— Когда Шамрай придет?!
— Ты чего на меня орешь?! Нет, ты скажи, чего ты на меня зенки выпятил? Тебя блоха укусила? Или твоя кобылка копытцем лягнула?
Я молчал. Что толку вступать с ним в спор.
Во втором часу пришел Шамрай. Швырнул мне пачку банкнот. Я смотрел на него в упор, пытаясь разгадать что-то. А он сказал как ни в чем не бывало:
— Не веришь, пересчитай. Новые и менять не надо. Ты чего такой кислый?
— Да так. Блоха укусила, — ответил я, глядя на Инокентьева.
— Бывает, — сказал Шамрай и тоже расхохотался. — Нет бабок — плохо, есть бабки — тоже плохо. Вот жизнь пошла…
Когда ушел Шамрай, я отсчитал Инокентьеву две тысячи долларов.
Инокентьев поблагодарил меня и сказал, что к трем часам будет вся наличность в моем кармане, исключая, разумеется, положенные ему, Инокентьеву, десять процентов от общей суммы — это значит восемнадцать тысяч.
По мере того как разыгрывался сей спектакль с обогащением, я все больше и больше убеждался в том, что и Шамрай, и Инокентьев, и Касторский причастны к моему ограблению. Ловко все закручено. К кому идти, когда все так повязано, если сам Мерцалов вась-вась с этими бандитами. Я нашел номер телефона Сашеньки:
— Надо срочно увидеться. Богом прошу, умоляю, Сашенька, — никогда ни перед кем я так не распинался.
Она сказала, что приедет немедленно.
— Я тебе ничего не могу раскрыть, — сказал я, — но у меня такая беда, что и подумать страшно…
— Что случилось?
— Я думаю, что Анатолий знает, что случилось. Поговори с ним. Нельзя меня так сурово наказывать. Я лишился всего. Мне остается только умереть.
— Но скажи, в чем дело. Как мы можем тебе помочь, если не знаем, в чем твоя беда?
— Поговори с Шамраем, он знает.
— Хорошо, я поговорю. Только ты допускаешь большую ошибку, скрывая от меня свою беду.
— Поговори, и как можно быстрее. Через два часа я должен знать результаты разговора.
— Хорошо, — сказала она крайне недовольно и вышла из комнаты.
Через некоторое время действительно были доставлены деньги в сумме ста восьмидесяти тысяч долларов. Я отдал положенное Инокентьеву. Он снова стал паясничать, настаивать на том, чтобы я выпил с ним, но я наотрез отказался.
В четыре часа дня я позвонил Сашеньке, но она сказала, что нигде не может найти мужа, и попросила звонить через каждые полчаса. Я звонил до тех пор, пока почти не истек мой срок.
Я собирался идти на свою Голгофу с деньгами в сумке. У меня не было уверенности, что все закончится благополучно. Я слышал: девушек крадут и продают в рабство. Что им стоит пойти на обман. Взять деньги, отшвырнуть меня в сторону или прикончить. Я один в этом мире, и нет такой силы, которая могла бы мне помочь. Мне Жанна всегда говорила, зачем сосредоточиваюсь на худшем:
— Думай всегда о хорошем и жди лучшего, и оно, это лучшее, не замедлит явиться.
А как я могу думать о хорошем, когда в беде. Я постоянно нахожусь в тисках зла. Говорят, это главная проблема человеческого бытия: как примирить бытие Бога, всеблагого и всемогущего, с не менее могущественным злом. Люди теряют веру, потому что постоянно наталкиваются на торжество всемогущего зла. Но говорят еще и другое, будто опыт зла обращает человека к священному миру и к священным действиям. Я не имею права рисковать жизнью Светланы, поэтому я иду на сделку со злом, чего бы мне это ни стоило. Пусть ликуют Шамраи и Касторские, но я буду делать все, чтобы спасти Светлану.
В одно мгновение у меня созрело решение. Я должен и подстраховаться, и иметь хоть какие-то гарантии, что спасу Светлану. Я решил немедленно встретиться с Костей. Это был, пожалуй, единственный человек, которому я мог довериться. Я рассказал Косте о ходе событий. До встречи с бандитами оставалось три часа.
— Нам бы Шурика застать, — сказал Костя. — Нам нужен его самосвал. Я сомневаюсь, что они привезут Светлану. Они скорее приедут сами, и снова вы будете у них на крючке. Надо их обжать. Обжать во что бы то ни стало.
— Что значит обжать?
— Ну опередить. Обезвредить. Но сначала узнать, привезли они Светлану или нет. Вы говорите, что у них "Жигули" красного цвета. Это хорошо. Мы проедем с Шуриком к вашему дому и попытаемся узнать, привезли они Светлану или нет.
— Как вы узнаете?
— Визуально. Мало ли зачем я подъехал к вашему дому. Если мы застанем Шурика с его самосвалом, то надо пробовать…
— Что значит пробовать? Они же сказали, что убьют Светлану.
