Она встала на пороге, не решаясь перешагнуть его. Кто защитит Бьёрна, если ее не станет? Кто?
— Это же ваша сестра, — сказала сестра Сив и чуть подтолкнула ее в спину. — Ваша родная сестра.
Инес не выдержала. Вот она поставила ногу на линолеум комнаты для посещений. Вот увидела, как другой экземпляр ее самой, копия, фальшивка, предательница, встает и улыбается чуть дрожащей улыбкой и распахивает руки:
— Инес! Здравствуй! Инес, милая!
Кончено. Все было кончено. И мир побелел от крика.
Лидия, видимо, стояла и слушала за своей дверью, потому что открыла, едва Элси сунула ключ в свою.
— Элси, — окликнула она. — Это ты?
Элси была не в силах обернуться, только чуть повернула голову и кивнула.
— Да, — сказала она. — Это я.
Наступило молчание. Элси повернула ключ. Взялась за ручку. Потом отпустила ее. Нельзя просто войти и закрыть за собой дверь, как бы этого ни хотелось.
— Мне показалось, я слышала тебя ночью, — сказала Лидия. — Но я не была уверена.
Голос у нее был несчастный. Словно ее отругали или дали пощечину. Элси обернулась. Попыталась выдавить улыбку, уверенную, доброжелательную и лживую улыбку, которая уверила бы Лидию, что все в порядке. Как она улыбалась Лидии всю свою жизнь.
— Я вчера вернулась совсем поздно, — сказала она. — Поэтому и не постучала. Зашла сперва на Сванегатан. А сегодня с утра пришлось уехать…
— Уехать? — испуганно переспросила Лидия. — Куда ты ездила?
— В Лунд, — сказала Элси. — В Санкт-Ларс.
— Ох, — сказала Лидия, и ее рука взлетела и легла на левую сторону груди, словно прикрывая ее. Гнев чуть шевельнулся внутри у Элси, но она лишь сглотнула, пряча его. Ни в чем из случившегося нет вины Лидии. С одной стороны. С другой стороны, кое в чем есть и ее вина, за которую следовало бы с нее спросить. Только какой в этом смысл? Лидия ведь не поймет. Не сможет понять. Все то, что она совершила против своих детей, когда-то было совершено и против нее самой, только еще в большей и худшей степени. Впрочем, небольшую жестокость Элси себе все же позволила.
— Я навещала Инес, — сообщила она, и голос ее звучал сухо. — В Санкт-Ларсе. Ты там была?
Она прекрасно знала ответ на свой вопрос, но все-таки задала его. С удовольствием. Взгляд Лидии заметался.
— Времени нет, — поспешно произнесла она. — Биргер ведь ездит к ней каждую субботу, и я просто не хотела мешать. А по воскресеньям сложно выбраться. Контрольные работы проверять, ну и вообще. Готовиться к занятиям на всю неделю. Думаю, на Рождество… На рождественские каникулы.
— Понятно, — сказала Элси и криво улыбнулась. — Хотя это все равно.
— В каком смысле?
— Она тебя не узнает. Меня она, как выяснилось, не узнала.
Лидия сглотнула. В ее глазах промелькнул ужас.
— Не узнала тебя?
— Нет. Судя по всему. Она только кричала.
Не будь Лидия так хорошо воспитана, она бы тоже теперь закричала. Но она ведь была хорошо воспитана. И теперь настолько владела собой, что продолжала стоять, моргая, перед своей дочерью и слушать то, что эта дочь рассказывает о ее другой дочери.
— Кричала?
Ее голос превратился в шепот.
— Да, — сказала Элси, кривясь, чтобы не заплакать. — Ужасно кричала. Но потом ей сделали укол, и она успокоилась.
Правда состояла в том, что Инес вовсе не успокоилась. А вырубилась. Когда санитарам удалось наконец схватить это существо с дикими глазами, которое было ее сестрой, это орущее, шипящее и ругающееся существо, они просто сели на нее сверху и воткнули шприц в правую ягодицу. Спустя секунду Инес вырубилась.
Элси смогла потом поговорить с лечащим врачом — женщина-психиатр выглядела усталой, под глазами лежали синие тени. Они попробуют новый препарат, так она сказала, они очень надеются, что он поможет. Со временем, во всяком случае.
— Запущенный психоз, — сказала она Элси. — Но, насколько я понимаю, у нее к тому же случилось огромное горе.
Элси молча кивнула. Врач, подавшись вперед, сцепила пальцы под подбородком и заглянула ей в глаза.
— Это пройдет, — сказала она. — Раньше или позже, но это пройдет.
