На самом деле есть много способов сделать так, чтобы у тебя ничего не отнимали. Съедать сразу. Но может стать плохо. Так уже не раз с нашими бывало. Пришлет что-то шеф или родственники (у некоторых, как и у меня, они есть), человек быстро откроет посылку и все сразу натолкает в рот. Потом может быть заворот кишок, отвезут в больницу. Поэтому это не лучший выход.
Еще можно прятать. Прячут все. Мест много, вокруг лес – когда тепло, можно даже закопать. Хотя маленьким и не разрешается выходить за территорию одним, но все всегда выходят. Но закопанное могут съесть лесные мыши или кроты, так тоже бывало. Человек прятал-прятал от других людей, а съели животные. Но я думаю, иногда для животных не жалко, а некоторым людям – и хорошо, что не досталось. А если вовремя не выкопать и пойдут дожди – тогда уже вообще никому не достанется.
Можно, конечно, дружить с теми, кто отнимает, тоже выход, но плохой. Мне не подходит. Отнимает, например, Лерка. Пройдет по малышам, всё у них возьмет, сразу съест, потом ходит затрещины всем раздает или ищет по мальчишкам сигареты, сама не покупает никогда, деньги на другое нужны. У мальчиков потребностей меньше, им не нужно покупать косметику и всякие женские приспособления для удобной жизни, они только сигареты, спиртное и сухарики покупают, если у них вдруг появились деньги. С Леркой я точно дружить не буду, даже если она перестанет отнимать у других еду. Мне с ней будет скучно. И от нее воняет табаком, а я просто ненавижу плохие запахи.
Я решила ответить, наконец, на письмо Анны Михайловны, потому что она уже несколько раз присылала мне сообщение с вопросом: «У тебя все хорошо, Руся? Почему ты ничего не отвечаешь, не пишешь?» У нее есть какая-то логика. Ведь она может позвонить, я не думаю, что это очень дорого, может быть, даже входит в обычный тариф, наш детский дом не на Камчатке и не на Урале. Всего 360 километров от Москвы, сама же Анна Михайловна живет в Москве. Правда, последние 150 километров проехать невозможно, нет дороги, но к телефону это не имеет отношения.
Да я и не знаю, бедная или богатая Анна Михайловна, об этом не надо спрашивать. Некоторые спрашивают своих шефов. Но мне кажется, на этот вопрос очень трудно ответить правильно. То, что для одного бедность, для другого – богатство. И к тому же завтра у тебя жизнь может все отнять, и так бывает.
Иногда Анна Михайловна мне звонит, даже два раза в неделю. А иногда только пишет, я не могу понять, в чем тут загадка. Может быть, потому, что по телефону говорить как-то неловко. Ведь я ее никогда не видела, и она меня.
Анна Михайловна сразу стала называть меня Русей, как и остальные. Из всех знакомых взрослых только папа называет меня Леной. В новой школе меня стали звать по фамилии, это удобнее, мою фамилию сразу запоминают, мне говорят, что это редкая фамилия. Мама звала меня Ленуся, и мое прозвище мне нравится, потому что чем-то похоже на это имя.
«Анна Михайловна, здравствуйте, – начала писать я, пользуясь тем, что в комнате, где нас живет двенадцать человек, сейчас было только трое. Когда все собираются, ничего спокойно уже не сделаешь. – У меня все хорошо. В школе я получила две пятерки, две четверки и написала контрольную, пока не знаю как. Думаю, нормально, все решила. Отношения с детьми из города у нас не получаются. Они над нами смеются, мы плохо одеты, у нас старые телефоны, нет Интернета, мы не знаем некоторых особых слов – ими пользуются дети, которые много времени проводят онлайн. А наши мальчики в ответ сразу начинают страшно драться. Одному городскому мальчику выбили зуб и сломали плечо, причем не тому, кто смеялся, а другому, кто просто попался под руку. Теперь наших мальчиков могут отправить в колонию, если родители того ребенка не заберут заявление. Я видела драку, было очень страшно, я пыталась их разнять, как и некоторые другие, но было невозможно, они просто как будто с ума сошли. Хорошо, что никого не убили. Наших тоже побили, но у наших, как на собаках, все зажило, наш директор как раз тоже хотела написать заявление, но у них только синяки остались, желто-зеленые, и быстро прошли.
Спасибо за конфеты, очень вкусные. Ручка удобная, если можно, в следующий раз пришлите черную, контрольные работы разрешают писать только черной ручкой.
