– Спасибо, что вызволили меня, – сказала она. – Правда, спасибо вам, что освободили меня.
Чон До пощупал скотч, он уже не был таким липким. Ее локон прилип к нему. Чон До пустил его по ветру.
– Боже мой, – произнесла она. – Вы один из них.
Песок, подхваченный ветром, засыпал сумку и попал ей в глаза.
– Поверьте, – сказал он. – Я знаю, что вы сейчас чувствуете.
– Не делайте этого, – прошептала она. – В вас есть что-то хорошее, я вижу. Отпустите меня, и я спою вам. Вы не представляете, как я умею петь.
– Ваша песня не дает мне покоя, – сказал он. – О парне, который перестает грести посредине озера.
– Это только одна ария, – заметила она. – Из целой оперы, там много сюжетных линий, неожиданных поворотов и предательств.
Чон До наклонился ближе.
– Тот парень остановился потому, что спас девушку, а на берегу ему придется отдать ее своему господину? Или он похитил девушку и знает, что его ждет наказание?
– Это любовная история, – сказала она.
– Я понимаю. Но почему он это сделал? Может, знал, что его отправят в трудовой лагерь? – спросил он.
Она впилась глазами в его лицо, словно он знал ответ.
– Как все закончится? – спросил он. – Что с ними станет?
– Выпусти, и я расскажу, – попросила она. – Открой сумку, и я спою тебе концовку.
Чон До взялся за молнию и закрыл ее. Он обратился к тому месту за черным нейлоном, где было ее лицо.
– Не закрывайте глаза, – предупредил он. – Я знаю, смотреть не на что, но, что бы ни случилось, не закрывайте глаза. Темнота и замкнутое пространство – вам не враги.
Он потащил сумку к воде. Море, пенистое и холодное, намочило его кроссовки, пока он искал в волнах лодку с офицером Со. Когда волны докатились до самого песка и дотянулись до сумки, она закричала – он никогда не слышал такого вопля. С дальнего конца берега на него упал луч света. Офицер Со услышал крик. Он подплыл ближе, и они вдвоем затащили сумку в лодку.
– Где Джил? – спросил офицер Со.
– Джил исчез, – ответил Чон До. – Он был рядом со мной, а потом испарился.
Они стояли по колено в воде, удерживая лодку. Огни города отражались в глазах офицера Со.
– Ты знаешь, что произошло с другими офицерами? – спросил он. – Нас было четверо. А остался я один. Остальные попали в Тюрьму номер девять – слышал о таком месте, человек из туннеля? Вся тюрьма – под землей. Это шахта, и тот, кто туда попадет, больше никогда не увидит солнца.
– Слушайте, можете пугать меня сколько хотите, но это ничего не изменит. Я не знаю, где он.
Офицер Со не унимался:
– Там железные ворота, ведущие в шахту. Как только ты пройдешь их, все кончено – внутри нет ни охранников, ни врачей, ни столовой, ни туалетов. Просто долбишь в темноте, а когда найдешь немного руды, тащишь ее на поверхность, чтобы обменять на еду, свечи и кирки. Даже тела оттуда не выносят.
– Он может быть где угодно, – ответил Чон До. – Он же говорит по-японски.
Из сумки донесся голос Румины.
– Я могу помочь, – сказала она. – Я знаю Ниигата, как свои пять пальцев. Выпустите меня, и, клянусь, я найду его.
Они не обратили на нее внимания.
– Кто он такой? – спросил Чон До.
– Избалованный сын какого-то министра, – ответил офицер Со. – Так мне сказали. Папаша отправил его сюда, чтобы сделать из него мужчину. Ну, знаешь – сын героя всегда размазня.
Чон До повернулся и взглянул на огни Ниигата.
Офицер Со положил руку ему на плечо.
– Ты солдат, – сказал он. – Когда приходит время кем-то жертвовать, ты первый попадаешь под раздачу.
Он снял ремешок с сумки и сделал петлю на одном конце.
– Джил затянул петлю на нашей шее. Теперь его очередь.
* * *
Чон До шел мимо складских помещений на удивление спокойный. Луна отражалась абсолютно одинаково в каждой луже; перед ним остановился автобус, водитель взглянул на него и не стал просить плату.
Автобус был пустой, если не считать двух старых корейцев в черном. Они все еще носили белые бумажные шляпы. Чон До заговорил с ними, но они покачали головами.
Без мотоцикла отыскать Джила в этом городе невозможно. Но тот, если хоть что-то соображал, давно уже должен был уехать на этом мотоцикле. Когда Чон До, наконец, повернул за угол и подошел к бару, где они пили виски, он заметил черный мотоцикл, блеснувший на обочине. Перекинув ногу через сиденье, он взялся за руль. Но ключа под бензобаком не было. Он обернулся к бару и через окно увидел Джила, болтающего с барменшей.
