— Ваша фамилия — не Виноградов? — спросила я, наклонившись к окошку, вместо того чтобы спросить, повезет ли он меня на Октябрьское поле.
— Нет, — ответил мужчина.
Удивительно, что он не спросил, не в Кащенко ли меня отвезти.
Я собрала рассыпанные вещи, села, спокойно доехала, спокойно расплатилась. У меня еще оставалось много, очень много денег от гонорара и аванса за следующие серии. Дома я аккуратно собрала самые нужные вещи в небольшой чемодан, попробовала его поднять — тяжело. Я открыла чемодан и выложила все ненужное. Нужно только то, что я могу унести. Плюс два килограмма с половиной — ноутбук. Плюс килограмм восемь — Максим вместе с плацентой и околоплодной жидкостью. Не потерять деньги. Закрыть внимательно все замки. И — за Варей в школу. Когда уходишь из дома во второй, в третий раз, вещей становится все меньше и меньше. Так, глядишь, все в кармане и будет умещаться. Паспорт, кредитка и пузырек с нашатырем.
Перед уходом я написала записку на валявшемся в кухне журнале «Мой любимый сад»:
«Толя! Все-таки главное в мужчине не затылок, а честь, как бы немодно это ни звучало».
Перечитала, вырвала лист и запихнула его себе в карман.
Когда я спускалась в лифте, затренькал в сумке телефон на мотив популярной песенки, которую все время поет Варька. По-моему, ей нравится эта песня из-за строчки: «Я родителям врала, понима-а-ешь!» Я посмотрела на дисплей — звонил Анатолий Виноградов.
— Да, — сказала я.
Да, Толя, да. Я тебя видела. Да, мне понравилась твоя девушка. Да, она в сто раз лучше меня. В два раза моложе. У нее волосы цвета выжженной солнцем спелой ржи, вишневые губы и ясные серые глаза, никогда не видевшие гноя, желчи, блевотины и засохшего на подбородке у твоей пьяной подруги семени твоего жениха…
Да, Толя Виноградов. Я — дура. Мне так всегда говорил Саша Виноградов. Я — доверчивая, неосмотрительная, не мыслящая себя без любви и без мужчины дура.
— Я сегодня пораньше приду, — сообщил Толя Виноградов теплым будничным голосом мужа.
— Да, — ответила я.
— Ты нормально съездила на киностудию?
— Да.
— Заплатили?
— Да.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Ленуля?
«Ленуля»… — вот этой «Ленулей» он меня окончательно прибил к себе, гвоздиками. Меня никто и никогда так не называл за все тридцать восемь лет, что я мучаюсь на этой земле. Особенно если иметь в виду, что прежний Виноградов в последние годы звал меня «Вама». Толя же произносил «Ленуля», и мне казалось, что в его рту перекатываются сладкие, ароматные лимонные леденцы, кругленькие, маленькие…
— Да, — с трудом ответила я и отключила телефон.
«Берега твоих губ — мой оберег», — напевал мне тут намедни влюбленный Толя Виноградов чужую сладострастную балладу. Да таких оберегов, как выяснилось, — пруд пруди! И вишневые, и клубничные, и малиновые берега! Оберег!..
К черту! К едрене фене! К чертовой бабушке! Я швырнула телефон в полуоткрытую сумку, накинула пальто и вышла на улицу. Все, Толя Виноградов, ветеран неизвестной войны. Душа у него такая тонкая и сложная, что он мою душу, чувствительную и нежную, очень хорошо понял. И на этой почве мы сошлись. Раз двести за истекший подотчетный период. Невзирая на объективные трудности, связанные с моим кенгуруподобным состоянием. Оно не помешало мне любить, а также верить, надеяться, терпеть и прощать. Ну, в общем, всё как обычно. Как раньше.
Э-э, нет! Я даже остановилась. Вот насчет «прощать» — старые ошибки мы повторять не будем. Я столько раз прощала Виноградова, я так долго скреблась и скреблась по этому пути, ведущему в никуда…
Я неторопливо направилась к Варькиной школе. Времени у меня было навалом. Я шла и размышляла про… Ольгу. Ведь я что-то не то про нее подумала. Я, зависимая от своей мучительной любви, распластанная, несамостоятельная, даже не могла предположить, что есть другой мир — мир без мужчин. Ненормально? Нарушение законов природы? Почему? Разве в животном мире, например, все живут парами? Я твердо знаю, что человек должен жить в паре — и точка. А если нет твоей пары, то — что? Мучиться, страдать или жить с неподходящей парой? Ольга и Наталья Леонидовна просто когда-то решили для себя по-другому. И ничуть от этого не страдают. Это я не могу представить себе мир без мужчин. И я много лет ждала и прощала Виноградова, подсознательно мечтая заменить его на другого. А они никого не ждали и не ждут. Без любви, оказывается, можно прекрасно обходиться и хорошо жить. Жить одной не так уж и плохо. Разве плохо, когда никто не требует от тебя невозможного, когда никто не смотрит на тебя утром с отвращением, не обманывает тебя, не смотрит лживыми глазами, не унижает… У всего есть своя цена, у жизни в паре — тоже.
