– Алексеич, это ты ему отвечаешь, что ли? – просипел с угловой койки Витенька, темнолицый каторжанин в майке-алкоголичке и больничных шароварах, с синими от татуировок руками. – Он же молчит вроде…
Чингисхан нахмурился:
– А вы не слышите?
Витенька осклабился, показав стальные «ворота» во рту:
– Ты, Алексеич, видать, крепко головушку стряхнул, раз сам с собой говоришь!
– Погодите, Витя! – перебил его Чингисхан и обратился к третьему пациенту, лежащему на койке возле дверей с гирькой над загипсованной ногой. – Пётр Фомич, вы человек трезвый, учёный, голова у вас небитая. Неужели и вы ничего не слышите?
Пётр Фомич поправил на носу очки и прислушался:
– Боюсь, что нет, Алексей Алексеевич…
– Извините тогда…
Гаврик сделал шаг, и ему пришлось отцепиться от каталки. На втором шагу он молча повалился набок и упал. Сознания при этом не потерял и хрипел от боли, поскольку стонать и кричать голоса не было. Чингисхан встал с койки, осторожно и легко, как ребёнка, поднял Гаврика с пола и положил обратно на каталку.
– Не переживайте, дружок! – Поправляя простыню на Гаврике, он заглянул ему в лицо. – Подадим мы вам утку, раз вы Иры так стесняетесь.
– Тебе, Алексеич, охота, ты и подавай, а мы обойдёмся. – Витя откинулся на подушку и закинул ногу на ногу.
Чингисхан рассматривал забинтованную голову Гаврика и не обратил на эти слова внимания.
– Она говорит, зовут вас Гавриил Петрович, – продолжил он, – значит, Гаврик? Сильно больно? Укол, может? Ну, тогда терпите…
6
Свадьбу своего друга Жорика Гаврик сто лет не вспоминал и почти забыл, но вот Ирку, самую близкую подружку невесты, до сих пор помнил хорошо. По многим причинам. Для начала она оказалась пусть и невысокого роста, под стать Гаврику, да уж очень ладной. Всё в ней сразу ему понравилось. И то, что фигура у неё что надо, задница прямо взгляд притягивает, и улыбается хорошо, глаза аж сияют. И очки её не портят, наоборот, форсу будто придают.
Жорик уговорил Гаврика быть на свадьбе свидетелем, а на должность свидетельницы у невесты была только одна кандидатура – Ира. Их познакомили за неделю до свадьбы, в квартире, которую снимал жених втихаря от невестиной родни. Дело было в том, что родители невесты, оно и понятно, очень строго относились к предстоящему замужеству дочери, и Жорик каждый вечер провожал Светку домой не позднее полуночи. Потому они и встречались в съёмной квартирке Жорика, маленькой, однокомнатной, вместо Светкиной институтской учёбы в дни его отгулов от работы.
– Она тебе понравится, зуб даю! Твой размер! – убеждал Жорик Гаврика по пути из магазина, где они накупили вина и закуски. – И делать тебе ничего не надо будет. Она активная, эта Ирка, у неё уже и сценарий для свадьбы написан. Твоя роль только венок, в смысле венец, в церкви подержать надо мной да пару тостов за столом толкнуть. Сможешь ведь? Ты крещёный, кстати?
– Да вроде бы. – Гаврик задумался, вспоминая, что дед говорил давным-давно, как его, Гаврика, крестили, пока мама Нина лежала в больнице с осложнением после родов. И как окрестили, она, мол, сразу пошла на поправку.
– Ну и отлично! А то я-то нехристь был, но Светка заставила. Венчаться хочет. На днях ходил с ней в церковь, водой поливали, маслом мазали. Вроде успокоилась. Даже меньше сопротивляться теперь стала… Только вот мы с ней длинные, а венки эти, то есть венцы, они тяжёлые, говорят. Нелегко вам с Иркой придётся… Заходи! Привет, девчонки! Знакомьтесь! Ирина, это Гарик. Гарик, это Ирина.
