— Понял! — с готовностью гавкнул Жук, хотя на самом деле ничего не понял. — А чего делать-то?
— Ну, этого я пока не знаю, — задумчиво сказала кошка. — Но буду думать…
— А, сейчас, значит, ничего не надо делать? — расслабился Жук. — Тогда, Мариванна, я посплю, ладно? А то наелся, в сон клонит…
— Вот деревенщина, лишь бы пожрать да поспать! — пренебрежительно фыркнула Марианна. — А еще раз назовешь Мариванной, зенки выцарапаю, понял? Ма-ри-ан-на, понял?
— Понял-понял, — пробормотал Жук, проваливаясь в сладкий сон. Перед помутившимся его взором возникла Бабушка. Она потрепала его по голове ласковой рукой и дала огромный кусок, чуть не полбатона, сырокопченой колбаски… Жук уснул счастливым.
Катя проснулась рано, но еще долго лежала, наблюдая, как на задернутых шторах пляшут тени от шевелящейся листвы. Ветерок перебирал ветви, тени причудливо переливались. Катя вслушивалась в разнообразные звуки старого дома — что-то где-то поскрипывало, пощелкивало, шуршало…
Потом плотно шмякнулось об пол — бабушкина кошка спрыгнула с ее постели, мягко прошлась по половицам. Катя свесилась с высокой подушки — кошка стояла напротив кушетки и неотрывно смотрела ей в глаза.
— Что, выпустить тебя? — догадалась Катя.
Марианна пошла к двери, изгибая в разные стороны кончик вертикально поднятого хвоста. Царственно вышла на затененное деревьями крыльцо, осмотрелась. Катя вышла за ней, поежилась от утренней прохлады. Но солнце уже тянуло свои лучи сквозь ветви, и там, где они пятнышками попадали на кожу, ощущалось тепло.
Катя умылась, оделась, бесцельно походила по дому. Надо было что-то делать, а что — непонятно. Попила чаю. Решила убраться, хотя вчера какие-то расторопные девушки вымыли пол, убрали свечи, сняли тюль с зеркал — убрали все печальные знаки похорон.
Перетерла кухонные полки, разобралась в книжном шкафу, в комоде. Вытирая пыль, нашла старые бархатные альбомы с фотографиями, уселась их рассматривать. Плохонькие любительские карточки запечатлели жизнь бабушки и дедушки, их многочисленных друзей, потом ее мамы с подругами. Вот мама уже с папой — молодые, веселые, в какой-то экспедиции… Потом карточки стали лучше качеством, больше, и вот уже она сама — в детском саду, наряженная в костюм Красной Шапочки, в школе — с большим букетом и новым портфелем, потом в старших классах…
Во дворе громко залаял Жук. Катя выглянула в окно. За калиткой видна была широкополая шляпа и темные очки. Жук приплясывал с этой стороны калитки, демонстрируя крайнюю степень ответственности.
Катя вышла во двор, открыла калитку.
— Добрый день! — Дородная дама в брючках-капри, сильно декольтированной блузке и с крошечной собачкой на руках грудью оттеснила ее обратно во двор. Катя успела заметить из-за нее «лексус»-металлик с затемненными стеклами. Жук продолжал наскакивать на гостью, имея в виду, скорее всего, даже не даму, а ее ручную собачонку. — Вы ведь внучка хозяйки этого дома? — спросила дама, поднимая очки на лоб. И, не дожидаясь ответа, так же напористо продолжила: — Я хочу переговорить насчет продажи.
— Продажи чего? — отступила на шаг Катя.
— Как чего, дома и участка, конечно! Вы же продавать будете? — почти утвердительно сказала гостья.
— Во-первых, я ничего продавать не собираюсь! — отрезала Катя, приходя в себя. — А во-вторых, кто вы такая?
— Да какая разница! — раздраженно воскликнула дама. Собачонка визгливо залаяла, видимо уловив понятную интонацию. — Мне сказали, что вы продаете, я приехала переговорить насчет цены и задатка.
— Я ничего не продаю и не собираюсь, — уже спокойнее сказала Катя. — У вас неверная информация.
— Ну, девушка! Зачем вам эта развалюха, тем более что вы живете в Питере! — еще более раздраженно заговорила дама. — Я дам рыночную цену, хороший задаток, пока вы будете оформлять наследство. Двадцать тысяч долларов вас устроят?
— Мне не нужны никакие тысячи долларов, — еще более спокойно сказала Катя. — Попрошу вас оставить территорию. Дом не продается.
— Господи, какая фанаберия! — наконец не выдержала дама. — Мы бедные, но гордые, да? Все равно развалюха твоя сгорит, не успеешь оглянуться! Тогда продать будет в сто раз сложнее и цена будет другая!
— Уходите, пожалуйста. — Катя сама пошла на даму, тесня ее к калитке. — И не надо мне угрожать, а то я обращусь в милицию и заявлю, что вы угрожали мне поджогом. Вот тогда и посмотрим, какая будет цена.