Чон До сел рядом с Джилом, который сосредоточенно что-то рисовал. Возле него лежала раскрытая коробочка акварельных красок. Джил окунал кисточку в стакан с водой фиолетово-зеленого цвета. Он рисовал пейзаж с бамбуковыми зарослями и тропинками, бегущими через каменистые поля. Джил взглянул на Чон До, затем окунул кисточку в воду и провел ею по желтой краске, чтобы выделить поярче бамбуковые стебли.
– Какой же ты тупой, – сказал ему Чон До.
– Это ты тупой, – ответил Джил. – Певица – у вас, зачем возвращаться за мной?
– А я вот вернулся, – сказал Чон До. – Давай ключи.
Ключи от мотоцикла лежали на барной стойке, и Джил бросил их ему.
Затем он покрутил пальцами в воздухе, чтобы ему налили еще. Подошла барменша. На ней было ожерелье Румины. Джил заговорил с ней, затем достал половину оставшихся денег и протянул их Чон До.
– Я сказал ей, что теперь платишь ты, – шепнул Джил.
Барменша налила три стакана виски, потом сказала что-то, что рассмешило Джила.
– Что она сказала? – спросил Чон До.
– Она сказала, что ты кажешься очень сильным, жаль, что трус.
Чон До посмотрел на Джила. Тот пожал плечами.
– Ну, может, я ей сказал, что мы с тобой подрались из-за девчонки. И я одолел бы тебя, если бы ты не выдрал мне волосы.
– Ты все еще можешь выпутаться из этого. Мы ничего не скажем. Клянусь. Мы просто вернемся, как будто ты никуда не сбегал, – проговорил Чон До.
– А что, похоже, что я куда-то бегу? – спросил Джил. – К тому же, я не могу бросить свою девушку.
Он протянул ей рисунок, и она повесила его на стену рядом с еще одним творением, сияя своим красно-белым ожерельем. Прищурившись, Чон До вдруг понял, что Джил нарисовал не пейзаж, а покрытую буйной растительностью карту минного поля.
– Значит – ты бывал на минном поле, – сказал он.
– Мать отправила меня в Мансудэ[8] изучать живопись, – сказал Джил. – Но отец решил, что минные поля сделают из меня мужчину, и нажал на кое-какие рычаги. – Джил усмехнулся при мысли о том, что надо пускать в ход связи, чтобы твоего сына отправили на верную смерть. – А я научился рисовать карты, вместо того чтобы отмечать на них мины.
Говоря об этом, он принялся за следующий рисунок – женщина с открытым ртом, освещенная снизу так, что ее глаза казались темными. Похожа на Румину, хотя невозможно было понять, поет она – страстно и напряженно или кричит перед смертью.
– Скажи ей, что ты выпьешь еще один, последний стакан, – сказал Чон До, протягивая барменше все иены.
– Мне очень жаль, – ответил Джил. – Действительно жаль. Но я никуда не пойду. Считай оперную певицу подарком и передавай ей привет.
– Это твой отец хотел заполучить ее, поэтому мы здесь?
Джил не ответил. Он стал рисовать портрет – себя с Чон До, и каждый держит большой палец вверх. На лицах – показные, фальшивые улыбки. Чон До не дал ему закончить.
– Пойдем, – приказал он. – Ты ведь не хочешь опоздать на караоке в Янгакдо или где вы там, избранные, развлекаетесь.
Джил не шелохнулся. Он вырисовывал мускулы на руках Чон До, делая их слишком выпуклыми, как у обезьяны.
– Действительно, – сказал Джил. – Я пробовал говядину, ел мясо страуса. Я видел «Титаник» и заходил в Интернет уже раз десять. Да, есть у нас и караоке. Каждую неделю там пустует стол, за которым собиралась одна семья, но ее больше нет, они исчезли бесследно, и песни, которые они пели, исчезли из автомата.
– Обещаю тебе, – сказал Чон До. – Вернись, и никто никогда не узнает.
– Вопрос не в том, пойду я с тобой или нет, – сказал Джил. – А в том, почему ты не идешь со мной.
Если бы Чон До хотел сбежать, он мог бы сделать это сотни раз. В конце туннеля достаточно только подняться по лестнице и потянуть дверь на пружине.
– Во всей этой мерзкой стране, – ответил Чон До, – единственное, что имело для меня какой-то смысл, – это корейские девушки, чистящие ноги японкам, стоя на коленях.
– Я могу отвезти тебя в посольство Южной Кореи завтра же. Туда поезд идет. Через шесть недель будешь в Сеуле. Ты им очень пригодишься, настоящая находка.
– Но твоя мать, твой отец, – сказал Чон До. – Их же отправят в лагерь.
– Неважно, как ты поешь караоке, все равно когда-нибудь выпадет твой номер. Это лишь вопрос времени.
