— К тому времени военные действия наверняка кончаться, — сказал он Олив и Кенди, сидевшим на кухне «Океанских далей». — Такое уж мое везение.
— Это и правда будет везение, — сказала Олив. На что Кенди кивнула головой.
— Точно, — откликнулся из соседней комнаты Гомер. Он все еще сомневался, не пройти ли ему призывную медицинскую комиссию. Заключения д-ра Кедра о врожденном пороке сердца оказалось достаточно, и его освободили от воинской службы; медицинскую комиссию проходили молодые люди, принадлежащие по здоровью к первому разряду. Он же относился к четвертому. Согласно заключению семейного врача, Гомер страдал врожденным стенозом клапана легочной артерии. Семейным врачом Гомера был, разумеется, д-р Кедр, чье письмо в местный совет по здравоохранению уберегло Гомера от войны, д-р Кедр и сам был членом этого совета.
— Я предложил ей жениться, а она не хочет, — поделился с Гомером Уолли в их общей спальне. — Сказала, что будет меня ждать. А замуж выходить — ни за что. Говорит, хочет быть женой, а не вдовой.
— Теперь ты будешь ждать и надеяться, — сказал Гомер Кенди на другой день.
— Да, — ответила она. — Я уже несколько лет невеста Уолли. Ты появился позже. Тебе оставалось только ждать и надеяться. А тут эта война. Теперь моя очередь ждать и надеяться.
— Ты дала ему обещание? — сказал Гомер.
— Да, — кивнула Кенди. — Но обещание еще ничего не значит. Разве с тобой так не было — дал обещание и нарушил?
При этих словах Кенди Гомер невольно поежился, как если бы Кенди вдруг назвала его «Солнышком».
За рождественским столом Реймонд Кендел, стараясь поддержать разговор, сказал:
— А я бы пошел служить на подводную лодку.
— Ну и попали бы на обед омарам, — возразил Уолли.
— Ничего страшного, — отпарировал Рей. — Омары ведь частенько попадают мне на обед.
— В самолете больше шансов уцелеть, — не сдавался Уолли.
— Больше шансов, — жестко проговорила Кенди. — Скажи, почему тебя так тянет туда, где твоя жизнь зависит от случая?
— Хороший вопрос, — сказала Олив. Явно нервничая, она с такой силой бросила на дубовый поднос серебряную вилку, что рождественский гусь, как всем показалось, попытался вспорхнуть.
— Случай — это не так и мало, — проговорил Гомер и не узнал своего голоса. — Случай управляет всем. В воздухе, под водой, здесь за столом, с первой минуты рождения все и везде решает случай. («Или нерождения», — мысленно добавил он и понял, что говорит голосом д-ра Кедра.)
— Довольно мрачная философия, — сказала Олив.
— Я думал, что ты изучаешь анатомию. А ты, оказывается, философ, — сказал Уолли Гомеру.
Гомер взглянул на Кенди — та с вызовом отвернулась.
На январь Уолли отправили в Форт-Мид, что в штате Мэриленд. Он часто писал Олив, Гомеру, Кенди и даже Рею. Но письма были какие-то пустые. Его наверняка учили по какой-то программе, но он или не знал ее, или не мог о ней писать. Просто предавал бумаге скучные подробности курсантского быта. Так, описал карман, который сам сшил и привесил в ногах койки, чтобы гуталин не прикасался к зубной пасте. Поведал о конкурсе на лучшее название самолета, чем несколько дней занималось все подразделение. Писал с восторгом о поваре-сержанте, который знал кучу неприличных стишков, раз в сто больше, чем Сениор помнил в последние годы. В каждом письме Уолли присылал очередной стишок. Рею они нравились, Гомеру тоже, Кенди сердилась, а Олив, получив очередной стишок, приходила в ужас; Кенди и Гомер показывали их друг другу, но Гомер скоро понял, что это сердило ее еще больше, хотя ей Уолли посылал сравнительно безобидные вирши.
Вот, например, такие:
Красотка Делила
С ума всех сводила.
И один дуралей
Помахал перед ней
Своим членом, ей-ей.
Гомер стал обладателем такого опуса:
У Брент, молодой девицы,
Меж ног была пасть как у львицы:
Широка и гулка.
Счастливчик, добравшись до дна,
Слышал рычание льва.
А вот что пришло Рею:
Странная девчонка живет в Торонто,
Стоит большого труда
Залезть к ней туда,
Но коль сквозь чащобу прорвешься,
Обратно не скоро вернешься.
Одному Богу известно, что получала Олив. Знает ли этот сержант хоть один приемлемый для нее? — гадал Гомер, лежа вечерами в комнате Уолли после его и Кенди отъезда и прислушиваясь к биению сердца. Что все-таки с его сердцем неладно?
