— Мы как-то отсиживали с ним вместе целый год, — отозвался его партнер, делая ход. — Засыпались после налета полиции на игорный дом, в котором у пас была доля. — Он долго изучал позицию на доске. — Ребята, помню, замыслили побег из механической мастерской — а Янку мы ни на грош не верили. Боялись, что донесет при первом удобном случае… В день побега мы с него глаз не спускали. Приставили к нему двоих парней. Двоим ребятам удалось-таки бежать, но ненадолго — через несколько дней их снова зацапали.
Выяснилось, что ни у кого не нашлось доброго слова для Янка Делмера. Даже среди убийц и воров он всегда был отверженным, всегда действовал в одиночку, на свой страх и риск.
Но все они, казалось, прониклись к нему сочувствием, узнав о его отчаянной попытке совершить побег после вынесения обвинительного приговора. Оп рванулся к мощному «роллс-ройсу», стоявшему неподалеку от тюремных ворот, и был убит выстрелом в спицу.
Приближался день свидания с Мифф. Дэвид надеялся, что Шарн передаст с ней подробности того, каким образом Тони оказался свидетелем обвинения в деле Янка Делмера.
Мифф, как всегда, так и светилась бодростью и жизнерадостностью. Даже стоявший на страже в другом конце камеры надзиратель и тот растаял от ее задорного «Добрый день, господин офицер!».
Поздоровавшись и расспросив Мифф о Билле и детях, Дэвид справился, давно ли она видела Шарн.
— Она просила передать тебе, — ответила Мифф, — что следователь О’Ши, по словам Мэджериссона, проявил большой такт и деликатность при расследовании обстоятельств смерти миссис Росси. И все же О’Ши ничего не удалось вытянуть из Тони, кроме одной фразы: «После того как моя мать связалась с Янком Делмером, я поселился у бабки». Его мать, объяснил он, работала официанткой в итальянском ресторанчике. Тогда О’Ши решил потолковать с ней до ареста Делмера, расспросить, что она знает о его прошлом, выведать, где он скрывается. «Чего вы ко мне привязались? — набросилась она на О’Ши. — Я давным-давно порвала с пим». — Все же она призналась, что Анджело, в ту нору повар ресторана, нарассказал ей такого про Делмера, что она стала его побаиваться.
— Значит, вот оно как все было. — Дэвид догадался, что О’Ши пошел по следу, который привел его к Анджело.
— Когда Тонн познакомили с показаниями Анджело и свидетельством матери о том, что Анджело рассказал ей о случившемся, — продолжала Мифф, — он признался, что слышал ссору Янка и миссис Росси, видел, как они боролись на полу и как он придушил ее. Анджело не солгал. Тони не видел тогда Анджело, хотя Анджело видел его; теперь Топи согласился выступить на суде и подтвердить показания Анджело.
Юношеская любовь Тони к убитой женщине; связь его матери с убийцей; малодушие Анджело, своими глазами видевшего, как душат проститутку, за любовью которой он шел, и палец о палец не стукнувшего, чтобы ей помочь, — какая грязная, низкая трагедия!
Здоровой цельной натуре Мифф претили гнусные подробности этой трагедии. Ей казалось, уж она-то знает, как живут, любят, борются за кусок хлеба обитатели городских трущоб, и не ей занимать терпимости к людским слабостям, и все же ей трудно было понять, каким образом оказался замешанным в это дело ее отец.
— Скажи, ради бога, что побудило тебя принять так близко к сердцу несчастья этого мальчишки? — спросила она, страдая от одного вида арестантской одежды Дэвида и разделявшей их решетки.
— Роб, — тихо ответил он.
— Так я и думала, — сказала опа. — О папа, неужели ты никогда не простишь себе его смерти?
— Я мог бы предотвратить ее — и ничего не сделал.
— Значит, ты сидишь в тюрьме, потому что пытался заменить Роба этим мальчишкой?
— Не совсем так, — улыбнулся Дэвид. — Просто я почувствовал потребность помочь парнишке, быть может, потому, что в свое время не помог Робу.
— Слава тебе господи, — искренне воскликнула Мифф, — больше мне не надо приходить сюда. В следующий раз к тебе придет Шарн. А креме того, в любой момент может появиться на свет твой третий внук.
Уходя, она обернулась и крикнула:
— Между прочим, неделю назад умерла твоя старая приятельница миссис Ли-Бересфорд. В «Диспетч» был напечатан весьма трогательный некролог.
«Бедная Мисс Колючка, — мысленно отдал ей последний долг Дэвид. — Она была мне верным другом. Острия ее шипов и колючек были направлены только против фальши и лицемерия».
