В голове колонны шли грузовики с гражданскими. Эту хитрость изобрели недавно. Если они попадут в засаду, первый и самый убойный удар примут на себя гражданские. Это даст время солдатам спрыгнуть с грузовиков и занять боевые позиции. В центре шла основная часть колонны, состоявшая из грузовиков и тягачей; их прикрывали четыре бронемашины — две впереди, две сзади. Интервал между машинами — тридцать метров, не слишком короткий, чтобы потери в случае внезапного нападения противника были не так велики, и не слишком растянутый, чтобы, если надо, иметь возможность сгруппироваться. Капитан на джипе перемещался взад и вперед, вдоль всей колонны, строго следя за соблюдением порядка.
Первые проблески зари на востоке уже посеребрили гору. В противоположной стороне вырисовывалась неясная масса спавшей еще деревни — Талы. Ниже, несколько в стороне от нее, виднелось кубическое строение САС. Равномерный скрежет железа нарушался время от времени лишь бешеным ревом капитанского джипа, обгонявшего грузовики, да пронзительным воем шакалов, выходивших на самую обочину дороги. Охранять колонну было нетрудно, потому что по обе стороны дороги оливы были вырублены.
Нервно залаял автомат, но слышно его было не более секунды, и тут же опять все поглотила тишина. Капитан, находившийся впереди, никак не мог определить, где раздались выстрелы. Ему казалось, что они донеслись издалека, с другого края долины.
С минуту колонна шла неуверенно, машины замедлили ход, словно собираясь остановиться. Потом, погасив все огни, снова начали медленно двигаться дальше. Солдаты очнулись от сна. Но все было как до выстрелов. Все так же с воем бросались прочь шакалы. Только луна спряталась за гору, и тьма от этого стала еще непроницаемей. Над целым мирозданием нависла тяжелая тишина. Прошло несколько минут, и вдруг вдоль всей колонны, словно прорвало плотину, засвистели, застрекотали автоматные очереди и одиночные выстрелы. Определить, какая часть колонны подверглась нападению, было невозможно, ибо стреляли отовсюду. И сразу же длинная цепь машин замерла. Солдаты соскочили на землю. Лишь грузовики с гражданскими не остановились и на полном газу устремились к Тале.
Не отрывая глаз от дороги, шофер джипа продолжал нажимать на акселератор. Капитан рядом с ним сидел не шелохнувшись и, казалось, ничего не слышал. У шофера было такое чувство, будто джип рассекает переплетение линий высоковольтных передач с редкими точками, где что-то взрывалось с сухим треском. Он все думал, когда же машина пересечет траекторию какой-нибудь пули, но, так как капитан молчал, шоферу не хотелось показывать свой страх, и, неотрывно глядя на серый асфальт, жадно пожираемый колесами, он ждал приказаний. Послышался яростный свист, и ветровое стекло рассекли тысячи тонких трещин. Шофер понял, что произошло, лишь когда стекло стало рассыпаться. Теперь он уже не видел дорогу и притормозил.
— Остановить, господин капитан?
Капитан не ответил. Шофер обернулся: голова капитана свесилась на грудь, казалось, он спал. На груди у него, на гимнастерке, темнела едва заметная дырочка.
Рассыпавшись вдоль дороги, солдаты пытались отстреливаться. Солнце уже расцветило долину первыми робкими лучами. В воздухе раздавался густой горловой кашель двуствольных пулеметов, злобно заливались автоматы, сухо потрескивали одиночные выстрелы, и все это тонуло в глухом гуле самолетов, пролетавших слишком высоко.
Солдаты залегли в канавах и стреляли оттуда. Перегруппироваться они не смогли, потому что нападению подверглись все машины сразу. Лейтенант, принявший командование после гибели капитана, не хотел переходить в контратаку, так как ничего не знал ни о расположении противника, ни о его численности. К тому же он рассчитывал на капитана Марсийака, который, как он надеялся, все это слышал и вот-вот должен прийти к нему на выручку со своей ротой.
В самом деле, около семи часов в тылу врага послышался глухой рокот первого пулемета. И тут же завязалась оживленная перестрелка. Значительную часть своего огня мятежники вынуждены были обратить в другую сторону. Но вместе с тем они продолжали обстреливать и шоссе, всячески препятствуя перебежкам солдат.
К полудню жара стала невыносимой. Вдоль всей колонны огонь прекратился. Только в самом хвосте ее оставалась одна-единственная точка сопротивления. Мятежники, окопавшиеся прямо напротив взвода Гамлета, скупились на выстрелы — видимо, у них оставалось не так уж много боеприпасов. Им приходилось обстреливать и дорогу. Установленный на довольно значительном расстоянии от них пулемет не переставая поливал груду камней, где сосредоточивался центр сопротивления.
