Сибхан спала как человек, привыкший жить в одиночестве.
Она сразу же заняла середину кровати и, беспокойно ворочаясь, то и дело раскидывала свои веснушчатые конечности во все стороны. Иногда она перекатывалась на свой край и забирала с собой мою часть пухового одеяла. Я лежал, не смыкая глаз и уцепившись за кусок простыни размером с носовой платок. В комнате постепенно начинало светать.
Было еще рано чувствовать угрызения совести. Мысли о Джине и обо всех обещаниях, которые я ей давал, были задвинуты куда-то в дальний уголок моего сознания. Обещания тех дней, когда я пытался уговорить ее выйти за меня замуж, обещания, которые мы дали друг другу в день свадьбы, и все обещания всех дней нашей совместной жизни. Вся эта мутотень про якобы бессмертную любовь, про то, что мне никогда не будет нужен никто другой… Правда, в те дни я действительно свято верил во все это. И продолжал верить до сих пор, как это ни забавно. Возможно, теперь я верил в это даже сильнее.
По дороге домой я буду глядеть на себя в зеркальце и удивляться, когда это я успел стать человеком, каких сам всю жизнь ненавидел. Но пока что для этого было слишком рано. Я лежал в кровати, ночь за окном таяла, и я думал про себя: похоже, пока что все идет неплохо.
Большинство мужчин сбиваются с пути истинного просто из-за чистой случайности, и радость бессмысленного секса не стоит недооценивать. Это как раз и было бессмысленное, оппортунистическое совокупление. Вот что мне в нем больше всего понравилось.
А что мне в этом меньше всего нравилось, так это то, что я уже начинал чувствовать себя предателем.
И это было отнюдь не приятно. С новым человеком всегда слишком сильно стараешься, чтобы получить настоящее удовольствие. Такой секс схож с экзаменом на получение водительских прав. И все-таки когда я задумывался о том, что, как и когда я делал, то понимал: все прошло неплохо.
Ну и слава Богу, слава Богу, слава Богу.
Но все то время, что я был с Сибхан, одна половина меня думала, что это, возможно, та самая женщина, которую я искал всю жизнь, — бледная ирландская красавица, у который родятся симпатичные рыженькие ребятишки. А другая половина меня как будто скучала по жене.
Мне не хватало той легкой фамильярности, которая появляется, когда ты живешь с человеком много лет. Если я и собирался изменить Джине, мне хотелось сделать это с нею же самой.
И все же каждый может устать оттого, что годами регулярно выплачивает квартирную плату, время от времени вызывает сантехника и не может собрать мебель для самостоятельной сборки. От этого устаешь, потому что в результате вообще перестаешь ощущать себя мужчиной, а превращаешься скорее в какой-то автомат для ведения домашнего хозяйства.
И поэтому ты едешь домой к кому-нибудь незнакомому, кто не дает тебе укрыться твоим же куском пухового одеяла, и в результате устаешь от самого себя еще сильнее, чем когда-либо. Так, а куда подевались мои штаны?
Дневной свет просачивался в комнату, пока я одевался, и в поле зрения один за другим попадали кусочки жизни Сибхан. Это была неплохая квартира, удобная, прибранная. Как раз такая, какую мне всегда хотелось, но какой у меня никогда не было. От студенческого бардака как-то сразу перешел к семейному беспорядку.
С фотографий на меня смотрела только Сибхан в подростковом возрасте. Хохоча, она обнимала улыбающихся собак или славных старичков. Итак, ее жизнь прежде состояла из домашних любимцев и добродушных родителей.
На стенах висели какие-то японские репродукции: крестьяне, пробирающиеся сквозь дождь. Джине это наверняка понравилось бы. Полки были аккуратно заставлены книгами, свидетельствовавшими о любви к литературе, которая была экранизирована, а компакт-диски являли собой странную смесь из рока и спокойного джаза: «Оазис» и «Ю-ту» по соседству со Станом Гетцем, Четом Бейкером и Майлзом в его спокойных проявлениях.