Я пытаюсь готовиться к экзаменам. Понятно, что многие завалят экзамены – какая им разница, в строительный техникум их все равно возьмут, там люди нужны. Хотя и туда нужен аттестат, а его теперь просто так не выдают, нужно хотя бы на тройки сдать. Но я хочу сдать экзамены хорошо. Очень не хватает книг, пособий. У нас теперь есть Интернет, но к компьютерам всегда очередь. Мы договорились: каждый сидит по полчаса, но, конечно, никто этого не соблюдает. Я, как одна из старших, могу согнать малышей, и часто приходится это делать, потому что они в Интернете совсем ерундой занимаются и не по возрасту, у нас стоят какие-то ограничения, но я не знаю, на что. Наши мальчики смотрят вообще все что захотят. Я даже вам не могу описать что. Но они у нас очень взрослые, вы знаете. Так что для них там – школа жизни. И в смысле вопросов секса, и еще как драться так, чтобы сразу наповал.
Вот, на этот раз я, кажется, очень откровенно все пишу, как вы и просили. Именно обо всем этом я и думаю».
Про Веселухина я писать не стала. Да, я о нем думаю. Но есть же у меня запретная территория, на которую вход всем воспрещен.
* * *
– Ты Брусникина? – Незнакомая девочка повернулась ко мне.
Неделю шли дожди, и мы не ездили в школу, сидели дома. А за неделю в школе столько всего успело произойти! Подрались старшеклассники из одиннадцатого, теперь школа разделилась на два лагеря: одни были за тех, другие за других, а я не знала, за кого быть, потому что совсем непонятно, кто прав, кто виноват по перевранным рассказам. И причина драки непонятна – то ли из-за девочки, то ли из-за того, что один другого заложил учителю.
Потом еще в школу приезжал губернатор, не из-за драки, конечно, просто чтобы посмотреть, как идут дела. У нас в области такой губернатор, что он часто ездит на фермы, на предприятия, а не только на охоту и за границу, как другие. И обычно приезжает неожиданно, чтобы никто не успел подготовиться. Нашего директора предупредили по секрету, но только накануне. Поэтому ничего покрасить не успели, лишь ночью помыли двери, стены, окна и начистили дверные ручки во всех кабинетах и даже петли, директор вызывала родителей. И теперь школа светилась и сверкала.
Губернатор подарил нам огромный экран, который поставили на первом этаже, и все до изнеможения спорили, что это. Телевизор или компьютер. Или ни то ни другое, а электронная доска. Или вообще что-то непонятное. Но пока он стоял не включенный.
Но главная новость для нашего класса – это, конечно, новая девочка. Да еще какая! Высокая, симпатичная, с пышными рыжевато-каштановыми волосами. Она села на свободное место, а свободных парт оказалось несколько, нас же неделю не было. А из наших в девятом классе четверо: я, Веселухин и еще двое ребят. Алёхина, к счастью, учится еще в седьмом. А то бы Веселухин совсем не учился, разрывался бы. А так он посмотрит-посмотрит на меня, поймет, что бесполезно, и даже иногда что-то делает на уроках. Хотя чаще скучает.
Еще у нас должна учиться Лерка, но ее временно оставили на второй год в восьмом классе, пока она не сдаст контрольные за прошлый год. Официально сейчас никого не разрешают оставлять на второй год, тем более наших – ведь тогда человека придется еще год держать в детском доме. И Лерка толком не ходит ни в восьмой, ни в девятый. Часто просто болтается в городе, с кем-то знакомится, ходит по магазинам, примеряет какие-то вещи, на которые у нее денег нет, пока ее не выгонят продавщицы, тогда она идет в какое-нибудь кафе и там доедает недоеденное, так, по крайней мере, рассказывают. Но я не очень верю. Меня бы стошнило доедать за кем-то, тем более нас же кормят три раза в день, невкусно, но кормят, и мы не такие уж голодные. Но Лерка, как известно, странный человек и брошенный, может быть, у нее другая психология, и насчет объедков ей не так обидно.
Новенькая выбрала мою парту, где я иногда сижу одна, иногда ко мне подсаживается Веселухин, на некоторых уроках – Гоша, тоже из наших. Но я Гошу сразу гоню, потому что он много курит. Веселухин или не курит – такое бывает, я слышала, что некоторые даже не пробуют курить, у них какой-то антиникотиновый ген, как у меня, наверно, или курит очень мало, потому что я никогда его не видела с сигаретой, а у нас что-то утаить в детском доме почти невозможно.
Четвертый человек вообще очень странный, это Артем, он не аутист, но что-то в этом роде. Он всегда один. Его пробовали бить, дружить с ним, не дружить, все бесполезно. Он ни с кем никогда не разговаривает, так, скажет два слова и молчит, отворачивается.
Из городских ребят с нами никто не садится. На переменах мы можем с ними общаться, но чаще держимся вместе с младшими. Дашка прибегает к Веселухину, ко мне приходит Люба, остальные тоже как-то прибиваются, чтобы не быть по одному, так и спокойнее, и веселее.
