъем… – Она потрогала сквозь брюки его напрягшийся член.
Расстегнула ремень. Молнию. Стянула вниз серые брюки. Потом черные трусы.
У водителя был небольшой горбатый член.
Она быстро всосала его губами. Обхватила руками лиловатые ягодицы. Стала быстро двигаться.
Водитель оттопырил зад. Слегка наклонился. Оперся рукой о стиральную машину. Засопел. Его серьга покачивалась в такт движению.
– Погоди… зайка… – Он положил руку на ее голову.
– Больно? – выплюнула она член.
– Нет… просто… я так никогда не кончу… давай это… по-нормальному…
– Я без кондома не буду.
– А у меня… я… не вожу с собой… – засмеялся он.
– Вот с этим нет проблем. – Она вышла. Вернулась с пачкой презервативов. Распечатала. Ловко и быстро надела ему. Скинула халат. Повернулась к нему задом. Облокотилась на раковину:
– Давай…
Он быстро вошел. Обхватил ее длинными руками. Двигался быстро. Сопел.
– Хорошо… ой, хорошо… – спокойно повторяла она. Разглядывала в зеркале свой синяк.
Он кончил.
Она подмигнула ему в зеркало:
– Пират!
Посмотрела на него внимательно. Внезапно губы ее задрожали. Она зажала себе ладонью рот.
Он сопел носом, прикрыв глаза. Положил ей голову на плечо.
Она протянула руку. Закрыла сливное отверстие в ванне. Пустила воду, едва сдерживая рыдания:
– Все. Мне… мне… греться пора.
Он тяжело заворочался на ней. Открыл глаза. Его член вышел из ее влагалища. Водитель посмотрел на него.
– В… в сортир, – посоветовала она. Сняла с полки флакон с шампунем. Ливанула в ванну. И разрыдалась в голос.
Он хмуро глянул на нее:
– Чего? Плохо?
Она замотала головой. Потом схватила его руку. Опустилась на колени, прижала руку к груди. Зарыдала сильнее, зажимая себе рот.
– Чего? – смотрел он сверху. – Обидели, что ли? А? Чего ты?
– Нет, нет, нет… – всхлипывала она. – Погоди… погоди…
Прижимала его руку к грудине. И рыдала.
Он покосился на себя в зеркало. Терпеливо стоял. Презерватив со спермой висел на увядающем члене. Покачивался в такт ее рыданиям.
Она с трудом успокоилась:
– Это… это так… все… иди…
Водитель подтянул брюки. Вышел.
Николаева села в ванну. Обняла колени руками. Положила на них голову.
В туалете зашумел сливной бачок.
Водитель заглянул в ванную.
– Все в порядке? – не подняла головы Николаева.
Он кивнул. С любопытством смотрел на нее.
– Если хочешь – приезжай еще.
Он кивнул.
Она сидела неподвижно. Он вытер нос:
– Тебя как зовут?
– Аля.
– А меня Вадим.
Она кивнула себе в колени.
– У тебя… проблемы большие?
– Да нет. – Она упрямо тряхнула головой. – Просто… так просто… все… пока.
– Ну пока.
Водитель скрылся. Хлопнула входная дверь.
Ванна наполнялась водой. Вода дошла до подмышек. Николаева закрыла кран. Легла.
– Господи… вор, вор, вор… вор, вор, вор…
Пена шуршала вокруг ее заплаканного лица.
Николаева задремала.
Через 22 минуты в ванную заглянула Наташа:
– Аль, вставай.
– Чего? – Николаева недовольно открыла глаза.
– Парвазик приехал.
Николаева быстро села.
– Ах ты, блядь. Стукнула?
– Он сам приехал.
– Сам! Гадина! Ну, попроси у меня еще белье!
– Пошла ты…
Наташа захлопнула дверь.
Николаева провела мокрыми руками по лицу. Закачалась:
– Ну, блядь… ну, тварь…
Тяжело встала. Приняла душ. Обмотала голову полотенцем. Вытерлась. Надела халат. Вышла в коридор.
– С легким паром, – раздалось на кухне.
Николаева пошла туда.
Там сидели двое мужчин.
Парваз: 41 год, маленький, черноволосый, смуглый, небритый, с мелкими чертами лица, в сером шелковом пиджаке, в черной рубашке, в узких серых брюках, в ботинках с пряжками.
Паша: 33 года, полный, светловолосый, белокожий, с мясистым лицом, в серебристо-сиреневом спортивном костюме «Пума», в голубых кроссовках.
– Здорово, красавица. – Парваз поднес спичку к сигарете.
Николаева прислонилась к дверному косяку.