— Ах ты, соплячка! — Дама разгневанно нахлобучила на нос очки. Собачка изнемогала от визга, дергаясь у нее на руках, Жук вторил октавой ниже. Получился хорошенький дурдом.
Дама вывалилась за калитку, рванула заднюю дверцу, «лексус» взвыл мотором и уехал. Катя стояла у калитки, уперев руки в бока, и смотрела вслед уехавшей иномарке. Жук радостно прыгал вокруг.
— Шо тут было-то? — приковыляла от своих ворот тетя Галя-Хохлушка.
— Да так, покупательница приезжала, — неохотно сказала Катя.
— Дом покупать?
— Ну да, дом.
— А ты шо же, будешь продавать? — с большим интересом уставилась на Катю соседка.
— Не собираюсь!
— А шо же, пустой будет стоять или пустишь кого? — не унималась тетя Галя. — Пустой-то дом — не жилец.
— Там посмотрим, — погрустнела Катя.
— Ну да, ну да… — Тетя Галя хотела было еще что-то сказать, но Катя медленно закрыла калитку и пошла в дом.
А на самом деле, что же теперь делать с домом? До нее только сейчас дошло, что этот вопрос предстоит решать ей и только ей.
Жук в ожидании обеда тоже обдумывал невеселые перспективы.
— Ну, как дела, Жучка? — хрипло поинтересовался выползший из зарослей крапивы Васька. — Бабушка того, в ящик сыграла? Вас с Манькой теперь, поди, на улицу вышвырнут?
Васька крепко потянулся всем своим жилистым телом, потер изувеченную морду, небрежно почесал единственное ухо.
Жук приуныл. От этого подонка так просто не отделаешься. Васька был самый главный среди окрестных котов, а возможно, и самый главный в поселке. Бесстрашный, злой, весь изрезанный и разорванный в бесконечных драках, он жил сам по себе, брал все, что хотел, без спроса. Украсть зазевавшуюся курицу или придушить злобную городскую собачонку, начинавшую наводить свои порядки «среди пейзан», ему было раз плюнуть. Местные кошки столбенели перед ним, как деревенские дурочки перед киноартистом, поэтому среди поселковых котят было подозрительно много одинаковых с лица серо-полосатых прогонистых хулиганов.
Но Жук боялся и ненавидел Ваську не за длинные смертельно опасные когти и не за имидж беспредельщика. Васька помыкал им, поскольку знал тайну.
— Пожрать нету? — равнодушно спросил Васька. — А то вчера занят был, ничего не припас.
— Да, есть, есть, — слишком суетливо замахал хвостом Жук. Он залез под сарай, носом вытолкал миску со вчерашними объедками.
Васька подозрительно осмотрел остатки, лапой выудил почти целую котлету и одним махом проглотил ее. Закусил сыром и брезгливо вывалил остальное на землю.
— Ну ладно, Жучка, я пока посплю. А ты покарауль, а то тут пацаны с Первомайской привязались, всю ночь пришлось отмахиваться. — Васька плюхнулся на землю в тени от будки и тут же захрапел.
Только сейчас Жук заметил на его боку свежую рваную рану, впрочем уже грамотно зализанную.
«Вот еще не было печали, — подумал Жук. — Теперь, пока не выспится, сиди тут как привязанный». У него были планы пробежаться до станции, пообщаться с компанией на привокзальной площади — там всегда знали все свежие новости и сплетни. Но ослушаться Васьки Жук не смел.
Когда Дедушка подобрал его на речке, обратив внимание на прибитый к берегу мешок, в котором кто-то поскуливал, Жуку было две недели от роду. Добрый интеллигентный Дедушка принес его домой, отогрел и выкормил, как родного. Единственное, в чем он промахнулся, было определение пола щенка и, соответственно, выбор клички.
Дедушка и Бабушка долго разглядывали найденыша, переворачивая его на спину, что он воспринимал как веселую игру, и вынесли вердикт: сучка, девочка. Назвали девочку, не мудрствуя лукаво, Жучкой, и под этим именем щенок прожил полгода. Пока не стало совершенно очевидно, что Жучка никакая не Жучка. Сконфуженный Дедушка загоревал, но Бабушка утешила его и сказала, что ничего страшного, пусть будет не Жучка, а Жук, тем более что основная масть пса — черная.
Жук воспринял бы переименование спокойно, если бы не бродячий кот Василий, тогда еще совсем молодой и веселый. Он так потешался над бедным новоиспеченным Жуком, что тому пришлось отстаивать свою честь в бою. В нем он, увы, не преуспел, получил несколько глубоких царапин на носу и потерял кусок шкуры. После чего Васька предложил мировую, и Жуку пришлось стерпеть. Но с тех самых пор кот не упускал возможности посмеяться над поверженным Жуком, называя его Жучкой и время от времени взыскивая контрибуцию.
