— Я с вами полностью согласен. Я и сам не хотел бы завязываться сейчас ещё и с котельной. Но мне нужно было узнать ваше мнение по этому вопросу. Вот теперь, как мне кажется, все вопросы обговорены. Остаётся ждать, когда командир согласует этот вопрос на высшем уровне. Кстати, Андрей Николаевич, он высоко оценил вашу профессиональную подготовку. Лукич не даст соврать. А может быть вы после Лукича и займёте его место? Теперь хозяйство гарнизона вы знаете хорошо. Вряд ли нам стоит ожидать, что пришлют грамотного специалиста.
— О, Господи! Борис Михайлович, да что это мне за наказание. Не сыпьте соль на раны. То в Цербсте давили на меня, а теперь что, и в Борстеле следует продолжение?
— Нет-нет, — улыбнулся Лукшин. — Никто не собирается на вас давить. Это я просто лично для себя хотел узнать ваше мнение по этому вопросу. Лично меня вы очень устраиваете на своём теперешнем месте.
Такой длинной и утомительной планёрки Андрей припомнить не мог. Он пришёл домой поздно вечером в состоянии выжатого лимона. Он разделся и, не садясь за стол, который накрыла к его приходу Валерия, бухнулся на кровать.
— Ты что, не будешь есть? — удивилась жена. — Пришёл поздно и не голоден? Ты был в столовой или тебя где-то покормили?
— Покормили, да ещё как. Насытился под самую завязку.
— Ты, вроде, и не выпивший, но какой-то очень уж уставший. Кирпичи, что ли, где-то таскал? — пошутила Лера.
— Ты, знаешь, кирпичи, пожалуй, легче было бы таскать, нежели вынести тот груз, который на меня свалили.
— Что-то произошло? — участливо спросила жена.
— Произошло. Да такое, что и не позавидуешь. Ты у себя на работе мучаешься от безделья, а я же буду мучаться от чрезмерной работы.
— Так, что всё же произошло, — заволновалась жена.
— Сейчас, ещё пару минут полежу, отдохну, а затем за столом всё и расскажу.
Прошло несколько минут, после чего Андрей поднялся с кровати, сел за стол и, неспешно ужиная, начал всё подробно рассказывать Валерии. Часом он так увлекался рассказом, что забывал и о стоявшей перед ним тарелке. Когда он всё рассказал (без разговора об отпуске), Лера возмутилась:
— О чём только думает твоё начальство? Ты же никогда не делал таких работ.
— Понимаешь, сначала я, как и ты, тоже возмущался. Но потом понял, что это бесполезно — эту работу всё равно ведь нужно делать, а кроме нас её никто не сделает.
— Но это же работа, действительно для большого коллектива, для специалистов. Это всё равно, если бы мне приказали оперировать кого-нибудь.
— Бывают, Лера, случаи, когда тебе и пришлось бы оперировать по приказу и даже без него. Ты же врач, и, хотя и понемногу, но вас всему учили.
— Да, но я же не хирург. Я же не профессионал в таком деле. Нет, меня бы не заставили.
— Лерочка, милая, профессионалами то не рождаются — ими становятся. И ты бы научилась хорошо оперировать.
— Но всё равно мне такого приказать не могут.
— Могут, ещё как могут. И такой приказ тебе может отдать не кто-нибудь, а твоя совесть, твоя клятва Гиппократа.
— Как это?
— А вот так. Ты представь себе, что привезли раненного, а хирурга нет, ты из врачей одна. Ты что же, откажешься ему помочь? Чему-то вас то учили. И ты заставишь себя всё вспомнить и постараешься помочь раненому.
— Так это же в военных условия. Это совсем другое дело.
— Вовсе нет. Не обязательно в военных. Например, в тайге, в пустыне, где-то в снегах, в море, да и, вообще, просто в экстремальных ситуациях. Кстати, ты не забывай, что мы здесь с тобой почти на военном положении.
— Что ещё за ерунда. Какое ещё военное положение?
— Очень простое. Ты, наверное, забыла, почему служащим не разрешают привозить с собой сюда детей. По одной простой причине — в случае военного положения или войны жёны военнослужащих с детьми будут срочно отправлены в Союз. А мы, служащие, будем наравне с солдатами и офицерами уже не просто работать на благо Отечества, мы уже будем служить Родине. Мы все встанем под ружьё. И это касается всех — от офицеров запаса, тех же инженеров или врачей, и до обыкновенной посудомойки. Тебя, например, не отправят в Союз к родителям и Никитке, а выдадут вместо туфелек сапоги, а на свой белый халат ты наденешь офицерскую шинель. А тогда ты будешь уже выполнять любые приказы.
— Господи! Андрей, ты мне сейчас такого наговорил. Как же ты напугал меня. Не дай Бог что-то случится. Ты что, это же ужас какой-то. Да, я офицер запаса, но мне никогда в голову не приходило, что в какой-то ситуации я не смогу больше увидеться с сыном.