– Мы же с тобой, па-моему, дагаварились. – Он затянулся. – Па-хорошему. Ты мне что-то пообещала. А? Разные слова гаварила. Клялась. А? Или у меня что-то с памятью?
– Парвазик, у меня проблема.
– Какая?
– На меня наехали круто.
– И кто? – Парваз выпустил длинную струю дыма из тонких маленьких губ.
Николаева распахнула халат:
– Во, посмотри.
Мужчины молча посмотрели на синяк.
– Понимаешь, это вообще… Я до сих пор опомниться не могу. Дай закурить.
Парваз протянул ей пачку «Данхил», спички.
Она закурила. Положила сигареты и спички на стол.
– Короче, вчера я на шесте свою программу сделала, ну и пошла по клубу – тряхнуть на персоналку. Народу немного было. Ну и два мужика сидят, один мне знак подал. Я подошла, волну сделала, сиськами тряхнула. Он говорит, сядь, посиди. Я присела, они шампанского заказали. Выпили, стали пиздеть. Они – нормальная такая лоховня, торгуют какими-то увлажнителями воздуха. Один из Прибалтики, красавец такой высокий, а имя сложное какое-то… Ритэс-хуитэс… не запомнила, а второй толстый, Валера. Ну, я говорю, мне холодно, я пойду оденусь. «Да, да, конечно. И приходи к нам». Ну, я платье надела, вернулась к ним. «Чего ты хочешь?» Я говорю: «Перекусить чего-нибудь». Заказали мне шашлык из осетрины. «Ты стриптиз давно танцуешь?» Я говорю – недавно. «Сама откуда?» Из Краснодара. Ну и все такое. А потом этот прибалт говорит: «Поехали ко мне домой?» Я: 300 баксов ночь. «Нет проблем». Ну, расплатились они, выкатились. И я. У них «Волга» такая, белая, новая совсем. Села к ним. И только мы от клуба отъехали, один мне – раз! маску с какой-то хуйней. Прямо на это… вот так… на морду. И все. И я очнулась: темно, лежу, руки сзади в наручниках, бензином воняет. В багажнике. Лежу. Там хуйня какая-то рядом. Ну, а машина едет и едет. Потом остановилась. Они багажник открыли, вытащили меня. В лесу в каком-то. Утром уже. Раздели, привязали к березе. Да! А рот они мне еще раньше залепили. Типа пластыря что-то… Вот. И потом. Потом вообще это пиздец какой-то! У них такая… такой, типа сундука. А там лежал как будто топор такой, ну, как каменный. На палке кривой. Но это не камень только, а лед. Топор такой ледяной. Вот. И, значит, один козел взял этот топор, размахнулся, и к-а-а-ак ебнет мне в грудь! Вот сюда прямо. А другой говорит: «Рассказывай все». Но рот-то у меня заклеенный! Я мычу, но говорить-то не могу! А эти гады стоят и ждут. И опять: хуяк по груди! И опять: говори. У меня уже поплыло все, больно, ужас, блядь, какой-то. И – третий раз. Хуяк! И я отключилась. Вот. А потом очнулась: больница какая-то. И парень какой-то меня трахает. Я сопротивляться начала, а он нож вытащил и к горлу приставил. Вот. Ну, натрахался. Стал бухать. Я лежу – сил нет пальцем пошевельнуть. А он говорит: «Теперь здесь жить будешь». Я говорю: «На хера?» А он: «Будем тебя иметь». Я говорю: «У вас проблемы будут, я под Парвазом Слоеным хожу». А он говорит: «Я положил на твоего Парваза». Ну, он набухался быстро. Я говорю: «Я в сортир хочу». Он позвал санитара такого, бычару. Тот повел меня. Я голая иду по коридору, вижу, у него хуило стоит. В сортир вошла, а он за мной: «Становись раком!» Ну, встала, чего делать. Трахнул меня, отвалился в коридор. А в сортире окно такое, ну, типа стеклопакет. И никакой решетки, главное! Я окно открыла, вылезла потихоньку, там лес какой-то. В лес как рванула! Бежала, бежала. Потом поняла – Воробьевы горы. Вышла на шоссе, мотор взяла, и вот – Наташка видела, как я приехала. Место это, ну, эту больницу, я смогу найти.
Парваз и Паша переглянулись.
– Вот, братан, а ты удивляешься – пачему у нас убыток. – Парваз потушил сигарету. Рассмеялся: – Ледяной тапор, блядь! А может – залатой? А? Или брыльянтовый? А? Ты ошиблась, это не лед был – брыльянты. Брыльянтовым тапаром – па груди, па груди. А? Харашо. Для здаровья. Палезно.
