Через час мы сидели в кабинете у завхоза НИИ.
— Ну, молодой человек, чем могу вам помочь? Десять листов фанеры? И все? И не стыдно вам отрывать меня ради такого пустяка? Фанера вам будет. Как бы из отходов. Напишите заявление. А вы мне билеты в театр. Идет?
Билеты обещал достать сосед по квартире Костя, но с условием, что я принесу ему вырезку из говядины ко дню рождения. Я пришел к мяснику в нашем магазине, отозвал его в сторону, начал объяснять суть дела. Мясник меня перебил:
— Все будет, но притащи хороший детектив.
Книгу я купил на толкучке около букинистического магазина; отнес ее мяснику, тот моментально из закутка принес вырезку, которую я вручил Косте; на следующий день Костя достал билеты; еще через день я получил фанеру. Пройдя эту цепочку, я понял, что у нас можно достать все. Ну а старине Александру — наиогромнейшая благодарность. Будь моя воля, я дал бы ему орден.
Следующая благодарность, и тоже немалая, — моему другу, аспиранту Борису, который в каком-то загородном магазине «по великому блату» выбил два огромных пакета шурупов и пакет казеинового клея и без колебаний, вроде второстепенной добродетели, отдал мне свою спецодежду. Я оценил его королевство и тут же назначил боцманом в будущую команду катера.
В начале зимы, получив на работе отпуск, я вытащил из своей четырнадцатиметровой комнаты шкаф в коридор, расстелил на полу чертежи и начал делать шпангоутные рамы (в дальнейшем катер вытеснил из комнаты и книжный шкаф, и стол, и стулья — осталась одна тахта). Ежедневно я вставал в шесть утра и работал до позднего вечера, и с первых дней взял бешеный темп — работал без перерыва и обеда и, естественно, страшно уставал. Это и понятно, работа была не из легких. Вечером попью чайку, перекурю — и трупом на тахту. Иногда не было сил разобрать постель, и спал прямо на инструменте. Потом все же до меня дошло, что так можно сломаться, и я стал обедать в кафе «Весна», недалеко от дома.
К Новому году я сделал все шпангоуты, сделал добротно, крепко, с любовью. Устал жутко, и, что самое обидное — мне никто не помогал. Бывало, звонит кто-нибудь из приятелей и спрашивает:
— Что делаешь?
— Катер, — отвечаю.
— Что? Катер? О! Это замечательно!
— Приехал бы помочь, — говорю.
— О чем речь! В воскресенье прикачу! Я люблю физическую работу.
Но никто не приезжал. Обидно было до чертиков, ведь я не себе одному делал такую махину. Я для них, приятелей, старался; даже распределил должности в будущей команде.
Пол в комнате я порядком извозил, стол попортил, все завалил ворохом стружек и кучами опилок — каждый день выносил по ведру, но они все равно проникали в коридор, в ванную, в комнаты к соседям. Квартира напоминала лесозаготовку, да еще запах клея, стук и визгливое вращение дрели! Соседи ходили насупившись, временами грозились заявить в милицию. «У нас тут лодки делают разные сумасшедшие, — говорили по телефону. — Всю квартиру захламили. Жить стало совершенно невыносимо». Иногда по телефону звонила моя девушка Елена:
— …Все твои приятели пишут кандидатские, чего-то добиваются, а ты делаешь себе игрушку.
Друзьям она жаловалась с явно меркантильными нотами:
— Этот катер сожрал все его деньги (она сильно преувеличивала). Это не катер, а какой-то ледокол! Ноги моей на нем не будет!
Когда я сообщил ей, что собираюсь присвоить катеру ее имя, она стала ворчать на тон ниже. (Я допустил промашку — женские имена даются яхтам, но никак не катерам — впоследствии это сыграло свою роль).
На Новый год у всех стояли наряженные елки, а у меня посреди комнаты — каркас кокпита. К подоконнику, где я набивал себя кефиром и колбасой, приходилось пролезать по табуреткам, на ночь к тахте — проползать под каркасом. Но втайне я радовался: наконец-то осуществилась моя мечта — заиметь столярную мастерскую.
В начале января, весь в синяках и мозолях, с перебинтованными пальцами, я вышел на работу и обрушил на сослуживцев рассказы о своем деревянном детище. Вначале меня слушали, потом отворачивались, при повторной встрече без оглядки бежали.
Самым неожиданным оказалось то, что каркас я сколотил нерасчетливо. Как ни прикидывал, ни замерял оконную раму — думал вытащить секцию через окно (благо первый этаж), — рама не выставилась, и каркас пришлось частично разобрать.