— Конечно, Лерочка, всегда хочется верить в хорошее, и мы будем в это искренне верить и надеяться, что всё будет хорошо. Но не стоит всё же забывать о том, что тебя сейчас напугало.
— Да, только сейчас я стала осознавать, что я нахожусь в армии. А это серьёзное дело.
— Очень серьёзное. Но ты не унывай. Даже из самого плохого всегда можно выудить и что-то хорошее.
— И что же ты выудил? Ты же теперь из-за этой своей авральной работы даже в отпуск не можешь пойти в то время, когда планировал.
— И прекрасно.
— И что же в этом прекрасного?
— Ну, как, согласись, что в августе, например, лучше отдыхать, нежели в конце мая. А я планирую к средине августа все эти работы завершить. И можно тогда на море поехать, покупаться, позагорать.
— Да, в этом плане тебе хорошо, — грустно выдавила Валерия. — Ты будешь и купаться, и загорать, а я здесь париться. И сына ты сможешь увидеть. Кстати, а ты на море собираешься ехать сам или с сыном?
— С сыном, но и не только с ним, — загадочно начал дразнить Леру Андрей.
— Как это? Кого это ты уже нашёл? С кем же ты ещё собираешься ехать?
— С тобой.
— Ну да, если бы. Так меня и отпустят в отпуск всего после четырёх месяцев работы. Это абсолютно нереально.
— А вот как раз это абсолютно реально. Я же сказал тебе, что из любой ситуации можно извлечь пользу для себя.
— И какую ты извлёк пользу?
— О, Господи! Да я же толкую тебе — я договорился с Лукшиным о том, что я делаю ремонт этого дома, но за это он, со своей стороны, отпускает тебя со мной в отпуск. Ты понимаешь, мы поедем на море втроём.
— Не может быть. Ты шутишь?
— Да какие шутки. Лукшин дал слово, а он его умеет держать. Ты же знакома с ним и, наверное, понимаешь, что мужик он правильный, честный.
— Но есть же ещё командир, да и начальник санчасти. А они то, как на это посмотрят?
— Командир отпусками служащих не занимается, это прерогатива как раз его зам. по тылу. А твой начальник санчасти подчиняется Лукшину. А ты знаешь, что такое подчинение в армии. Да и какая ему разница, когда ты пойдёшь в отпуск. Вроде бы ты перегружена работой.
— Значит, это всё правда! — обрадовалась Валерия. — Ой, как здорово! Какой же ты молодец. Я, наверное, всё равно не смогу в это поверить, пока сама не увижу приказ об отпуске.
— Ну, приказ ты вряд ли увидишь. Но тебя убедят в этом выданный тебе паспорт и предписание на проезд. Я, кстати, не думаю, что это такое уж большое одолжение за мои предстоящие четыре месяца каторжной работы.
— Правильно, раз заставляют тебя заниматься несвойственной работой, то пускай и вознаграждают за неё. Господи! Андрюша, неужели мы все вместе поедем на море? Мы же на нём ещё ни разу небыли вместе, всей семьёй, — и Валерия бросилась на шею мужу.
— Не были. А теперь будем, и это совершенно точно, — выговаривал по отдельности слова Андрей в промежутках между поцелуями.
На такой мажорной ноте завершился этот нелёгкий апрельский день.
На следующий день Андрей не спешил распускать бригады слесарей с газосварщиками по объектам, тем более что серьёзной работы и не было. Когда мелкие вопросы были решены, Андрей спросил:
— Вы, вероятно, ждете, не дождётесь, когда уже закончится не только эта, но и следующая неделя?
— Конечно! — почти хором ответили все.
— Вот расслабуха будет — пузо на солнышке погреть, да?
— А почему бы и нет, — радостно произнёс Славик Пампушко. — Мы что, этого не заслужили?
— Не спорю — заслужили. Тьфу-тьфу, ещё немного осталось, но в целом отопительный сезон прошёл нормально. Да и в межсезонье вы потрудились неплохо. Но вот только греть животы на солнышке не очень то получиться. Это межсезонье будет ещё посложнее, понасыщеннее, потяжелее, нежели прошлое.
— Это ещё почему? Что мы такого не успели сделать?
— Я и не говорю, что вы чего-то не сделали. Я веду разговор о том, что предстоит ещё сделать.
— И что нужно делать? А, наверное, этот наш дом — не наш, правда, но мастерская под ним находится.
— Угадали, именно этот дом.
— Но мы же уже провели его капитальное обследование, — опять вставил слово Пампушко. — Даже кусок трубы вырезали, негодной трубы. И вы, я так думаю, отцу Фёдору её показали. А дальше не наше дело — пусть немцы его ремонтируют.
