Естественно, если что-то случается, то всё сразу. В этот же день у меня сгорел кипятильник.
Ну ладно, теперь в основном все неприятности позади… В общем-то Казань и последняя неделя в Белгороде были пока что самыми трудными. В остальном у меня все действительно нормально.
г. Цивильск, ЮЛ-34/7
Я после суда не увидела мать —
Свиданки не дали.
Вот, еду в Чувашию снег убирать —
Забрали, забрали…
Шмонайка пакет разорвала, и чай
Рассыпан, рассыпан.
Прокуренный, душный, меня ты встречай,
«Столыпин», «столыпин».
По тюрьмам: Воронеж, Саратов, Казань —
По чёрным, по красным…
Без писем в дороге – не думай, не рань
Напрасно, напрасно.
Запретка, собаки, по пять человек —
Все строем, все строем…
Три года со мной, будто прожитый век,
Конвоем, конвоем.
г. Белгород, городская тюрьма
* * *
У вичёвых я кровь брала
И чесоточным спины тёрла,
Но судьба меня берегла,
Цепкой лапкой держа за горло.
г. Цивильск, колония ЮЛ-34/7
Евгений Николаев
Сломанный ключ
Это было в начале декабря в хате-маломестке на спецу Бутырского централа города Москвы, РФ. Стёкол в хате нет, и температура уличная и довольно-таки минусовая. Днем спать теплее, поэтому ночью мы изнывали от скуки. Четыре человека, рассказавшие друг другу все анекдоты, без книг, газет, Интернета и телевидения, начали дичать. Вообще-то процесс одичания очень скоротечен и часто необратим, но сейчас не об этом.
Когда я не смог умножить семь на девять, стало понятно, что нужен способ бороться со скукой и отупением.
Взяв двойной листок в клетку, я за полчаса нарисовал «монопольку» – игру для маленьких американских детишек, развивающую бизнес-таланты. Из хлебного мякиша сделал два зарика (кубика) для выброса счёта и предъявил обществу. Игра была принята на ура, и целую ночь мы рубились в неё, покупая и прогорая в хлам.
Наутро было принято решение апгрейта «монопольки» в Монополию с большой буквы. Это заняло почти четыре дня и ночи по бутырскому календарю. Огромная – на весь стол – игра была вся исклеена логотипами, вырезанными из журналов: «Ашан», «Икея», «Манхэттен», «Хотел уес», ЮКОС, Нефтегаз, Газпром, «Апач» и др. Игра была аляповата, но красива, как наряженная на Новый год ёлка.
Около семи вечера (что, впрочем, условно, так как часов у нас в хате не было) мы, накинув на себя имеющиеся в наличии вещи, принялись играть в «барыжную игру».
Застучал запор, и в тормоза ввалились человек пять ментов с огромными звёздами на погонах и дохлый тип, похожий на лорда Джада, с горбоносенькой девчушкой. Главмент сказал, что это проверка каких-то западных фондов положения зэка в России. Он продолжал ещё что-то чесать, когда «лорд Джад», указав на «монополию», спросил:
– What is this?
Девчушка «перевела»:
– Чё это у вас на столе?
– This is monopoly game, – ответил я с варварским выговором. Меня понесло, и я продолжил: – This is a traditional prisoners game in Russia. We now speak English very bad, but we want to do big business in the future. («Это игра «монополия». Это традиционная игра заключённых в России. Мы в данный момент говорим по-английски очень плохо, но в будущем будем заниматься большими делами».)
Лорд Джад, находясь в ступоре, рассматривая фишки ЛУКойла и ЮКОСа, горкой лежавшие на столе перед Рифатом, спросил у ментов:
– What are they blamed for? («По каким статьям они сидят?»)
Два рэкетира, один наркодилер и я – политический, «ментобоец», улыбались смущённо и ласково.
До ареста Ходорковского было совсем рукой подать.
За два куска сала и пачку «Пётр I» я выменял у хозбандиста, который разносил хлеб поутряне, стальную заготовку для ножа. Незаменимая вещь, но и очень проблематичная для зэка, так как за такой нож можно было себе добавить срока или погостить в ШИЗО. Но во мне уже проснулся дикий азарт отрицалова. «Эти недоноски не разрешают мне иметь нож – так он у меня будет обязательно. И не какой-нибудь, а отличный нож, с которым мне не стыдно будет выйти на улицу любого города средней полосы России».
