– Это дракончик, – сказала Сонечка. – Он добрый. Хороший. Он тебя любит… Пусть у тебя будет, а себе я еще слеплю…
Она на нее похожа, вдруг подумал Майзель. И испугался. Господи, что же это такое?!.
Елена поцеловала Сонечку в лоб:
– Спасибо тебе, дорогая. Замечательный дракончик, мне очень нравится…
– До свидания, до свидания!
Сонечка махала им ладошкой, пока не скрылась вместе с родителями в повороте посадочного рукава.
Только теперь Елена, наконец, дала себе волю и развела настоящую сырость.
– Прости, – прошептал Майзель, прижимая ее к себе. – Прости меня, я не должен был…
– Ничего, – Елена быстро промокнула слезы и улыбнулась дрожащим лицом. – Ничего, Дракончик… Все хорошо. Правда. Все было чудесно. Спасибо.
– За что?!
– За все.
– Елена…
– Все, все. Я в порядке. Я просто старая сентиментальная женщина. Все нормально.
– Да?
– Да. Смотри, какой замечательный портрет ребенок вылепил. Хочешь, поставь у себя в кабинете.
– Это я, что ли?
– А кто?! Сказала же – дракончик. Кто у нас дракончик, а? – Елена дернула Майзеля за нос и ловко увернулась, когда он попытался ее схватить…
Она решилась, наконец. Он снова улетел почти на целые сутки в Сан-Паулу. Она не полетела с ним, сказав, что ей нужно работать. Ей нужно было побыть без него какое-то время, чтобы решиться. Разрубить все раз и навсегда. Спасти его и спастись самой… Спрятаться. Уползти, зализать раны и снова ринуться в бой. Только на этот раз не против него, а заодно с ним. Но отдельно. В другом окопе. Ей самой хотелось поверить, что рядом она быть не должна…
Возможно, она так и не собралась бы сделать это, если бы не натолкнулась в Сети на «Мегаполис-экспресс». Тот самый, с двумя заметками подряд… Елена иногда читала кое-что из российской прессы. Как бы там ни было, но время, проведенное ею в Москве, в России, среди этих людей, оставило в ее жизни глубокую борозду. И язык ей нравился. И стихи…
Она просто бездумно щелкнула кнопкой мыши по ссылке. И чуть не закричала.
Елена ничего не забыла. Но давно не держала никакого зла на этого человека. Он был… всего лишь одним из тех слабаков и трусов, которые словно нарочно попадались ей на ее женском пути. Словно из всего, что было, сознательно или нет, она всегда выбирала себе «кучку поменьше». Чтобы было не жалко бросить… Чтобы составить такой чудовищный, невероятный контраст с Майзелем. Чтобы его и без того незаурядная фигура выглядела просто исполинской. И то, что Дракон унизился до мести, – простой человеческой мести, тем более странной в его положении, – взбесило Елену. Она металась по дому, как оцелот в клетке, – как он посмел так унизить ее своей жалостью, в которой она вовсе не нуждалась?! Какое право имел так залезть в ее жизнь, все разнюхать, все решить, всем расставить отметки, словно они школьники, никого и ни о чем не спросив?! И не убил – искалечил. И оставил ползать по земле. Это было просто выше ее понимания. Или ниже. Но в любом случае – чудовищно, дико, первобытно жестоко…
Она накручивала себя изо всех сил. Растила в себе холодную ярость. Оторвать, вышвырнуть его из своей жизни. Это чудовище. Дракон. Ему нет дела до чувств других людей, которые думают иначе, он никому не оставляет права на ошибку… Но так не бывает. Не бывает так, это невозможно…
Она ждала его в «логове», когда услышала мелодичный перезвон охранной системы, извещавший о появлении хозяина. Он ворвался в дом, схватил ее, прижал, закружил, прошептал, что соскучился, и стал расстегивать на ней блузку… Елене всегда было достаточно одного его прикосновения, чтобы быть готовой впустить его в себя. И сейчас… Она знала, – если это сейчас опять произойдет, она уже не сможет… И она отстранилась, уперлась рукой ему в грудь:
– Подожди… Поговори со мной.
– После. Я хочу тебя, елочка-иголочка…
– Нет. Поговори со мной.
– Я все время говорю с тобой, Елена. Я столько никогда в жизни не говорил. Я тебе рассказал всю мою жизнь. Все, что жрет меня поедом столько лет подряд… Что с тобой творится, Елена?
– Дорогой, я тебе не Марта, чтобы ты разряжался в меня и, звеня и подпрыгивая, мчался дальше, спасать весь этот проклятый чертов мир…
– Елена, – Майзель осторожно опустил ее на пол, взял за плечи, встряхнул легонько. – Ты ведь не хочешь этого говорить, правда? И ты ведь не думаешь так на самом деле. Что случилось, Елена?
Вместо ответа она протянула ему распечатку с сайта «Мегаполис-экспресс». Он взял, посмотрел… И одним движением, напугавшим Елену своей нечеловеческой скоростью, четкостью и чистотой, смял бумагу в маленький шарик и швырнул куда-то поверх ее головы без замаха. И шарик так полетел, как летают пули, а не бумажные шарики.
