Они еще долго сидели на кухне, с энтузиазмом обсуждая планы по вызволению Джеффа. Наконец Крис взглянул на свои часы.
– Ого, нам уже пора начинать укладывать вещи, – заметил он. – Самолет в восемь утра.
Миа ужасно хотелось бы прихватить с собой скульптуру Джеффа. У нее, правда, была фотография, однако по ней невозможно было полностью оценить то живое, настоящее выражение, которое ей удалось воспроизвести на лице бронзовой фигурки. И она очень хотела верить, что этот испуганный, растерянный, загнанный взгляд никогда больше не появится на его лице.
Водрузив на кровать свой распахнутый пустой чемодан, она медленно начала собираться, не зная толком, что брать – ведь неизвестно, на сколько растянется ее поездка. Она уложила две пары джинсов, два свитера, платье. Два бюстгалтера со специальными кармашками для протезов. Доктор Белла любезно известил ее, что она может пройти курс восстановительной хирургии в любое время, как только пожелает, но это уже почти не волновало ее. «Ты уже живая», – вот что сказал ей Джефф, и он был абсолютно прав.
Где он пропадал все эти месяцы? Он сказал ей тогда, что странствует. Может, он где-нибудь задержался, достаточно долго для того, чтобы успеть обзавестись новыми связями с людьми – и даже с какой-нибудь женщиной? Ей хотелось надеяться, что он не был одинок, но эту надежду отравляла мысль о том, что он мог влюбиться в кого-то так же сильно и глубоко, как, знала она, он любил ее, Миа. Ведь может быть и так: в эти самые часы какая-то другая женщина тоже собирает чемодан, надеясь вскоре увидеться с ним, чтобы принести ему утешение и поддержку.
Она просмотрела снимки, прикрепленные к афише у нее на стене, и принялась отдирать некоторые из них. Миа хотелось взять их с собой. Прежде всего – фонтан, который отныне украшает собою парк, – теперь он называется парк Кабрио – рядом с мэрией. Крис приложил массу усилий к тому, чтобы превратить ее макет в действующий фонтан, и на прошлой неделе состоялась церемония его открытия. Она была весьма пышной, и собравшаяся перед мэрией толпа веселилась всю ночь.
Она прихватила несколько снимков котенка по имени Блекуэлл. Фотографии, которые ей удалось сделать в те дни, когда господа из ФБР шныряли вокруг старого склада, пытаясь разгадать принцип работы установленного на его крыше оборудования, Миа отложила в сторону. Эти господа не отважились копаться во внутренностях машины, словно сообразили: неосторожное, бестолковое вмешательство может ее моментально испортить.
А Джефф не отличается ничем от остальных смертных, подумала Миа, застегивая молнию на чемодане. Он точно такой же, как Крис, Кармен или она сама. Ведь она стала считать себя никому не нужной, абсолютно никчемной, равно как и Крис, расставшийся со своим мячом и бейсбольной рукавицей, равно как и Кармен, воспринявшая мягкость собственной натуры за признак ее разложения. У всех у них представление о себе основывалось на искаженном восприятии действительности, появившемся вследствие перенесенных ими горя и утрат. И в этом смысле Джефф вел себя точно так же. И все же ему, как и им всем, удалось справиться с этим. Его телефонный звонок живое тому подтверждение. Давая им уроки стойкости и жизнелюбия, он и сам учился вместе с ними.
И она представила себе, как встретится с ним, как заключит его в свои объятия, как ляжет с ним в постель. Нет ей нельзя позволять своему оптимизму так бесчинствовать. Ведь может случиться и так, что никому не удастся для него ничего сделать.
– Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал ей Крис, когда она уходила сегодня из усадьбы. – Так или иначе – мы обязательно вызволим его из-за решетки.
Она уже собралась уложить чемодан возле входной двери когда вспомнила об одной вещи, которую ей непременно надо было взять с собой. Распахнув верхнее отделение гардероба, она извлекла из-под стопки нижнего белья и ночных рубашек зеленую шелковую сорочку. Аккуратно сложив ее, она положила рубашку на самый верх уложенной в чемодан одежды. Миа очень надеялась, что ей предоставится возможность продемонстрировать Джеффу то, как бесподобно она будет в ней выглядеть.
