У Алксандра тоже был интерес к больным неврозами. Он выставлял их напоказ, на всеобщее обозрение, в своем замечательном учебнике об эросе невозможного. С ним за компанию впорхнула супруга – очаровательная, изящная балерина, с настолько развинченными суставами ног, что казалось будто тело ее идет лицом вперед, а нижние конечности – наоборот. Супруга спешила, словно, только для того, чтобы успеть убедить ученую публику: "нет в эросе ничего невозможного". Бодрый пудель коричневатого цвета увязался за своими человеческими родителями. Он тоже с особой миссией, которую тут же и разрешил: поднял ножку и обмочил больничную койку, демонстрируя свое понимание "эроса возможного".
Саша когда-то учился с Музой на факультете психологии Санкт-Петербургского университета: уже тогда он увлекался пакетами диагностических методик, подаренных миру зарубежными специалистами. Именно за эрудицию и всезнайство его и подвергали маститые коллеги ученому остракизму, ели поедом, превращая жизнь в отменную тягомотину.
Сотрясая планету давящей поступью, явился "каменный гость" – профессор Ташлыков в окружении посредственных и непосредственных учеников: его планида – гипноз, гипноз и еще раз гипноз! Но Муза сразу решила не отдаваться в его надежные руки. Потом в помещение вкатился Сашка Захаров – важный, надутый – и мыслями, и телом – приземистый и страшно гордый. Гордыня из него выпирала, словно огромное пузо у беременной женщины в момент опускания головки плода поближе к выходу из утробы. Тут же, затягиваясь на ходу окурком сигареты, медленно въехал в панораму еще один профессор – Витя Каган: на носу тяжелые роговые очки, под глазами увесистые мешки от чрезмерной борьбы с алкоголем, в глазах любопытство к рисункам детей (особенно девочек). Правда, быстро оценив возраст Музы, Витя притушил любопытство.
Консилиум медленно собирался, образовывался и надувался, как мыльный пузырь. А вот приковыляла из потусторонности и сама Блаватская на коротких, кривоватых ножках (видимо позаимствованных по случаю и на время у кого-то из сакральных адептов): она щурила подслеповатые глаза на яркий свет земного дня и все время чертыхалась – к месту и не к месту. Ясно: здесь, безусловно, готовилось колдовство!
Муза животным нутром почувствовала, что необходимо самым решительным образом вырываться из объятий медицинского шабаша. Не было у нее никакого невроза, тем более стойкого психоза, а было всего лишь транзиторное реактивное состояние, которое обязательно должно пройти самостоятельно. Просто необходимо самой, без постороннего влияния, поставить мозги на место! И слезы в таких случаях – лучшее лекарство. Следует подключить самозащиту, тогда удастся избежать и отчаяния.
Муза окончательно стряхнула с себя наваждение, оглядела своих спутников: присутствовали только двое, самых любимых и доверенных – Володя и Феликс. Чувствуется, что они страшно переживают за свою единственную и неповторимую, только что вернувшуюся из каких-то неведомых краев. Врачи – ученые и неучи к тому времени пропали, растаяли, как кошмар в лунную ночь, ближе к рассвету. Всем было, о чем подумать, о чем поплакать! Остающимся на земле было завещано оставаться жить, добывая хлеб в поте лица. И прекрасная планета к тому времени все еще продолжала кружиться и кружиться по привычной орбите вокруг могучего светила – Солнца. Вещее посылается многим – особое завещание адресуется во время очередной смены поколений представителей конкретных генетических линий. Так было всегда и так будет продолжаться еще (хотелось бы надеяться!) очень долго. "Ибо, где завещание, там необходимо, чтобы последовала смерть завещателя, потому что завещание действительно после умерших; оно не имеет силы, когда завещатель жив" (К Евреям 9: 16-17).
Post scriptum: Кто знает, как распорядился Господь Бог душами новопреставленных рабов Божьих Сабрины и Аркадия?! В какие новые народившиеся тела он их вселит: будут то люди, или звери, или растительные организмы, а может быть направят их вовсе в неживую природу – горы, одинокие скалы, холмы, озера, мосты или здания. Возможно Бог отдаст распоряжение покрутиться этим душам в галактическом Чистилище или Раю – недолгое или очень долгое время, дабы отдохнуть от земной жизни, стряхнуть с ног пыль путешественников. Ясно, что у Бога ничего не пропадет даром! И эти души пойдут по следующему кругу подъема еще на одну стадию, прибавляющую совершенство. В чем-то ведь они согрешили, отклонились от Божьих заповедей, которые простым языком, без всяких излишеств и накруток были переданы людям через Святых Апостолов, через Евангелистов, через Старый и Новый Заветы.