– Ого! Как Сукачёв? – Ира улыбнулась, и Гаврик, поначалу замешкавшись, вдруг почувствовал, как по всему телу, от живота к голове и обратно, в ноги и даже руки, разливается новое, ещё не изведанное им ощущение. Истома вперемешку с куражом. Ирка была в юбке по колено и на толстых каблуках, светлые волосы собраны в клубок на затылке и проткнуты деревянной иглой. Лёгкая блуза оказалась застёгнута на все пуговицы, но рукава её были зачем-то закатаны до локтей, и всё это вместе с очками на носу и озорной улыбкой могло бы выглядеть комично, если бы не выглядело таким вожделенным и не потрясло его. Запястья Иркины были узкими, щиколотки тонкими, а бёдра, наоборот, широки, и грудь полна. Довершало впечатление радостное выражение лица девушки и ещё исходящий от неё запах печенья с корицей. Курабье, – догадался Гаврик и пожал протянутую ладошку.
– Не, как Пятачок! – ответил за Гаврика Жорик, пока тот хлопал глазами и вдыхал сдобный запах. – Он же у нас Пятаков.
– Тогда я буду Совунья!
За журнальным столиком в комнате засиделись до полуночи, болтали, смеялись, выпили всё вино. Жорик со Светой, оба высокие и худощавые, легко умещались в кресле, она время от времени будто ненароком сползала с мягкого подлокотника к нему на колени. Совунья-Ира, устроившись рядом с Гавриком на диване с поджатыми под себя ногами и слегка касаясь плечом его плеча, читала по бумажкам сценарий и объясняла прибалдевшему Пятачку его роль свидетеля. Тот ощущал через футболку тепло её тела, скошенным глазом осторожно оглаживал её колени, чуял лёгкий запах вина вперемешку с корицей и боялся шевелиться, чтобы не упустить ни одного контактного движения.
Жорик обжимался со Светкой, когда выходил на кухню курить в открытую форточку. Из коридора доносился их тихий смех и шёпот. Ира, не обращая на это внимания, продолжала раскрывать Гаврику свой режиссёрский замысел, а он рискнул и похвалил особенно удачное место. Под конец Гаврик в азарте снял со стены над диваном старую гитару и хулиганским голосом спел под её рассохшийся аккомпанемент пару дворовых песен о любви, чем довёл градус веселья до кипения.
Конечно, Жорик с невестой опоздали на последний троллейбус и побежали до Светкиного дома бегом, благо им было недалеко. А вот Ире предстояло добираться на другой конец города, и перед уходом Жорик незаметно и будто невзначай сунул в руку Гаврику ключ от квартиры. Гаврика бросило в пот.
Все вместе зачем-то дошли до остановки, там распрощались. Девчонки расцеловались, парни пожали друг другу руки, и, когда Жорик со Светой скрылись за углом, Ира вопросительно взглянула на Гаврика. А того давно уже накрыло счастливой волной влюблённости. Он чувствовал радость и силу, перестал робеть и казался себе остроумным и красивым. Ну не меньше чем симпатичным. К тому же рассудительным.
– Слушай, Совунья, – заговорил он с улыбкой, – уже ночь, а там и до утра недалеко. Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро.
Ира улыбнулась в ответ.
– Тебе на Гвардейскую, а мне на Товарную. Как честный поросёнок, я не могу отпустить тебя одну, но денег на такси у меня нет. Если мы пойдём пешком, только к утру дойдём, наверное. Я потом быстренько побегу прямо на работу, а ты, сонная, пойдёшь учиться. Предложение такое. Вернуться в Жоркину квартиру, спокойно выспаться и утром на учёбу и работать. А?
И он извлёк из кармана и показал ей ключ.
– Ты на диване, а я на коврике в прихожей, – добавил он, видя её сомнения. – Чессло, буду вести себя прилично!
– Не надо на коврике, – рассмеялась Ира, – там матрац есть надувной, я видела. Только чур не приставать и честное слово держать. И не подсматривать.
Обратно они шли не торопясь. Белая июньская ночь одновременно и бодрила, и разнеживала. Гаврик был в ударе и смешил Иру всякими глупостями, чему удивлялся и сам. Никогда раньше не замечал за собой способностей к весёлой болтовне. Когда вернулись и включили свет, оказалось, что не мешало бы убрать посуду. Носили чашки, тарелки и бокалы из комнаты в кухню, встречались и осторожно расходились в дверях, будто стараясь не задеть друг друга, но всё равно чуть задевали. Потом Гаврик раздвигал диван и накачивал насосом-лягушкой надувной матрац, а Ира позвякивала посудой и шумела водой из кухни. Когда кухня стихла, стук Гаврикова сердца заглушил звук душа из ванной.
Ира вышла оттуда в длинном, до полу, Светкином халате, без очков, но всё так же с собранными в узел волосами. Блузку и юбку она несла в руках.