С первыми теплыми весенними днями я перетащил обе секции катера в гараж Георгия, причем, пока нес, прохожие останавливались и обалдело смотрели мне в след, не в силах понять, что за сооружение покоится на моих плечах, а из окон выглядывали ротозеи и, оживленно судача, отпускали колкости в мой адрес.
Вокруг гаража еще лежал снег, но уже можно было работать без перчаток. На свежем воздухе у меня открылось второе дыхание. К тому же, я уже прошел определенный рубеж, уже обозначались контуры будущей посудины, и это придавало мне дополнительные силы. Десять дней перед работой и после нее я пилил и строгал доски для стрингеров. Скуловые стрингера надлежало выгибать, вымачивать в кипятке, для чего на пустыре за гаражом я разводил костер.
Одному работать было тяжеловато, а порой и просто невозможно — все время требовалось что-то поддержать, где-то нажать. Приходилось выдумывать сложные устройства (крепления, распорки) для совершенно простецкого соединения. Иногда эти конструкции рушились, и, стиснув зубы, я пытался быстро их восстановить, хватал материалы, лежащие под рукой, но, оттого что спешил, все получалось шатким и, конечно, не выдерживало нагрузок. В спешке, как известно, хорошего мало. Тогда я брал себя в руки, убеждал, что неудачи — только барьеры в пути, что ими-то и проверяется человек, и уже спокойно, неторопливо устанавливал надежную конструкцию.
Бывало, просил помочь каких-нибудь прохожих или зевак, глазеющих на мое сооружение. Как правило, прохожие убыстряли шаг, а зеваки, спохватившись, бормотали, что куда-то опаздывают. Но находились и бескорыстные помощники. О них расскажу с особым удовольствием и, конечно, отпущу им очередные благодарности.
Как только я перебазировался в гараж, около меня стал вертеться инженер Ваня. По утрам, прогуливаясь с красавицей колли, он непременно заглядывал в гараж и своим присутствием скрашивал мое одиночество. Нередко Ваню осеняла инженерная мысль, и он давал полезные указания: что как прибить, а однажды сообщил, где валяются нужные вещи. За все это его и благодарю, но немного прохладно: все-таки и я помогал ему коротать время; ко всему в гараже Ваня имел возможность потренировать свои инженерные мозги.
Стоит поблагодарить соседа по гаражу, механика и замечательного парня Олега, который шесть лет строил сконструированную им же машину и превратил свой гараж в самую интересную мастерскую, которую я когда-либо видел. Его благодарю за бесценные вещи: рулон стеклоткани и бидон эпоксидной смолы, которые он продал мне за ту же стоимость, что и купил.
Благодарю также другого соседа по гаражу, шофера такси и опытного судостроителя Владимира, за пример постройки катера (он держал его в Водниках) и за поручни, которые он заказал от моего имени токарю в таксопарке, так что утопающим есть за что хвататься на моем судне. Кроме всего прочего, большое спасибо Володе за прекрасный обед перед гаражами, ну и, конечно, за покладистый характер и твердую уверенность в непотопляемости моей посудины. За это — особенно! Горячая моральная поддержка мне была как нельзя кстати.
Иногда Володя рассказывал мне разные истории из жизни знаменитых водомоторников — в частности, о каком-то своем приятеле, который строил яхту из цемента, но, когда спустил ее на воду, она на три метра осела, и только десять сантиметров маячили над водой. Приятель чудак назвал цементное корыто «Гитлер» и разбил его кувалдой. Расправившись с яхтой, он приобрел списанную посудину метров двадцати с двигателем от самосвала, в его машинном отделении можно было играть в пинг-понг. На посудине имелись две каюты, а что находилось в носовой части, никто не знал — туда было трудно добраться. Этот Володин приятель явно страдал гигантоманией — собирался удлинить судно и ставить двигатель от танка.
Но больше всех благодарю мать, которая каждое воскресенье привозила в гараж обед: кастрюлю с супом, завернутую в шерстяную кофту. Мы усаживались на ящики из-под овощей, я принимался за суп, а мать начинала расхваливать мое сооружение. Она ни минуту не сомневалась, что я построю отличный катер, и жалела, что отец не дожил до этих дней.
— Вот уж кто тебе помогал бы! — вздыхала она и предавалась воспоминаниям о нашей бывшей семье.
А друзья и приятели все не приезжали, все не удосуживались мне помочь. Некоторые из них, правда, звонили, проявляли жгучую заинтересованность строительством и, поддерживая мой гаснущий время от времени энтузиазм, подробно рассказывали, как кто-то из их сотрудников плавал на катерах. Должен прямо сказать — злость переполняла меня, хотелось все забросить, но меня уже заело, я должен был доказать ей, жизни, что МОГУ. Могу сделать что-то стоящее. Дело упиралось в принцип. «И потом, — рассуждал я, — в каждом деле главное — довести работу до конца».
