— Вы ведь, Катя, не увлекаетесь шумными танцами?
— Ну что вы, Севастьян. Я инструктор по йоге. У нас все шепотом.
Мы улыбались друг другу. Наш мир был полон интеллигентных, культурных людей.
— Господин генерал-майор, у меня к вам заявление! — крикнул я капитану. Он поднял голову. Посмотрел как разбуженный медведь, недовольно.
— Иди сюда, — сказал полисмен и бросил в меня ключ, средневековую железяку размером с молоток. Я увернулся, болванка врезалась в стену.
— Вот безрукий… — сказал он беззлобно.
Открывать клетку сквозь прутья не очень удобно.
Катя взялась помогать. У нее смуглые запястья и ловкие детские пальцы. Никакого маникюра. Чего, интересно, не хватало тому дураку, чьей щеки касались эти пальчики? Я без раздумий прыгну в кадушку с холодом, кипятком и молоком, лишь бы поменяться с ним местами. Если сильно повезет, мы с ней, может быть, подружимся.
У нас будет целое лето. С моим воображением успею развестись и жениться несколько раз. Она даже не узнает. Дочь Маша считает, хорошая дружба может перерасти в симпатию, а потом и в любовь. По крайней мере, в кино. Например, друг Гарри Поттера придурок Рон Уизли именно так женился на Гермионе Гренджер.
Замок щелкнул. Я подошел к начальнику, перегнулся через стойку.
— Господин маршал, понимаете, такое дело… По правде если — мы любовники. Повздорили. Она меня приревновала. Но теперь все в порядке. У вас тут замечательный микроклимат. Спасибо вашему дому, мы помирились, теперь хотим домой.
Полицейский сомневался. Было что-то странное в том, что ухоженная Катя ревнует жеваного меня. Пришлось пояснять:
— Я писатель известный. Не здесь, конечно, в России. Если вы согласитесь пройтись со мной до банкомата, я с радостью распечатаю необходимые справки и доказательства.
Капитан запыхтел. Его внутренний полицейский уступал натиску человечности. Служебный долг боролся с желанием помочь влюбленным сердцам. Он растолкал помощника, велел перебраться спать за пульт. Катю оставил в заложницах. На случай, если я бегаю быстрей и спиной отклоняю пули. Расплачиваясь, я шепнул ему, что очень, очень рад знакомству.
В четыре утра такси, дребезжащее как свадебный лимузин, доставило нас на улицу Променадес, КВ-7-Н. Лет десять я не испытывал такого трепета, как на заднем сиденье той машины, случайно коснувшись ее бедра. Мир был прозрачен и свеж, хоть и темен ввиду раннего времени. Мы пожелали друг другу спокойной ночи. Она поднялась к себе. Я примостился на диванчике в гостиной. Предчувствие великих перемен мешало спать.
— Сева, вы все-таки отдайте вещи. Куда вы их дели? — сказала Катя утром.
— Катя, я не могу.
— Не кокетничайте.
— Я не кокетничаю. Правда, выбросил одежду.
— Не смешно. Отдайте вещи.
— Говорю же, затолкал в мусорные пакеты и вынес на помойку.
Долгая, мучительная пауза.
— Вы идиот?
— Мне ваш Иванов разрешил. Сказал, можно выбросить. Я звонил ему…
Катя не дослушала. Повернулась и пошла наверх, оставляя дымный шлейф. Кажется, наша дружба ни во что не перерастет. Судя по тому, как хлопнула дверь, перспективы только что сдохли. Странно, вчера мне казалось, она все поняла. А сегодня решила, что снилось.
Положение дурацкое. Муж Иванов мог бы доказать мою невиновность. Но я обещал не выдавать Катю. К тому же стоит нажаловаться — она уедет в Калифорнию. А это страшно далеко. Вот теперь она спускается, гремит кастрюлями. А я чужой, приблудившийся пес, не понимаю, из какой миски лакать. Возвращаться в хрущевку нелепо. Это же мой дом, оплачен из моего гонорара. И я детям уже рассказал с утра, что в сентябре будем жить в настоящем тереме со своей отдельной елкой. Тут, если высунуться по пояс, вдали блестит река. И еще у меня были планы показать Люсе, какой я теперь не нищеброд. Если она увидит дворец и Катю в нем, выйдет даже лучше, чем мечталось. Может, и хорошо, что Катя пустила здесь корни. Просто потерпи, сказал я себе. И стал терпеть.
— Холодильник мой. В нем мало места, — объявила Катя. — Ванная и спальня второго этажа тоже мои. Посиделки у камина по очереди.