Вскоре Уолли перевели в Сент-Луис, казармы Джефферсона, 17-й отряд, учебная эскадрилья. Тщательно продуманная структура ВВС, пришло в голову Гомера, построена по образцу «Анатомии» Грея — все разложено по полочкам и всем дано свое имя. В этом было что-то успокаивающее, четкая организация, казалось, гарантировала безопасность. Но Кенди он убедить в этом не мог.
— Сейчас он в безопасности, а завтра? — говорила она, пожимая плечами.
«Береги Гомера, береги его сердце», — наставлял ее в письмах Уолли.
«А кто подумает о моем сердце? Да, я все еще сержусь», — отвечала ему Кенди, хотя Уолли не спрашивал о ее чувствах.
Сердилась на Уолли, но была ему верна, ждала и надеялась.
Целовала Гомера при встречах и расставаниях, но никаких других вольностей.
— Мы просто друзья, — объясняла она отцу, хотя Рей ни о чем не спрашивал.
— Вижу, — отвечал Рей.
Работа в саду этой зимой была самая простая — главным образом, обрезка крон. Все по очереди учили Гомера этому нехитрому искусству.
— Самые большие ветви отпиливают, когда температура падает ниже нуля, — объяснял Злюка Хайд.
— Дерево, если его обрезать в холод, не так кровит, — по-своему объяснял то же самое Вернон Линч, отсекая очередную ветку.
— Когда холодно, нет той опасности заразить дерево, — подытожил наставления Эрб Фаулер, который в зимние месяцы меньше забавлялся с презервативами, скорее всего, потому, что не хотелось снимать перчатки и лезть в карман.
Правда и то, что после вопроса Гомера о дырках в профилактических средствах прыть его заметно поубавилась.
— А разве в них есть дырки? — наигранно удивился он. — Значит, производственный брак! — Потом подошел к Гомеру вплотную и шепнул на ухо:
— Дырки-то не во всех.
— А отличить можно, какие с дырками, какие нет? — спросил Гомер.
— Нельзя, — пожал плечами Эрб. — Просто одни целые, а другие с дырками. Производственный брак.
— Точно, — кивнул Гомер. Но заметил, что пестрые пакетики в рекламной упаковке стали редко летать в его сторону.
Жена Злюки Хайда Флоренс была опять беременна. И всю зиму Толстуха Дот с Айрин Титком подшучивали над счастливыми супругами.
— Сделай милость, держись от меня подальше, — начинала Толстуха Дот, обращаясь к Злюке. — И смотри не пей кофе из моей кружки. Тебе ведь стоит дохнуть на женщину, и она брюхата.
— Это самое он со мной и сделал! — подхватывала шутку сама Флоренс.
— Смотри, Злюка, не вздумай наших мужиков учить своим Фокусам! — смеялась Айрин.
— Он меня всего только чмокнул в ушко, — гордо поглаживая живот, говорила Флоренс, — и вот пожалуйста.
— Одолжите, ради Бога, ушные затычки, — подхватила Лиз-Пиз. — Или лыжную шапочку!
— А мне дюжину резинок Эрба! — смеялась Айрин Титком.
«Упаси тебя Бог от этих резинок», — подумал Гомер. Так наверное, Флоренс и забеременела. Он смотрел на сияющую жену Злюки Хайда: странно видеть женщину, радующуюся беременности.
— Ты что, Гомер, — спросила Толстуха Дот, — ни разу не видел бабу на сносях?
— Точно, не видел, — сказал Гомер и отвернулся. Грейс Линч таращила на него глаза, он отвернулся и от нее.
— Будь я твоих лет, — сказал Гомеру Вернон Линч, когда они формировали кроны в саду Петушиный Гребень, — я бы пошел воевать. Как Уолли. Не сидел дома.
— Я не могу.
— Что, сирот в армию не берут?
— Дело не в этом, — ответил Гомер. — У меня порок сердца. Врожденный.
Вернон Линч сплетником не был, но с тех пор больше никто ни о чем Гомера не спрашивал. Ему не только простили, что он не в армии, но стали трогательно заботиться. Обращались с ним, как мечтал д-р Кедр.
— Я не хотел обидеть тебя, Гомер, — сказал ему Эрб Фаулер. — Ну, когда брякнул про производственный брак. Я бы никогда этого не сказал, если бы знал про твое сердце.
— Все в порядке, Эрб, не беспокойся, — ответил Гомер.
А ранней весной, когда стали готовить пчел к сезону цветения, Аира Титком подскочил к Гомеру, увидев, что тот пытается вытащить из улья особенно тяжелую раму.
— Ради Бога, не поднимай один такие тяжести! — сказал он.
— Мне, Аира, не тяжело. Я сильнее тебя. — Гомер в первую минуту не понял беспокойства Аиры.
— Я слыхал, у тебя барахлит сердце, — объяснил Аира.
В День матери Вернон Линч учил Гомера, как работать с распылителем. Стал опять показывать, как пользоваться респиратором. — Главное, чтобы он был всегда чистый. Тебе респиратор нужен как никому.