Элси сморгнула. Ее мать стояла, чуть ссутулившись, перед своей дверью, такая же безукоризненная, как всегда. Белая блузка — словно только что выглаженная. Черные начищенные туфли блестят. Волосы тщательно уложены, ни единый волосок не выбивался наружу. И все равно выглядела она бедно — усталая, измотанная и бедная, и Элси ощутила, как изнутри поднимается волна нежности. Она шагнула вперед и погладила Лидию по щеке и, к своему изумлению, обнаружила, что Лидия не противится, не отшатывается, как должна была бы при любой попытке к ней прикоснуться, по представлению Элси. Вместо этого Лидия вздохнула и еще ниже опустила голову на руку Элси, прижалась к ее руке, тяжело и доверчиво. Словно доверившись Элси. Словно в самом деле поверив, что Элси хочет ей добра.
— Инес, — сказала она и вздохнула еще раз. — Доченька, Инес…
— Не расстраивайся так, мама, — осторожно проговорила Элси. — Она выздоровеет. Я разговаривала с врачом, она сказала, что с Инес все будет хорошо.
Собственный голос успокоил Элси. Умиротворил. Ничего не разрешилось, ничего не исправилось, может, и никогда не разрешится, никогда не будет по-настоящему хорошо, и все-таки она вдруг ощутила полное спокойствие. Я человек, думала она. Я просто человек среди других людей. Я не должна больше убегать. Я несу мою собственную вину. Я выдержу.
— Пойдем, — сказала она Лидии, обняв ее. — Пошли ко мне и выпьем чаю.
Лидия глянула на нее и кивнула. Элси чуть улыбнулась ей, настоящей, подлинной улыбкой. Теперь ясно, что делать дальше. И как это следует делать. Искупление начинается.
Они были одни во всем вагоне. Совсем одни. Приглушенный свет был грязно-желтым, сиденья с прямой спинкой обтянуты тем коричневым плюшем, которым десятилетия обтягивались все сиденья в шведских поездах. В последние годы плюш стал красным. Соответственно, этот поезд был не новый. Это был поезд былых времен, и его внутренняя отделка несла в себе своего рода упрек пассажирам. Что они себе воображают? Неужели правда думают, что Государственные железные дороги станут гонять ради них новые вагоны в такой вечер? Канун Нового года, когда все нормальные люди уже добрались, куда хотели, когда все женщины, молодые и старые, богатые и бедные, стоят у зеркала и поправляют прическу, все мужчины завязывают галстуки, когда никто без крайней необходимости никуда не едет.
Кроме них двоих. Элси и Сюсанны.
За окном было темно, только иногда вспыхивали огни — окон, машин или уличных фонарей какого-нибудь застроенного виллами пригорода. Было приятно их видеть, знать, что там есть люди, не угнетенные горем, люди, живущие без печали и готовящиеся в очередной раз встретить новый год, а еще приятнее было знать, что ты сам в этом не участвуешь. Что у тебя есть право отказаться. Что ты свободен.
Это Элси освободила Сюсанну. Элси поняла, что Сюсанна боится встречи нового года и соответствующих ожиданий, и предложила эту поездку. Элси сама и оплатила ее. Как оплатила рождественское угощение. И елку, которую купила и поставила возле Биргерова телевизора, несмотря на его неодобрительные взгляды. Не говоря уж о том, что она устелила свертками весь пол под елкой. Книжка для Биргера. Упаковка душистого мыла для его мамы. Шелковый шарф для Лидии. И пятнадцать — целых пятнадцать! — свертков для Сюсанны, свертков, в которых оказались книги и свитера, духи и пластинки, блузка и сумка.
Сюсанна глядела на все это изобилие в радостном изумлении, толком не зная, что сказать в ответ и какими словами благодарить. Но все решилось само собой. Ей вообще не пришлось ничего говорить, Элси рассмеялась и принялась болтать, рассказывать морские байки, от которых Лидия краснела, мама Биргера хихикала, а сам Биргер удивленно кудахтал. Потом он замолчал и секунду сидел не шевелясь и глядя прямо перед собой, пока Элси, начав рассказывать очередную историю, не заставила его снова заулыбаться в предвкушении. Через час все стало почти как обычно, почти так же, как бывало каждый год, почти так, как всегда проходил сочельник в этом красном кирпичном доме на Сванегатан.
Если не считать отсутствия Инес и Бьёрна. Что само по себе означало, что ничего уже не было как обычно.
И все-таки именно эта встреча Рождества словно разбудила их всех. Словно все спали и видели кошмары, а теперь проснулись и огляделись и поняли, что да, увы, кое-что из кошмаров не только сон, оно — еще и часть реальности, жизненной яви, это горе, этот страх, это одиночество, но, однако, эта жизненная явь может подарить им еще и утешение — то утешение, которого не было во сне. Надежду Может, когда-нибудь все станет лучше. Может, когда-нибудь придет время радости, доверия, единения. И увидеть все это их заставила Элси, помогла понять, почувствовать, хотя, разумеется, ни слова на эту тему не сказала. Она только улыбалась, сидя за столом, улыбалась и ласково на всех них смотрела.