Да, безусловно, желательно чтобы вселились родные души в своих новорожденных родственников, продолжающих накопление и совершенствование генетического материала, трансформированного в представителей новых поколений. Но у Бога свой суд и свое разумение, не понятное уму человеческому. Землянам в этом сложном процессе преобразований необходимо довольствоваться малым, но праведным. Сказано же в Псалме (36: 16-18): "Малое у праведника лучше богатства многих нечестивых, ибо мышцы нечестивых сокрушатся, а праведников подкрепляет Господь. Господь знает дни непорочных, и достояние их пребудет вовек". И ничего нет страшного, если судить по меркам Божьим, а не по разумению землян, в том, что рано были призваны на Небеса Сабрина и Аркадий: "Бог дал – Бог и взял"! Куда хуже, если кара будет перенесена и на потомков, вплоть до восьмого поколения. А здесь, в историях прожитых жизней, каждый заплатил самостоятельно лишь за свой грех.
Когда умирал Сергеев, то он обратился к Богу с мольбой о вселении его души в сына: может быть его обращение и было услышано. Однако уже в том был грех маленького человека, проявляющего недоверие к справедливости решений Всевышнего! Подобные просьбы – лишняя мирская суета, действия, выходящие за рамки разрешаемого для простых, грешных людей. Бог и без той мольбы все уже решил сам: может быть, и направил Он душу Сергеева в сына Владимира, но, возможно, приберег ее для сына Дмитрия или внука Александра. Кто способен ответить точно: почему вдруг юный Саша воспылал страстью стихосложения, подобно Сергееву? К бабкам-гадалкам не надо ходить, чтобы почувствовать почти полное сходство манеры стихосложения, направление душевных откровений у деда и внука.
Надо помнить, что от самого первого брака (тогда первую жену Сергеева Бог рано забрал на Небеса!) тоже оставалось на земле потомство: самый старший сын Сергеева, по некоторым данным, уже давно эмигрировал в Канаду и преподавал там какие-то универсальные, нудные знания, а дочь волею Божьей оказалась в Австралии, где зажила припеваючи и, скорее всего, не столь часто вспоминала своего бродягу-отца. У этой ветви Сергеевых тоже появилось потомство, потребляющее чей-то душевный материал.
Кто и за кого будет просить Бога о снисхождении, о переселении души по "заявкам трудящихся"? Если уж пролетарскому правительству было недосуг прислушиваться к отчаянным воплям народа, то у Бога разве есть на то время и потребность. Сам Всевышний, а не мы, планирует эксперимент и определяет его условия. Вот и получается, как не вертись, что простому смертному должно принимать от Бога решения, как само собой разумеющееся, – не спорить, не суетиться, а только благодарить Всевышнего.
Именно об этом размышляла сейчас Муза, и она не ошибалась в своих выводах, ибо была она представительницей Богом избранного народа. Муза была уверена, что и здесь, среди оставшихся жить, все будет происходить не по земным, а Божеским правилам. Она еще раз четко и ясно осознала, что для землян определена (неизвестно злым или добрым роком) простая технология поступков: всему головой была интрига, но это уже само по себе приглашение на казнь; затем подкатывалось безумие от слишком большого увлечения интригой (большое или маленькое – неважно!). От катастрофы могла спасти защита. Так искал ее Лужин в ослепляющей и уводящей от жизни игре в шахматы или в погружении в брак, любовь (вспомним роман БВП). Брак – это своеобразный способ отстранения от жизни, иначе наступит отчаяние. Примерно те же перипетии творились с Сергеевым, только у него были многочисленные браки, встречи. Финал его жизни – последний спасительный рывок в любовь к Сабрине. Далее следовал единственный исход – смерть. Муза многократно анализировала дела Михаила, Сергеева – все опять сводилось к маршрутам по этапам подобной схемы. Значит вывод прост: во-первых, уходить от интриги! Во-вторых, искать прочной защиты, но верной, надежной, без очередного греха! В-третьих, не впадать в отчаяние, ибо это само по себе грех, ведущий все равно к смерти!
Ошибок у Сергеева и Михаила было много: они постоянно вертелись в роковом поле интриг, выстроенных, безусловно, не по их собственной воле. Но эти два относительно умных человека позволяли втянуть себя в эпицентр таких событий, а надо было всеми способами избегать их. Срабатывал какой-то коварный самосадизм – они, словно, напрашивались, конечно, любопытства ради, приглашения на казнь! Защита их была суетна, непродуктивна (а у Михаила и вовсе ошибочна). Все это – всплески вещего заблуждения, безумия, за которым обязательно следует смерть!
