— Хорошо, Антон Владимирович, сейчас распоряжусь…
Около полудня Надежда Семеновна появилась в кабинете главного врача и сказала:
— Вся поликлиника просто гудит, как улей, Антон Владимирович. И все, в том числе и я, восхищаются вашей добротой. Дать этому проходимцу возможность уйти по собственному желанию – это настоящий христианский поступок!
— Какая тут доброта, — усмехнулся Загеройский. — Скорее инстинкт самосохранения. Придай мы этому делу официальную огласку, так получили бы по шеям заодно с Назаровым.
— Да, конечно, — согласилась Литвинова. — Несколько лет у нас под носом творилось такое, а мы ни сном, ни духом. Спасибо Головановой.
— Я думаю, что в премию мы учтем ей это, — пообещал главный. — И попросите заведующих отделениями получше следить за тем, что творится на участках. Чего доброго, участковые аборты на дому начнут делать, а мы с вами ничего и знать не будем.
— Насчет абортов не знаю, Антон Владимирович, но вот то, что в двести тридцать пятой поликлинике два участковых врача наркотиками торговали, это факт. Позавчера обоих арестовали.
— У Анны Федоровны доктора торговали наркотой? — удивился главный врач. — Откуда такая информация?
— От самой Анны Федоровны. Только что разговаривали.
— А что за врачи?
— Один из Рязани, а другой москвич. Никто не мог подумать, что они промышляют наркотиками.
— А про Назарова мы могли подумать? В душу ни к кому не заглянешь. Анна Федоровна переживает?
— Да нет, не особо. Они же не в поликлинике товар брали, а где-то на стороне. Правда, отделение сразу без двух врачей осталось, да еще зимой…
До Данилова история с Назаровым дошла в несколько искаженном виде.
— Один из наших докторов ходил по магазинам и представлялся сотрудником потребнадзора, — рассказала Лиза. — Проверял медкнижки, интересовался прививками, совал свой нос во все углы и без хорошей взятки не уходил.
— Интересный способ. И что теперь ему грозит, этому мнимому инспектору?
— Уволился он сегодня.
— Разумное решение, — одобрил Данилов и начал прием.
Если первые два пациента (пенсионерка с бронхиальной астмой и молодой человек с травмой голеностопного сустава) выглядели совершенно обычными, то о третьей посетительнице сказать этого было нельзя.
Молодая женщина, которой на вид нельзя было дать больше тридцати лет, вошла в кабинет, не спрашивая разрешения, уселась на стул, приставленный сбоку к столу Данилова, положила на край стола свою сумочку и заявила:
— Я очень плохо себя чувствую, а кругом такие очереди… Я увидела, что у вас никого нет, и решила обратиться к вам.
— Очень хорошо, — сказал Данилов. — Можно вашу карту?
— Я не смогла дождаться своей очереди в регистратуре, доктор. Там столько народу…
Выглядела посетительница на все сто – прямо хоть женись. Свежее лицо, которому тонкий, едва заметный макияж придавал выразительности, естественный цвет кожи, спокойная речь, размеренное, нисколько не учащенное дыхание, обычные зрачки. Данилов принюхался, но кроме приятного запаха духов, ничего не уловил.
«Сумасшедшая? — подумал он. — Вроде как не похожа…»
— Что же вас беспокоит? — спросил он.
— Слабость, рвота, расстройство стула, — так же спокойно ответила женщина. — Ах, да – еще небольшая температура. Не выше тридцати семи и пяти…
— Давно?
— Два дня уже. Как прилетела из Индии, так и началось… И все хуже да хуже… Ах, еле дошла до поликлиники.
— Какие еще жалобы?
— Больше никаких, доктор.
— Хроническими заболеваниями страдаете?
— Нет, не страдаю.
— Живете по нашему району?
— Да, Рязанский проспект дом двадцать, корпус один, квартира сорок.
— Лиза, запишите, пожалуйста, — попросил Данилов.
— Фамилия, имя, отчество, год рождения? — выпалила Лиза, пододвигая к себе чистый лист бумаги.
— Джуринская Инга Аркадьевна, семьдесят четвертый год рождения.
— Дата?
— Второе июня…
— Раздевайтесь, пожалуйста, Инга Аркадьевна, я вас осмотрю, — Данилов встал и достал из кармана халата стетоскоп.
— Сейчас, — томно ответила женщина.
Она встала, но вместо того чтобы раздеться, подошла к раковине и склонилась над ней:
— Меня сейчас стошнит!
Тут до Данилова дошло, что он стал участником проверки, посвященной действиям медицинского персонала при обращении больного с особо опасной инфекцией.