Пулемета Гамлет не видел, но пулеметчик, как ему казалось, просто ополоумел. Когда смолкала стрельба и гул самолетов, ветер доносил до Гамлета его ругань: «Сброд поганый! Буньули[82] несчастные!.. Всех вас перебью… как кроликов… банда шлёхов[83]…»
«Совсем дошел парень», — решил Гамлет. Он слышал только голос пулеметчика и понял, что тот остался один. Мятежники не отвечали.
Как только раздавался выстрел или вздрагивала от ветра ветка в той стороне, где притаились мятежники, пулеметчик тут же начинал стрелять и ругаться.
Они не могли отойти, потому что надо было пересечь овраг, и тогда на них неизбежно обрушился бы град пуль и ругательств: «Буньули проклятые!»
Слишком поздно заметил Гамлет молниеносный и точный прыжок человека, огромный силуэт которого на мгновение мелькнул в расщелине, как раз над тем самым местом, откуда сыпались оскорбления и летели пули. Он сначала даже подумал, что это кто-нибудь из пулеметного расчета. Еще пять или шесть раз пулемет с тяжелым рокотом успел выплюнуть свою ярость… и смолк. Молчание его длилось всего несколько минут. Когда он снова застрекотал, Гамлет заметил, что очереди его стали короче, а интервалы между ними длиннее, как будто стрелок начал бережливее обращаться с пулеметными лентами… Вдруг пулеметчик, находившийся рядом с Гамлетом, вскрикнул и, застонав, скорчился в три погибели. Пулемет на скале стрелял теперь в них.
Огонь, правда, длился недолго. Прошло каких-нибудь полчаса, и очереди стали реже, а потом и вовсе прекратились. Гамлет увидел, как в расщелине, где стоял пулемет, появилась все та же нескладная фигура человека с одной рукой, болтавшейся на фоне неба. Солдаты Гамлета начали стрелять в него одновременно с разных сторон. Но феллага очень умело использовал местность, делая быстрые перебежки между скалами там, где его появления меньше всего ожидали. И вскоре последним таким броском он достиг утеса.
Капитан Марсийак передал Гамлету приказ силами его взвода и нескольких харки выбить феллага из укрытия. Гамлет приказал окружить утес. Пока часть его солдат держала врагов на прицеле, другая пыталась подобраться к ним поближе. Но точность, с которой стреляли феллага, значительно замедляла эти перебежки.
С тридцати метров можно было в подробностях разглядеть скалы, где засели мятежники. Феллага больше не стреляли. Гамлет приказал остановиться, подумав: «Это ловушка. Они нас подпустят, а когда мы окажемся на открытом месте, рядом с ними, расстреляют в упор. Как кроликов!»
Стоявший рядом с Гамлетом харки вызвался подойти поближе к феллага и бросить в укрытие гранату. А там видно будет. Он уже приготовился идти.
— Постой! — остановил его Гамлет. И начал кричать: — Эй, сдавайся! Все твои приятели либо убиты, либо смылись. Сам-то не видишь, что ли? Сдавайся, говорю… не то брошу гранату.
Все слышали, как он кричал, но феллага не шелохнулся.
— Не веришь мне? — сказал Гамлет. — Слово офицера… Сдавайся!
Закончить он не успел. Между камней взлетел автомат и упал у его ног. Почти в то же мгновение из расщелины вылез феллага, его высокая фигура обозначилась на голубом небе. Казалось, будто ее поддерживают, зажав между собой, скалы. Феллага поднял вверх единственную свою руку. Рядом с ним показался еще один мятежник. У этого автомат висел на плече. Он был столь же костляв и тощ, как и высокий, черные глаза его возбужденно горели.
Гамлет приказал им подойти поближе. Высокий прошел вперед, потирая глаза рукой, другой следовал за ним, сжимая в руках автомат. Харки тут же окружили их.
— Ты чего бросил автомат? — обратился Гамлет к первому. — Он тебе надоел?
— Патронов больше не было, — ответил высокий. Вид у него усталый. И был он уже немолод. Помолчав немного, добавил: — У командира тоже.
— Это он командир? — спросил Гамлет.
Харки бросился к тому, что был поменьше ростом, и вырвал у него из рук автомат.
— А рука? — спросил Гамлет. — Что ты сделал со своей рукой? — Акли устало взглянул на него. — Я тебя спрашиваю.
— Я как-то оставил вам ее на память.
— На кактусах?
— На кактусах.