— Понтят. Им никакого смысла нет идти на мокруху просто так. Она скорее всего у них дома спрятана.
— Тогда какой смысл с ними связываться?
— А такой, что у нас нет другого выхода. Ну ладно, чего там базарить. Все решится само собой. Кажется, возле дома Шурика стоит самосвал. Он дома. Отлично. Нам повезло. Значит, план такой: мы Шурика высаживаем на углу Вознесенской и Лермонтова, он идет к "Жигулям", заговаривает с ними по какому-нибудь пустяку, скажем, брательника надо срочно подвезти к больнице, дает полсотни баксов, а сам заглядывает в салон, они, конечно, ему отказывают, он дает нам знать, в машине Светлана или ее нет там…
— А как он даст знать?
— Поднимет одну руку и почешет затылок, а если Светлана в машине, то он пойдет в нашу сторону… Согласны?
— А дальше что?
— А дальше вам придется отдать кейс в обмен на Светлану. Согласны?
— Другого выхода нет. Был бы Шурик дома…
Шурик, слава богу, оказался дома. Он только что пообедал и смотрел телевизор. Шурик боготворил Костю, поэтому его не пришлось упрашивать. Он тут же обулся, натянул на себя куртку, и мы направились к самосвалу.
Все шло, как и было задумано. Шурик, пообщавшись с бандитами, дал нам знать, что Светлана в машине. Я тут же направился к "Жигулям". Мне было намного легче идти, будучи подстрахованным Костей и Шуриком. Я оглянулся — Шурик двигался в направлении самосвала. Все шло, как надо. Сейчас он подойдет к самосвалу, будет упрашивать подвезти брата к больнице, так решат грабители, а я тем временем обменяю Свету на кейс с банкнотами.
— Здесь все. Двадцать тысяч Инокентьев в качестве комиссионных оставил себе, — тот, кто взял кейс, крепко выругался. В руках у него был пистолет. Другой грабитель приподнял одеяло и выпустил Светлану из машины. К нам на бешеной скорости мчался самосвал. Мы едва отскочили в сторону, и в это мгновение самосвал врезался в красные "Жигули". Легковушка трижды перевернулась и легла кверху колесами. Из машины послышался стон. Костя подбежал к поверженной машине с монтировкой, с которой Шурик, как правило, не расставался, она была его всегдашним защитным и надежным оружием. Костя хватанул по целехонькому стеклу дверцы, сунул в нее руку и вытащил оттуда кейс. В машине стонали и взывали о помощи.
— Бог вам в помощь. А я помогу после того, как вы скажете, кто вас послал…
— Шамрай, — проговорил тот, кому я отдал кейс, — это он все, падла, затеял.
— Отлично, — сказал Костя и стал вытаскивать главаря шайки из машины. Вся физиономия у того была в крови. Костя отнес грабителя к самосвалу и, как мешок, швырнул в кузов. То же самое он проделал со вторым и с третьим бандитами.
Костя вскочил в кабину и тихо сказал Шурику:
— А теперь гони в больницу, брательника надо выручать…
Мы мчались по дороге с невероятной скоростью. В больнице Костя предъявил свои документы и пояснил, что на дороге, на улице Вознесенского, в перевернутой машине нашли трех раненых граждан и срочно доставили в больницу. Больше того, он потребовал расписку о том, что сдал трех раненых мужчин в такое-то время такого-то дня. Он объяснил, что документ ему, как частному сыщику, понадобится для предстоящего следствия.
Потом Костя подошел к стонущему грабителю и стал с ним разговаривать:
— Кто вас сбил? МАЗ, крытый брезентом? Голубого цвета, говоришь. Номера не запомнил? Нет, ну, выздоравливай, дорогой. Не забудь, что МАЗ был крыт брезентом. А теперь дай-ка пальчики, — прошептал Костя и наклонился над стонущим, чтобы снять отпечатки пальцев, — отпечаточки твоих гнусных царг, может быть, понадобятся. И еще, милый, повернись-ка на бочок: что там у тебя пристегнуто булавочкой. Так, бумажничек. Великолепно. "Удостоверение". Гладышев Василий Кузьмич, инспектор по особым поручениям. И подписал лично Шамрай. Что ж, Василий Кузьмич, это тоже в дело пойдет. О, да у тебя еще один документик, которому цены нет. Это было "Поручение" за подписью Шамрая, в котором сообщалось, что Гладышеву Василию Кузьмичу поручалось изъять у гражданина Теплова 180 тысяч американских долларов и доставить указанную сумму в Главное управление внутренних дел. А это алиби ты сам выпросил у Шамрая или он для чего-то еще тебе это дал?
— Сам, — простонал Гладышев.
— Для чего?
— На всякий случай. Отпустите меня. — На глазах у Гладышева выступили слезы…
— Выздоравливай и никому ни слова. А показания дай: "МАЗ голубого цвета, крытый брезентом…"
