— Есть ли здесь специальные такси на Бенбоу-таун? — Он слышал, что такие бывают.
— Ушло пять минут назад, — ответил тот.
— А скоро ли будет следующее?
Мужчина, стоявший теперь с унылым видом, привалившись спиной к пыльному загородному автобусу, медленно повернул голову сперва направо, потом налево и только потом ответил:
— Не видно ни одного, сэр.
В упор взглянув на Джеффри, он, очевидно, принял какое-то решение. Резким движением мозолистого большого пальца он указал на автобус, возле которого стоял.
— Этот проходит через Бенбоу-таун, — сказал он. — Отправляется без десяти четыре.
Джеффри поблагодарил его. Мужчина едва кивнул головой и шаркающей походкой поплелся к группе людей, которые стояли у решетки городского сада и о чем-то переговаривались хриплыми голосами. Несколько приободрившись, Джеффри подошел к автобусу и поднялся по расшатанным ступенькам.
Он занял место у боковой двери, прямо за спиной водителя и, повернувшись, оглядел остальных пассажиров. Через проход, справа от него, сидели две женщины. Они обменялись взглядами, и лица их явно выразили готовность к общению.
— Этот автобус в самом деле отправляется без десяти четыре? — спросил Джеффри.
Та, что помоложе, слегка наклонилась к нему и, изобразив приветливую улыбку, ответила:
— По крайней мере так обещает водитель.
Джеффри сразу сообразил, что звук «т» дается ей с трудом. Конечно же, она просто сгладила привычное «д», пытаясь подражать речи Джеффри. Лицо женщины напряглось от усилий, которых ей стоила такая любезность, и она пробежала глазами по светлому лицу и опрятной одежде мужчины, сидевшего напротив нее. Из-под волос по левой ее щеке и потом вниз на подбородок скатилась бусинка пота. Она слегка прикоснулась к ней розовым платком, отделанным коричневым кружевом.
— Очень жарко, — произнесла она.
Джеффри ответил ей улыбкой. Он отвернулся, чтобы посмотреть на прохожих, а она обратилась к соседке и принялась громко болтать с ней. Он понимал, что мысленно она все еще беседует с ним.
Минуту спустя Джеффри снова повернулся к ней. Он заметил следы белой пудры в складках ее черной шеи. Раз уж она снова уставилась на него, он выскажет, что его волнует.
— Я должен быть в Бенбоу-тауне к четырем, — объяснил он.
Она неестественно громко засмеялась, показывая поразительно розовые десны с превосходными, но слишком крупными зубами.
— Вы ни за что не попадете туда к четырем, — сказала она. — Хорошо, если к половине пятого.
Джеффри взглянул на нее с изумлением.
— Но ведь это всего в шестнадцати милях отсюда!
— Да, но по пути много остановок, — объяснила женщина. — Автобус остановится у рынка, потом на шоссе…
Она готова была сообщить дальнейшие подробности, но тут какой-то тип загородил проход между нею и Джеффри. У него был властный вид, а уверенный взгляд говорил, что именно к нему следует обращаться за решением трудных вопросов. Джеффри с уважением взглянул на него.
— Я водитель, — заявил мужчина.
Не видя теперь Джеффри, но рассчитывая, что он ее слышит, женщина объясняла водителю:
— Этот джентльмен — иностранец. Ему надо попасть в Бенбоу-таун.
— Будем в Бенбоу-тауне в четыре двадцать, — бросил водитель коротко. Затем он неуклюже перенес левую ногу через спинку шоферского кресла и тяжело плюхнулся на мягкое сиденье.
Водитель повертел и подергал заржавевшие рычаги, автобус задрожал и через несколько секунд со скрипом тронулся со стоянки. Джеффри посмотрел в окно. Часы на башне церкви ярдах в ста от автобуса показывали без десяти четыре. Автобус свернул в западную часть города, медленно кряхтя, пополз по узким многолюдным улицам мимо китайских бакалейных лавок, аптек и сомнительных баров.
Попадавшиеся на пути люди были поглощены своими делами и быстро переходили дорогу, даже не поднимая головы, когда водитель сердито сигналил им. Ярко раскрашенные двухколесные тележки с тентами, под которыми виднелись ряды бутылок с ароматным сиропом разных сортов, были небрежно расставлены у обочины. Покупатели всех возрастов толкались около них, расхватывая «снежные шары» — измельченный лед в дешевых стеклянных стаканах с красным, желтым и даже зеленым сиропом, медленно просачивающимся через кристаллическую тающую массу.
