Моцарт слишком нежен и лиричен для Юлькиного темперамента. Я вижу, ей хочется танцевать, а когда Юлька танцует, я люблю ее еще больше. И, будто угадав мое желание, Юлька быстро меняет пластинку и, ногой отшвырнув в сторону разбросанные вещи, начинает танцевать.
Ее длинные волосы разлетаются вокруг плеч, они уже не блестят, а сверкают бронзой, тонкие ноздри раздуваются, в глазах плещется зеленоватый свет…
Такую Юльку, наверное, еще никто не видел.
И хотя Юлька не смотрит на меня — она вся уходит в ритм быстрой современной мелодии, — я знаю, она танцует сегодня для меня. Это не танец, а настоящая поэзия… Юльке богом дан талант! И я с ужасом думаю, не приди она сегодня, я, возможно, никогда не увидел бы этого чуда! Как мне могла в голову прийти мысль уехать? Одному, без Юльки!
Мелодия неожиданно обрывается, и разгоряченная, запыхавшаяся Юлька навзничь падает на тахту рядом со мной. Я молча глажу ее волосы, целую пылающее лицо, руки…
А потом подхожу к телефону и набираю домашний номер Бутафорова. Трубку долго не снимают, наконец слышится покашливание и недовольный хрипловатый спросонья голос Николая:
— Я слушаю… Кто это?
— Коля, мне завтра нужна твоя машина, — говорю я.
— И ты мне за этим звонишь в два часа ночи? — рычит он в трубку. — Никакой машины ты не получишь! Доедешь до вокзала и на такси… И вообще…
— Мне не на вокзал, Коля, — перебиваю я. — В загс.
— Куда? — после некоторого молчания переспрашивает Бутафоров.
— Я, кажется, женюсь, Коля!
— Значит, остаешься? — сразу сбавляет он тон. — Так бы сразу и сказал, чертов сын… Пригласишь на свадьбу?
— В воскресенье! — ору и я в трубку. — Свадьба состоится только в воскресенье, и в никакой другой день, слышишь, Колька?
— Ты никак пьяный? — спрашивает приятель.
— Я просто счастливый, — хохочу я в трубку. — Приходите с Машей в воскресенье, я познакомлю вас с моей невестой! Ее зовут Юлька! И она…
Юлька нажимает на рычаг и качает головой:
— Ты с ума сошел! Разве о таких вещах говорят?
— Это наша семейная тайна? — спрашиваю я.
— И потом, я еще не дала тебе своего согласия… — смеется Юлька.
Я вешаю гудящую трубку и поворачиваюсь к ней.
— Поздно, Юлька… Я уже пригласил на свадьбу своего лучшего старого друга.
— Приходи в воскресенье… — задумчиво повторяет Юлька. — Вот ты наконец и пришел!
— Это судьба, Юлька…
— Судьба… — тихо повторяет она. — Красивое и вместе с тем какое-то жуткое слово… Это, наверное, про нас сказано: от судьбы не уйдешь?
— Не приди ты сегодня, сколько бы я глупостей натворил… — говорю я.
— Я так к тебе спешила, — улыбается она.
— С завтрашнего дня, Юлька, начнем новую жизнь, — говорю я.
— Новую, — как эхо повторяет она.
— Мы поделим весь мир на двоих, и третьего или третьей у нас не будет.
— Не будет третьего, — соглашается Юлька и тут же спохватывается: — А он? — и дотрагивается пальцем до своего живота.
— Я имел в виду другое, — улыбаюсь я. С Юлькой невозможно быть серьезным. — Если ты мне хоть когда-нибудь изменишь, бестия! — кричу я. — Я… я не знаю, что с тобой сделаю!
— Я постараюсь быть верной, — как ребенка, успокаивает меня «бестия».
— К черту инженера Потапова и…
— К черту! — перебивает хитрая Юлька. Она не хочет, чтобы вслед за Потаповым я послал в тартарары и ее лучшую подружку — Машу Кривину.
— Теперь мы будем говорить друг другу только здравствуй и никогда — прощай, — не могу я остановиться. Это нервная разрядка после такого долгого ожидания.
— Здравствуй, Максим!
Я умолкаю. Не могу сказать ни слова. Да и не хочется. К чему пустые слова, когда у нас вся жизнь впереди?..
Слышится шорох, скрипит форточка, затем раздается мягкий стук. Это с крыши возвращается Мефистофель, вслед за ним в незанавешенное окно заглядывает полная желто-голубоватая луна. По полу ползут призрачные тени, сверкают замки на чемодане, тени испуганно прыгают на стену и прячутся под самым потолком. Издалека приходит ритмический перестук колес поезда. Слышится басистый гудок, и снова становится тихо. Я думал, что кот, как обычно, расположится на письменном столе, но он прыгает к нам на тахту и устраивается в ногах. Желто сверкают и тут же гаснут глаза Мефистофеля. И немного погодя раздается негромкое уютное мурлыканье.
Наконец-то вся моя семья собралась вместе. И, кажется, надолго.