В течение недели я отшлифовывал и затачивал заготовку, вплавлял в ручку из бывшей зажигалки, оплетал ручку для крепости кожей и нитками, переделывал и доводил до кондиции… Это был мой первый нож и, наверное, мой лучший нож. Я гордился им, я любовался им, я переживал за него. Он блестел в лучах вечносветящего «солнца», висящего на потолке, легко и удобно расположившись на моей ладони, красивый, острый, мой…
«Наверняка скоро будет шмон, и мой нож окажется в грязных ментовских лапах. Да ещё и п…ей всей хате вломят за хранение холодного оружия», – думал я. Что делать? Осторожность и жадность боролись друг с другом.
Когда я сидел ещё «на Петрах» (Петровка, 38, Москва, РФ), мне мой батя загнал толстый томик «Вокруг света» за 87-й год. На любом книжном развале есть подобная литература. Наверное, это одно из самых позитивных явлений советского издательского дела. Фантастика, приключения, научные статьи, отчёты о командировках по миру и т. д. собирались в один том и издавались в конце каждого года. Как закоренелый маньяк-библиофил, я обожал эти выпуски, собирал их, читал и перечитывал. Я назойливо рекомендовал их всем, кому это было совсем не интересно. Я был воспитан на любви к книгам, я был воспитан книгами, я был воспитан во имя Книги.
И вот буквально через два месяца, после того как меня «взял дядя на поруки», я уложил нож в раскрытую книгу и обвёл контуры ножа чернильной границей. Затем медленно и вдумчиво начал вырезать в книге тайник. Страницу за страницей, чтобы вместить двенадцать сантиметров длины и три сантиметра ширины. Я не чувствовал никаких угрызений совести, не было даже чувства упоения от перешагивания табу – «делать Книге больно». Я просто знал, что теперь мой нож будет в безопасности, никто его не найдёт.
…Через две недели, во время четвёртого за последние дни шмона, нож отмели мусора. Они не нашли тайник, я просто забыл его спрятать. Нож был настолько хорош, что один из вертухаев забрал его в подарок на восемнадцатилетие своему сыну, и благодаря этому хата избежала неприятностей, связанных с находкой «кинжала».
А в тайничке я ещё долго хранил переписку и всяческие запреты…
Случилось это в один из мартовских дней, когда воздух ещё дышит февралём, но солнце уже припекает. Я лежал на подоконнике, подстелив одеяло, и грел под солнечными лучами свежевыбритую а-ля Котовский голову.
Чей-то голос с верхних камер третьего корпуса Бутырки надрывался с ядрёным кавказским акцентом: «Одын, Нол, Нол…»
– Одын, Нол, Нол, – звал кавказец камеру № 100.
Я был знаком с дорожником из сотки, поэтому не удивился, что Юра Хохол не отвечает.
– Одын, Нол, Нол, – уже с некоторым надрывом и безнадёгой в голосе кричал «гость с юга».
Ответа не было. Хохол сидел в сотке уже давно, как многие дерзкие зэки перешёл на ночной образ жизни и днём спал, чтобы ночью ловить движуху, стоя на «дороге». Этим он убивал скуку.
– Одын, Нол, Нол, – уже хрипел голос.
Наконец Хохла растолкали, и он, ещё не отойдя ото сна, просипел:
– Сотая хата слухает, говоры.
– На х… мнэ сотая! Одын, Нол, Нол! Одын, Нол, Нол!!!
Я скатился с подоконника и заржал.
Наверное, в феврале это было. После очередной поездки в суд на предварительные слушания возвращались мы «домой». «Домой» значило для нас тогда – в Бутырку, на родные нары. Экономя бензин, конвоиры набили в автозак народу с Тверского, Хамовнического и ещё какого-то из судов Первопрестольной и повезли по всем московским централам разгружаться. По дороге они закупили на сэкономленные на бензине деньги пиво и начали жадно заливать его в себя, демонстративно не угощая нас, сидящих в темноте и духоте зарешечённых боксов.
«Мы» – это бритоголовая гоп-компания немытых, замученных судом, но весело-нервных отморозков.
На Пресне случилось чудо, все двадцать с гаком человек из моего бокса оказались пресненской прописки, и все сошли на этой остановке. После духоты и тесноты я оказался в абсолютно пустом и прохладном боксе один. Я сразу же развалился на скамье и, лёжа в темноте, даже начал слегка кемарить…
Застучали замки, и в темноту бокса пьяный ментяра втолкнул тонкую фигурку девушки в коротенькой курточке и кепочке набок. Конвойный ушёл, а я от неожиданности замер. О «таком» я даже не слышал, не мечтал… Чудо!.. Я уже полгода не был с женщиной, и только от её вида мое сердце щемило, а дыхание стало сладко-сладко сбиваться.