— Хочу встречно предупредить, что не потерплю домогательств, — сказал я ироническим тоном. Даже глухой заметил бы мое миролюбие. Но Катя не ответила. Повернулась и пошла, звонко цокая, с идеально ровной спиной. Вообще, ее словарь невербальных символов огромен. Она может прострелить взглядом. Или посмотреть недоуменно, как бы спрашивая: «Вы идиот?» Или обвести взглядом комнату и не заметить в ней живого человека. Она умеет походкой выстучать слово «негодяй». И в ее хлопке дверью больше смысла, чем в некоторых учебниках психологии.
Ну и ладно. Я тоже вредный. Приволоку не новый холодильник, а какой-нибудь старинный гроб. Поставлю в центре кухни. Прекрасная идея. Всего за час я нашел чудесное объявление на сайте всякой рухляди: «продается рефрежиратор ЗиЛ. В прекрасном состоянии, немножко ржавый, но морозит как сумасшедший. 10 латов». Слово «сумасшедший» гармонировало с Катей и ситуацией в целом. Если повезет, ЗиЛ окажется выдающимся в смысле ржавчины и уродства. Увидев его, Катя выбросит белый флаг.
Мне даже привезли его и ничего не взяли за доставку. Неопознанный белый фургон влетел во двор, визжа покрышками. Кто не знает, белые фургоны — отдельная раса механических убийц, дизельные берсерки. В Англии социологи решили переписать все ужасное, что встречается людям на дорогах. В списке оказались коровы, пьяные литовцы, цыганские дети и девушки на розовых пежо. На третьем месте пьедестала встали все «ауди». Их водители заносчивы, превышают скорость и плюют на разметку. На втором месте гопники на ржавых «БМВ». Они ведут себя, как хамы из «ауди», но еще и дерутся, чуть что. Самым же опасным уродом оказался «неопознанный белый фургон». Ими управляют эксплозивные социопаты, мизантропы, инопланетяне и прочие извращенцы. Из всех угроз человечеству белые фургоны — самая страшная.
Неопознанный бандит в наушниках вышел из-за руля, сбросил холодильник на асфальт, забрал деньги и скрылся. И помочь внести не предложил. ЗиЛ оказался страшным и ржавым — все, как я хотел. И даже лучше. Неизвестный художник покрыл его наклейками. Гагарин, Дин Рид, стая уток на пруду, автомобиль «Паккард» и вульгарные женщины с пьяными глазами. Такая красота наверняка взбесит Катю. Было бы здорово устроить, чтоб он еще и писался по ночам.
Попробовал приподнять — чуть не сломался. Его родили в стране дешевых металлов. Производитель не знал, куда израсходовать медь, совал ее в холодильники. Тут, наверное, мотор от электрички. Хорошо, знакомый грузчик научил меня перемещать квадратные предметы. Нужно наклонить объект и раскачивать, ставя с угла на угол. Одновременно следует подталкивать коленом туда, где у прибора мог бы быть зад. Если выполнить все правильно, холодильник будто бы сам идет. Способ медленный и опасный. Агрегат норовит упасть и если не убить, то хотя бы придавить человека. Упорство, труд и страшные тяжести — вот удел всех, кто замышляет недоброе против Кать.
За десять минут мы доковыляли до дверей. И тут на нашу улицу свернула машина. Миллионеры гнездятся в тихих местах. Всякое «бентли» слышно за версту. Я подумал, нехорошо будет, если о новом соседе пройдет молва: он-де пережил нападение холодильника-маньяка. Потому что именно так выглядела наша борьба. Я бы и сам начал шутить про восстание машин и киборга, подрастающего внутри несчастной жертвы рефрежиратора. Машина приближалась. Если не сбежать, реноме испортится навек. Я схватил железяку поперек живота и крикнул тонко: «ох ты, сука»! Пробежал пять метров, ногой открыл дверь и ввалился в холл, прямо к Катиным ногам. Она умеет так скрестить руки, что любая неуклюжесть выглядит возней у ее ног. Даже если геометрически это не так.
— Что, Севастьян, острая нехватка сюжетов? Решили ограбить свалку? — спросила она, обойдя холодильник по кругу.
— Это, Катя, ЗиЛ. Познакомьтесь. Антикварный, железный, прекрасный. Морозит, говорят, как псих. Выпилен из цельного метеорита, орнаментирован портретами звезд. Вот Гагарин, например. А это, подозреваю, голландские проститутки. А вот — смешная уточка.
— Какими еще артефактами вы намерены украсить наш дом?
— Думаю, самовар принести. На дровах. Семиведерный.
— И все?
Я пожал плечами. Она подошла близко, посмотрела пристально и опустила глаза. И сказала, глядя в пол:
— Сева, последние несколько лет мне не очень удались. И сейчас тоже все непросто. Вы мужчина, хозяин положения, и в вашей власти сделать мою жизнь хуже. Но я вас прошу, не надо.
Опять посмотрела в глаза, повернулась и ушла. И мне стало стыдно. Странно получается: что ни делай, она несчастный ангел, а я неуклюжий слон и все время виноват.