Когда я училась в девятом классе, учительница физики Наталья Николаевна рассказала нам одну историю. Наталья Николаевна физику знала плохо и не любила, и часто, наскоро объяснив новую тему, рассказывала нам биографии разных ученых. Эта история была о том, как жена одного знаменитого физика, нобелевского лауреата, смирилась с тем, что горячо любимый и любящий муж не мог жить, не имея романов с другими женщинами. К старости дошло до того, что она провожала его на свидания, поправляла воротничок и расстраивалась, если девушка не приходила на свидание с ее мужем. Этот невероятный компромисс просто потряс меня в то время. И я часто за свою сложную жизнь с Сашей думала — вот смогла бы я так, как жена нобелевского лауреата? Провожать на свидания, встречать потом, радоваться вместе с ним его победам? Быть женой-подругой, настоящей. Не сравнивать их с собой, знать, что я лучшая, что я — в другом месте его души, там, где вечное, где мать, где — Бог… Нет, наверное. И с первым Виноградовым я бы так не смогла, и со вторым не смогу.
Если хочешь, чтобы мужчина тебя не нашел — он тебя не найдет. Толя искал нас долго. Он съездил к моей маме, которая совершенно искренне удивилась, увидев такого красивого мужчину в своих дверях. Потом она, разумеется, узнала его и так же искренне отказалась ему помогать. Она не знала, где мы, но, очевидно, радовалась, что наконец-то — пусть с другим Виноградовым! — я сумела проявить твердость и гордость.
Толя нашел и Нельку, что было делом непростым — он не знал ни адреса ее, ни телефона. У него не осталось никаких номеров, по которым я звонила. В новой квартире, где мы пытались начать счастливую жизнь, по принципиальным соображениям мы поставили телефон совсем простой, с трудом его нашли, без всяких дополнительных шпионских функций — ни тебе памяти входящих-исходящих, ни переадресовки, ни записной книжки, ни, разумеется, определителя номера. Я уже отвыкла от таких телефонов и первое время очень радовалась неожиданным звонкам — так, оказывается, приятно, когда поднимаешь трубку и не знаешь, кто сейчас с тобой поздоровается…
Нелька честно ответила, что знает, где мы, но ему не скажет. Толя устроил ей допрос с пристрастием, но Нелька стояла, как скала, чем меня несказанно удивила. Я даже подумала — не радуется ли она, что так все вышло. Может, она тоже не верит в наше скоропалительное счастье? Она очень разумно воспользовалась его звонком и потребовала, чтобы он привез к ней наши с Варей зимние вещи ввиду надвигавшейся зимы…
Толя связался со съемочной группой, но на съемках у Вари был временный перерыв, они снимали павильонные сцены с большой куклой, изображающей нашего Гнома, и монтировали отснятое в Крыму. Я с ними общалась по е-мэйлу, у которого, к счастью, географического адреса нет.
Мобильный телефон я включала только по необходимости.
Тогда он, профессиональный разведчик, отсек невозможные и глупые ходы, совершенно, кстати, напрасно. И продолжил поиски… с помощью полиции. Он обратился к своему бывшему сослуживцу, руководившему теперь органами внутренних дел одного московского округа. Тот дал разнарядку — и нас стали искать участковые. Фигуры мы были видные, особенно я. Но нас искали в Москве, а мы жили не в Москве.
Бедная Варя в очередной раз пострадала от маминых амуров, но теперь я не могла возить ее каждый день в школу и обратно, и пришлось нам поступиться и этим. Я проявила необычную для себя активность и последовательность и перевела ее в школу туда, где мы жили. А жить мы стали в двенадцати километрах от Москвы, недалеко от Красногорска.
Это было глупо, но я не могла его ни видеть, ни слышать, у меня не было сил ни на какие объяснения. Я боялась, что у меня просто разорвется сердце или начнутся преждевременные роды.
Я нашла замечательную двухкомнатную квартиру. Варьку просто раздувало от гордости за то, что она — она! — могла даже сама заплатить теперь за квартиру, у нее теперь были свои деньги, она получила за съемки. Сняли мы квартиру по сравнению с московскими ценами просто за копейки у помрежа, Надюши Андревны, которая еще летом рассказывала, что сын купил и обставил квартиру так далеко от Москвы, что ни жить в ней, ни сдавать ее с толком и порядочным людям не получается.