— Потрудитесь тошнить не в раковину, а на пол, — сказал он.
— Почему? — обернулась Инга Аркадьевна.
— Чтобы не распространять ваши холерные вибрионы по городской канализации.
— Верно, — Инга Аркадьевна уселась обратно и попросила: – Излагайте ваши дальнейшие действия.
— Закрываем кабинет, не выходим сами, не выпускаем вас и никого не впускаем. По телефону извещаем администрацию. Для рвоты и естественных отправлений предоставляем вам ведро. Собираем эпиданамнез и подробнейшим образом переписываем всех контактных…
— Спасибо, достаточно, — женщина достала из сумочки блокнот и ручку. — Ваша фамилия Данилов и вы физиотерапевт?
— Все верно.
— Пятерка вам, — улыбнулась она. — Признайтесь, коллега, поначалу приняли меня за сумасшедшую?
— Ну… было дело.
— Ладно, всего вам доброго, — проверяющая встала. — Только не трудитесь обзванивать поликлинику с предупреждениями. Ни я, ни мой напарник, который сейчас сидит у кого-то из участковых, по другим врачам не пойдем.
— Не будем, — затрясла головой Лиза, но стоило только женщине выйти, как она тут же позвонила главной медсестре.
— Светлана Георгиевна, а нас сейчас по холере проверяли… Поставили пятерку… Гвоздицкий?.. Прямо так и сказал?.. Ужас! — Лиза положила трубку и сказала Данилову: – А Гвоздицкий прокололся – выставил проверяющего из кабинета, сказав, что блевать надо в туалете. Теперь выговор получит. Ну, да ему не привыкать к выговорам.
— Такой запущенный случай? — удивился Данилов.
— Он слишком уж неравнодушен к мужчинам, — улыбнулась Лиза. — За это и страдает.
— К кому он неравнодушен – его личное дело, — ответил Данилов. — С каких это пор за ориентацию дают выговора?
— Гвоздицкому их дают не за ориентацию, а за излишнюю активность. У нас работал невропатолог Горобцов, тоже гей, но тот был нормальным человеком – не путал любовь с работой. Нет, если чувство возникает между двумя сотрудниками, — Лиза лукаво подмигнула Данилову, — то это нормально, как вы считаете?
— Совершенно нормально, — согласился Данилов. — Да и между врачами и пациентами – это тоже нормально. Все зависит от случая.
— Если взаимное чувство и вообще все в рамках, то – да. Но Гвоздицкий не такой. Он реально пристает к больным во время приема. Просто домогается.
— Прямо так и домогается?
— Прямо так. Всех молодых мужиков заставляет снимать штаны и устраивает им полный урологический осмотр. Я с ним как-то, пока вас не было, сидела на приеме, так не знала куда глаза деть. Придет на прием парень с трахеитом, а Михал Михалыч ему яйца пощупает, за хобот подергает и говорит: «Ого, как тебя природа наградила! Давай мы с тобой в баньку сходим, а я тебе за это больничный на неделю продлю».
— И что дальше?
— Да ничего, — Лиза пожала плечами. — Некоторые возмущались и бежали жаловаться на четвертый этаж, двое вежливо сказали, что подумают, а один хотел морду набить прямо в кабинете… Да от него то и дело мужики бегают к Пахомцевой или Литвиновой с вопросом насчет того, почему у доктора Гвоздицкого при любой болезни осмотр ограничивается одной областью – паховой. А у Гвоздицкого одна отговорка – региональные лимфоузлы пальпирую на предмет осложнений. Как же, видела я эту пальпацию регионарных лимфоузлов! Одной рукой держит, другой поглаживает и еще мне подмигивает, оцени, мол, размер. Не знаешь, куда глаза деть.
— А вы не преувеличиваете?
— Нисколечко. Можете у его медсестры Светки Давыдовской спросить. Она уже привыкла к этой порнографии…
Данилов вспомнил доктора Жгутикова, подстанционного любителя погладить и пощупать. Правда, Жгутиков интересовался только женщинами и не на приеме, а на вызовах, но в целом его поведение ничем не отличалось от поведения врача, про которого рассказывала Лиза.
— А почему его держат на работе? — удивился Данилов. — Если все так запущено?
— Так ведь желающих идти на участок немного, — скривилась Лиза. — А у Гвоздицкого других грехов нет. Не пьет, не прогуливает, больничными и рецептами не торгует. И грамотный доктор – пневмонию с панкреатитом не путает. Тут же, в нашей конторе, какой принцип? Что имеем, тому и радуемся. А к вам Гвоздицкий еще не подкатывался?
— Да мы вообще-то и не знакомы, — признался Данилов. — Я его и в лицо-то не знаю.
