— Лилечка, деточка, почему вы с Русланчиком так давно не приходите? Ты ж его, наверное, совсем не кормишь… Он у меня, бедный мальчик, хоть пирожков поест досыта… В субботу приходите. Я вас с Николаем Алексеевичем познакомлю. Это один очень хороший человек. Очень.
Чувство шло на убыль, как идет на убыль лето, как клонится к закату день. Страсть уходила, оставляя чуть усталую нежность и теплоту привычки. Женя уже наизусть знала каждый Сережин жест, каждую его родинку… Глаза родные, серые, с желтым ободком по краю радужки, который делал их неожиданно яркими… Движение плеч — вольное, гибкое, когда он скидывал рубашку. И эта рубашка всегда белая, независимо от сезона. Ей все нравилось в нем: тяжелые сильные руки, крупный четкий рот, манера говорить, коротко и властно… Даже дурацкая привязанность к белым рубахам. Жене было жаль всего этого, она уже оплакивала их поцелуи и словечки, стискивания пальцев, слитое воедино дыхание. Ведь разлука была так близка, так ощутима. Она еще не знала, как они расстанутся, но понимала, что расстанутся непременно. Горестный холодок уже витал в их общем пространстве. Она не помнила, откуда появилась в ней эта убежденность в грядущем расставании, но точно знала, что всякий ее роман заканчивался этим ощущением привычной горечи. Потом будет пустая, легкая свобода… Одиночество. И кто-то другой войдет в ее жизнь… А Сережа словно не понимал неизбежности разлуки и говорил, целовал и смотрел, как обычно. Все ее мужчины хорошо понимали, что время подошло, и сами уходили от нее. То ли она становилась более капризной, то ли более ревнивой. Но так или иначе разлука, о которой Женя любила говорить с ними, приходила… А Сережа как будто не слышал этого чуть надтреснутого колокольчика, который пел вдалеке: «Разлука, разлука…» Он смотрел ей в лицо с той же ровной, надежной любовью, что и вначале, он звал ее Ежиком и Ежевикой… Он ничегошеньки не понимал… А лето уходило, медленно и важно, но все еще стояла жара, и цвели цветы, и плоды качались на ветвях…
В начале сентября из Испании приехала Аида. И начала, как обычно, тормошить Женьку и требовать, чтобы та позировала. Женька отнекивалась занятостью на работе и прочими обстоятельствами. Но Аида была не из тех, кто может отступить. Нелепая и одновременно стильная в своих длинных юбках, белых носках и пиджаках мужского покроя, косо висевших на ее тощем тельце, с седым ежиком над смуглым лицом арабского шейха, с пронзительно-синими глазами, она знала Женьку сто лет… Еще с тех времен, когда Женька подалась в модели, будучи очаровательным подростком, напоминавшим только что распустившийся цветок. Именно она, уже вполне состоявшийся фотограф, помогла Жене избежать нескольких серьезных ошибок… Модельный бизнес в стране только-только начинался. Множество сомнительного народа крутилось вблизи худеньких, длинноногих лолиток. Однажды Аида просто выдернула Женьку из объятий шикарного грузина и спросила: «О чем думает твоя мама?» Женькина мама в это время думала только о том, что сгорели их небольшие сбережения, да и вообще уже пару лет не могла прийти в себя после крушения семьи… Так что Женьку никто за ручку не водил, и помощь деловитой, знающей Аиды была очень кстати. Потом во многом благодаря ей, Аиде, Женька плюнула на модельную карьеру, закончила универ по специальности «социальная психология». И вот уже несколько лет работала в рекламном агентстве. Работа ей, в сущности, нравилась, как может нравится решение задачек, — что-то щелкало у нее в голове, и она вдруг начинала понимать, как ее решить… Работы было много, и затевать съемки с Аидой, всегда трудоемкие и выматывающие, ей было не с руки. Но Аида на правах старого друга принялась настаивать:
— Жека, ну что тебе, жалко, что ли? Отвлечешься от своих морд, слоганов дурацких… Природа… Леса… Поля…
Женька взбесилась:
— Вот сейчас все брошу и поеду с тобой в поля!
Но неожиданно на помощь Аиде пришел Сережа.
— Поедем к нам в село! — предложил он. — Ты помнишь, Ежик, какая там красота?
Женька помнила, конечно… Еще она помнила, что пилить в эти благословенные места чуть не целый день.
Аида тут же загорелась.
— А лес там есть? А дома какие?
Услышав, что при доме имеется старый яблоневый сад, она просто завизжала и решительно приказала:
— Едем!
Женька вздохнула и подчинилась.
А перед самым отъездом, когда ждали Сережу, состоялся у них с Аидой муторный какой-то разговор. Начала его Аида.
— Ну и когда ты замуж собираешься? — ни с того ни с сего ляпнула она.
Женьке лень было даже отшучиваться.
— Никогда.
— Тебе ведь двадцать семь? Или уже двадцать восемь? Девушка созрела.