– Не хочешь сказать что-нибудь? – прищурилась Елена.
– Хочу, – он кивнул и вздохнул так по-человечьи, словно не было только что этого жуткого броска. – Я не думал, что это так обидит тебя. И это случилось еще до того, как мы познакомились. И задолго до того, как я понял, что ты для меня значишь. И если тебе интересно… Сейчас… Сейчас я, скорее всего, не стал бы этого делать.
– Скорее всего… Какая потрясающая чуткость. А почему?
– Потому что ты нужна мне, Елена.
– У тебя необыкновенно интригующая манера объясняться в своих чувствах… Ты еще кому-нибудь из моих бывших мужчин отморозил яйца? Или вы с Богушеком придумали что-нибудь совсем сногсшибательно экзотическое?
– Меня не интересуют твои мужчины, Елена. Они все не стоят и ногтя на твоем мизинце. Просто есть вещи, которые не должны происходить. И если они происходят, то виновные должны быть наказаны. Неважно, когда.
– Возможно. Только это лишнее. Потому что сделанного не вернешь, а месть меня совершенно не вдохновляет. Кроме того, виноватых всегда как минимум двое… И не стоит перекладывать мою ответственность на плечи всяких… Я сама во всем виновата. Я за все и отвечу…
– Ты уже ответила за все, Елена.
– Откуда тебе это может быть известно? – из груди Елены вырвался короткий смешок. – Вы что, созваниваетесь?!. – Она ткнула пальцем вверх, целясь в небо.
– Не нужно, Елена. Я вижу и чувствую, что происходит с тобой…
– Чувствуешь? Что может чувствовать человек, способный утворить такое с другим человеком?!
– Боль, Елена. Настоящую боль. Боль, которую невозможно терпеть, и ненависть, которую нет сил удержать.
– У меня нет ненависти…
– Я знаю. Но у меня есть. И ее хватит на всех, Елена. В моем Завете ничего не сказано про другую щеку. Только про глаза и зубы.
– Отлично. А как насчет любви?
– Я не знаю.
– Ты чего-то не знаешь?! Что ж, прогресс налицо. Это радует.
– Елена… Я в самом деле не знаю. Мне всегда казалось, что это невозможно выдержать. Что никто не может разделить это со мной… Только король. Как сказано в Писании: «мужчину, одного из тысячи, я нашел, а женщины среди них не было»… Друг – это прекрасно. Немного людей на земле могут похвастаться тем, что имеют настоящего друга. Да еще такого… Но… это же не все… это как будто не хватает последнего вдоха, чтобы вынырнуть и поплыть… Я не могу это даже объяснить… И вдруг – ты… И мне показалось…
– Не нужно, Данек. Я знаю. Я понимаю… Я вижу… То, что ты на себя взвалил… Это просто чудовищно. Этого никакой человек не выдержит… Кем… Какой должна быть женщина, на которую ты – со всем этим ужасом – мог бы опереться?! Так не может быть. Так не может продолжаться. Долго, я имею в виду. И твое одиночество перед всеми страхами мира просто раздавит тебя… Подожди. Я еще не закончила говорить. Я всего лишь женщина. И рядом с тобой… Любой женщине нравится быть женщиной. И с тобой это так легко… Какое-то время. Но женщины, настолько смелой, чтобы всегда быть с тобой рядом, полностью отдавая себе отчет в том, что ты и кто ты… – Елена печально покачала головой. – Женщина должна чувствовать, что она любима и желанна. Иначе она уходит. Или умирает… А ты… Ты не можешь заниматься ничем другим, кроме переделывания мира. Дело. Справедливость. Возмездие. А как же жизнь? Обыкновенная жизнь? Ты ни о чем другом не можешь ни думать, ни говорить. Какую бы тему ты не начинал, ты рано или поздно съезжаешь на эту, самую главную для тебя. Поверь мне, никакая женщина не в состоянии терпеть это сколько-нибудь продолжительный срок. В том числе я, разумеется. Как бы я не относилась к тебе… Понимаешь?
– Значит, мне только показалось…
– Нет. Не показалось. Ты восхитительный любовник и галантный кавалер. Ты дьявольски умен, у тебя превосходное чувство юмора и безукоризненный вкус, от тебя всегда хорошо пахнет, ты сильный, красивый, щедрый и ужасно милый. И никогда еще в моей жизни не было никого… Но ты сумасшедший. И это так заметно, что обрекает тебя на одиночество…
– Я думаю, ты ошибаешься. Все-таки я, в отличие от обыкновенных сумасшедших, полностью осознаю это…
– Обыкновенный или нет, сути не меняет. Сумасшедший, – и этим все сказано. Пусть самый необыкновенный и лучший в мире… Я не могу быть рядом с сумасшедшим. Кроме того, ты хорошо ко мне относишься, но не любишь меня. Поверь мне, это еще более унизительно, чем все остальное, вместе взятое…