Вскоре автобус миновал распространявший разнообразнейшие запахи рынок. В двадцати ярдах от него на остановке шумела толпа пассажиров с картонными коробками и забавными корзинами всевозможных размеров. Люди протискивались в автобус через явно узкую для этого дверь и, толкая сидящих, спешили занять свободные места. Трое мужчин и две женщины остались стоять. Джеффри собрался было встать и уступить место одной из женщин, но рядом громоздились такие грязные корзины, что он передумал. Ему необходимо было остаться чистым и аккуратным. Он должен произвести хорошее впечатление в Бенбоу-тауне.
От рынка автобус направился в фабричный район, где огромные буквы вывесок рекламировали черепицу для крыш, плитку для полов, ром, картонные коробки, содовую воду, обувную кожу и деревянную дранку. Время от времени попадались заправочные станции, которые выглядели поразительно чужеродными — слишком американскими в этом тропическом окружении.
Джеффри жадно впитывал впечатления, как будто собирался перенести все это на холст. Ни одна деталь не оставалась незамеченной. И каждая мелочь в восприятии Джеффри вырастала до невероятных размеров. Он так долго не видел всего этого. Он больше не принадлежал к этой культуре. Джеффри был здесь таким же чужестранцем, как любой американский турист, который никогда прежде не выезжал за пределы Арканзаса, Милуоки или Южной Дакоты. Как сильно может измениться человек за двенадцать лет! Ему, уроженцу Вест-Индии, покинувшему родину пятнадцатилетним, исполнилось уже двадцать семь. И вот он снова дома. Но перед ним… другая страна.
— Куда вы едете, сэр?
Джеффри слегка вздрогнул и отвел взгляд от придорожных посадок молодого сахарного тростника. Дюжий молодой парень в небесно-голубой трикотажной рубашке с большими темными пятнами под мышками стоял перед ним.
— Что?
Джеффри понял, что его непроизвольный ответ прозвучал резковато.
— Куда вы едете, сэр? Я кондуктор.
— В Бенбоу-таун.
Джеффри чуть помедлил, а затем неожиданно для самого себя задал вопрос, ответ на который уже знал. Этот молодой парень, который стоял, широко расставив ноги, словно капитан на палубе неустойчивой шхуны, не очень-то ему понравился.
— Сколько стоит билет? — спросил Джеффри.
— Полтора шиллинга, сэр.
Хотя кондуктор продолжал называть его «сэр», в голосе его прозвучал какой-то вызов. Джеффри протянул ему два шиллинга.
— Будьте добры, высадите меня у моста возле заправочной станции «Шелл», — попросил он, повторяя название места, указанное в письме из Бенбоу-тауна.
— Олл райт, сэр, — ответил парень. Он дал Джеффри шесть пенсов сдачи и перешел к двум мужчинам, сидевшим позади.
Джеффри посмотрел на женщин, с которыми он разговаривал до появления кондуктора, и подумал, не возобновить ли беседу, но они оживленно болтали между собой. Потом они принялись что-то искать в дорожной сумке, которую та, что постарше, держала у себя на коленях. Спокойное безразличие к тому, что кто-нибудь в автобусе может увидеть предметы их туалета, голубое и розовое белье, только усиливало чувство одиночества, испытываемое Джеффри. Он отметил изящную вышивку на белье и снова углубился в размышления. Джеффри совсем погрузился в забытье, хотя глаза его были широко раскрыты. Он мысленно возвратился на два дня назад…
Суббота. Семь тридцать вечера. Он выходит из самолета компании «Пан-Америкэн», прибывшего из Майами с опозданием… В аэропорту все выглядело, как обычно бывает после окончания рабочего дня, когда служащие устали и слегка раздражены. Вылет самолета задержали из-за дождя, и он опоздал на час. Тупицы таможенники придрались к двум парам дешевых рэйоновых чулок, которые Джеффри с неохотой взял у своего вест-индского приятеля в Нью-Йорке для его родственницы. Очевидно, пошлина на рэйон была выше, чем на нейлон. Ему задавали ненужные вопросы, ответы на которые легко можно было найти в анкете, заполненной им еще в самолете.
Маленький, угольно-черный пузатый чиновник, говоривший на чистом английском языке, который к удивлению Джеффри, перешел на пиджин инглиш[83], когда тот обратился к своему подчиненному, настаивал на том, чтобы считать Джеффри полностью иностранцем, так как мать была американской подданной.
— Значит, вы говорите, у вас здесь только дальние родственники? — допытывался чиновник. — А ваш отец, хотя он и был из местных, умер пятнадцать лет назад, не так ли?