— Слушай, что ты ко мне привязалась? Можно подумать, у меня есть какая-то насущная необходимость в стирке мужских носков… — разозлилась Женя.
Аида не отстала и в продолжение темы осведомилась:
— Вот этот твой Сергей… Он что, женат?
— Нет, не женат.
— Может, не зарабатывает?
— Зарабатывает.
— Чего же ты за него не выйдешь?
— Аида! Я ни за кого не хочу!
— Вот в этом-то и проблема. Обрати внимание, это ты сама сказала: ни за кого. Ты ведь всех своих мужиков как специально выбирала, чтобы с ними жить нельзя было. Этот твой гений до сих пор с женой мается? Губит, бедняжечка, свою престарелую жизнь… А тот, Леня, что ли… Все ищет девушку неземной красоты, совмещенную с дачей на Багамах?
Аида могла бы продолжить список Женькиных увлечений. Женька признавала за ней некоторую правоту: действительно все эти мужчины совсем не годились на роль мужа. И почему это так получалось, Женька не знала. В поклонниках у нее недостатка не было. Еще лет с пятнадцати она знала, что очень красива. Как говорил один из ее знакомых: «Европейский стандарт, но с легкой чертовщинкой». Все вроде бы было в ней обыкновенно: русые длинные волосы, зеленые глаза, прямой короткий нос, пушистые брови. Но и впрямь, то ли глаза чуть вкось прорезаны, то ли брови немного гуще, то ли впадины под скулами слегка глубже — стандарта не получалось. А получалось диковатое обаяние, вспыхивающее из-под типично модельного образа и действующее на мужчин подобно гипнозу. И все же мужа себе Женька так и не выбрала. Либо мужчина, который ей нравился, был безнадежно женат, либо беспробудно холост. И нужно было с ним расставаться. А тех, кто вполне подходил под категорию перспективных женихов, Евгения отваживала сама. То он не так смотрел, то не так говорил. То был жаден, то слишком расточителен…
— Ты слышишь, Женька! — прервала ее размышления Аида. — Ты ведь что-то не то делаешь со своей жизнью.
Тут уж Женька не выдержала и прыснула на нее сладкими, томными духами. Таких запахов Аида просто не выносила, а потому побежала в ванную отмывать «эту гаремную вонь», как она выразилась.
Ехали на Сережиной «Ниве». Он водил машину мастерски, впрочем, он все делал отлично: стрелял, строил, целовал. Женька любила смотреть на его красивые руки, свободно лежащие на руле. Но на сей раз пришлось сесть сзади, с Аидой: на переднем сиденье устроился очередной бойфренд подруги с претенциозным именем Мишель. «А нельзя ли просто Миша?» — поинтересовалась при знакомстве Женя. Мишель кокетливо вздохнул: «Ах, нет, Мишель — это, знаете ли, моя сущность…» Такая тинейджерская сущность была у всех Аидиных мальчиков. Одетых, как волнистые попугайчики, и трещащих, как попугайчики же. Аида их не третировала, кормила, одевала и относилась с небрежной нежностью… «Зачем они тебе? — еще в былые времена совместной работы поинтересовалась Женя. — Неужели ты не можешь найти нормального сильного мужика?!» Аида, привычно щелкнув зажигалкой, ответила, глядя мимо Женьки, куда-то в прошлое: «Видишь ли, Женюра, однажды, когда я была такой, как ты, в темном переулке мне повстречались несколько очень сильных мужчин… Трое агрессивных, самоуверенных самцов… С тех пор мне нравятся только слабые».
Всю дорогу Мишель уговаривал Сергея дать ему порулить и выплескивал потоки довольно дельной информации, но когда вокруг потекли нескончаемые леса, то и он замолчал, завороженно всматриваясь в темную древесную глубину… Приехали во второй половине дня. Открыли дом, оглядели заросший двор и запущенный сад. Дом был обычный, одноэтажный, но таинственно-прекрасный, весь в тени огромного ореха, закрывавшего кроной половину двора. Сергей купил его несколько лет назад за копейки. Тогда он проезжал по делам через это полесское село и увидел потрясающий двор и старый сад. Хата была старая, но крепкая, крытая шифером. Тогда Сереже показалось, что можно будет проводить здесь часть лета. В глуши, среди лесов, в обморочной тишине. Сидеть под старым широким ореховым деревом. Работать над диссертацией, обдумывать проекты. И он решил купить дом у владельцев, живших в соседнем городишке. Будучи строителем, он начал было перепланировку комнат. Затеял сооружение крытой галереи во дворе. Но потом выяснилось, что ездить сюда далеко и практически некогда. Каждое лето накатывали дела, и побывать в селе он не успевал. Впрочем, пару раз приезжал сюда с компанией. Всем дико понравилось, и приятель художник даже пожил здесь до осени. На беленой стене так и остался висеть незаконченный этюд… Еще несколько раз побывали здесь они с Женькой. И первая их ночь тоже прошла в этом доме.