По мере приближения дня освобождения, Дэвид все с большим трудом переносил тюремные порядки. Лихорадочное нетерпение овладело им. К концу лета спертый воздух камеры по ночам становился и вовсе удушающим. Ему казалось, он задыхается. Не находя облегчения, он готов был биться головой о стенку. С трудом удерживаясь от этого безумного желания, он все же подсознательно чувствовал, что во что бы то ни стало должен обуздать себя; ему только теперь стало понятно, почему с виду степенные и кроткие заключенные ни с того, ни с сего впадают в неистовство, словно их лишенные кислорода мозги не выдерживают больше гнета клаустрофобии.
Артур сразу распознал опасный симптом охватившего его нервного раздражения.
— Вы подхватили тюремную лихорадку, — насмешливо улыбнувшись, сказал он. — Смотрите, как бы она не помешала вам выйти через месяц на свободу.
— А вы-то как выдерживаете все это? — взорвался Дэвид. — Как могут люди выносить жизнь взаперти, в этой проклятой клетке?
— Перестаньте скулить, черт возьми! — ответил Артур. — Мне тут сидеть, покуда не сдохну, и смерть для меня будет благословенным избавлением.
После этого разговора Дэвид постарался взять себя в руки, и за примерное поведение ему сократили часть срока.
У тюремных ворот его встретила Шарн. Она объяснила, что Мифф, к сожалению, не смогла приехать сама и предоставила свой рыдван ей. Старшие дети больны корью, а малышу не исполнилось еще и месяца, оставить их не с кем. Шарн было поручено привезти Дэвида к Мифф на обед, где он, кстати, сможет и поговорить с Биллом.
Дэвид стоял с непокрытой головой, подставив лицо жарким солнечным лучам и жадно вдыхая свежий воздух.
— О Шаря, — произиес он. — Я побывал в аду, теперь я знаю, что это такое.
Шарн предупредила Чезаре и м-с Баннинг об освобождении Дэвида и попросила привести его комнату в прежний вид. Оказалось, Чезаре переселился в его комнату, видимо, с намерением охранять рукописи и машинку Дэвида. Хриплым шепотом он по секрету сообщил Шарн, что заплатил м-с Баннинг за все время отсутствия Дэвида, лишь бы она не продавала его пожиток.
После смерти дяди Шарн жила с теткой в Хоторне. Она передала Дэвиду приглашение м-с Уорд погостить у них несколько дней. Однако ему хотелось только одного: как можно скорее снова впрячься в работу.
Увидев отца, Мифф сжала его в объятиях и расцеловала. Новый внук, которого в его честь решили назвать Дэвидом, орал благим матом в знак протеста, что его оторвали от кормежки. Услышав голос Дэвида, радостно завопили в детской старшие ребятишки.
Дэвид пошел к ним.
— У Сузи всего два или три пятнышка, — похвастался Ян, — а я уже совсем большой, меня всего осыпало!
Билл приветствовал его крепким сильным рукопожатием настоящего портовика.
— Рад видеть вас, отец, — сердечно и искренне сказал он.
У Дэвида потеплело на душе при мысли, что он снова дома, в этой маленькой, милой его сердцу семье. Мифф приготовила к обеду курицу, Билл в честь радостного события — возвращения Дэвида — открыл бутылку вина.
А Дэвид никак не мог отделаться от ощущения, что уже отвык и от оживленного застольного разговора, и от проявления добрых чувств и взаимопонимания — всего того, чего он так долго был лишен. Мифф обратила внимание на его сдержанность и безучастность. Как он похудел, да и выглядит значительно старше своих пятидесяти четырех, что, видимо, сознает и сам.
Билл, однако, понимал, что Дэвиду не так-то просто сразу сбросить с себя груз тюремных воспоминаний; и только Шарн с восторгом и обожанием глядела на Дэвида, не видя в нем никаких перемен и по-прежнему неколебимо веря в него.
— В мой костюм прочно въелся тюремный запах, — извиняющимся тоном заметил Дэвид, — Он преследует меня повсюду.
— Придется тебе раскошелиться на новый, — весело сказала Мифф.
— Да, уж наверно!
Но ни улыбка, ни беспечные нотки в его голосе не обманули ее. Он уже давно ушел домой, а у нее перед глазами все стоял его потертый костюм, обтрепанные манжеты рубашки. Она знала, как следил он всегда за своим внешним видом. В следующий раз он наверняка придет в тщательно выглаженных брюках, положив их на ночь под матрас, в чистой, отутюженной рубашке. Сможет ли он купить себе новую? Есть ли у него вообще деньги на жизнь?
Как-то скажется, с волнением думала она, на его здоровье и душевном состоянии эта новая схватка с жизнью, в которую он вступает, не имея ничего за душой, плохо одетый, не всегда сытый? А случится что — он ведь и виду не подаст, гордость не позволит ему обратиться за помощью. Оп снова, как и прежде, исчезнет. Мифф была преисполнена решимости не позволить ему стать еще раз жертвой своего ненужного, на ее взгляд, альтруизма.