После того, как я узнал, что она читает и что слушает, она стала нравиться мне еще больше. Но, возможно, так получилось бы с книгами и дисками любого человека, даже если бы среди них было много никчемного хлама. Потому что, когда ты смотришь на то, что человеку нравится и что нравилось раньше, ты узнаешь о нем много такого, о чем он, вероятно, предпочел бы не распространяться.
Мне нравилось, что Сибхан, видимо, уже переросла группы, играющие в стиле «белого рока», и теперь ищет что-то более спокойное и интеллектуальное (невозможно было вообразить, что она начинала с Чета Бейкера и Майлза Дэвиса, а затем переключилась на «Ю-ту» и «Оазис»), Это показывало, что она все еще молода и любопытна и пока еще не знает, что ей нужно от жизни. Она все еще изобретает свою жизнь, импровизирует, а не старается воссоздать ее.
Это была типичная квартира молодой одинокой женщины, девушки, которая любит и умеет доставить себе удовольствие. Несмотря на журналы и одежду, разбросанные вокруг, здесь не было и следа того бедлама, которые царствуют в доме, где есть ребенок. Нет, тут не было и в помине того уютного беспорядка, к которому я так привык. Можно было добраться до двери и ни разу не наступить на фигурку Хана Соло.
Но мне как-то не хватало этого беспорядка и кутерьмы моего дома, и я уже начинал скучать по тому, что раньше был человеком, умевшим держать слово.
* * *
Когда я вернулся домой, Джина плакала. Я уселся на кровати, боясь до нее дотронуться.
— После вчерашнего шоу началось безумие, — оправдывался я. — Мне пришлось остаться на студии.
— Я понимаю, — сказала она. — Я не из-за этого.
— Тогда из-за чего?
— Из-за твоей мамы, Гарри.
— А что с ней?
— Она так хорошо обращается с Пэтом, — всхлипнула Джина, — ей это так легко удается!
Я никогда не смогу стать такой же, как она: такой терпеливой, такой доброй. Я сказала ей, что иногда мне кажется, будто я схожу с ума — весь день дома, и не с кем поговорить, кроме малыша. А когда он в детском саду, мне еще хуже. — Джина взглянула на меня, и ее глаза до краев наполнились слезами. — Я думаю, она даже не поняла, что я пытаюсь ей объяснить.
Ну, слава богу, что хоть так. А то мне уж на мгновение показалось, что Джина обо всем догадалась.
— Ты самая лучшая мама в мире, — сказал я, обнимая ее. И я действительно так думал.
— Нет, — ответила она. — Это ты хочешь, чтобы я была хорошей мамой. И я сама хочу, правда. Но только хотеть недостаточно.
Она еще немного поплакала, хотя в ее всхлипываниях уже не было такого безумного отчаяния. Иногда подобное с ней случалось, и я не понимал, из-за чего. М не всегда казалось, что она плачет из- за каких-то пустяков. «Не такая хорошая мама» — что это еще за ерунда? Джина — прекрасная мать. И если ей немного одиноко днем, она всегда может позвонить мне на работу. Секретарша обязательно примет ее сообщение. Кроме того, на моем мобильном стоит автоответчик. Как она может чувствовать себя одинокой? Я просто не понимал этого.
Я обнимал ее, пока слезы не высохли, а потом спустился вниз приготовить кофе. На автоответчике был оставлен миллион сообщений. Мир сошел с ума из-за Марти. Но меня в ту минуту это не слишком сильно волновало.
Где-то я слышал, что проблемы на работе похожи на крушение самолета: с места аварии можно уйти. Это совсем не то, что семейная жизнь, где ты уже не можешь спрятаться от своих проблем, как бы далеко ни убежал.
Каждый отец — герой для своего сына. По крайней мере до тех пор, пока сыновья еще не выросли.
Пэт, например, считает, что я всемогущ. Он думает, что я могу заставить мир прогнуться в нужную мне сторону — прямо как Хан Соло или Индиана Джонс. Но уже близок тот день, когда Пэг разберется, что между Гаррисоном Фордом и его папочкой все же существует небольшая разница. И когда он поймет, что у меня нет ни кожаного кнута, ни светового меча, он уже не станет смотреть на меня так, как раньше.
Но пока сыновья не выросли, они считают своих отцов героями. У меня все было немного иначе, потому что мой отец действительно был героем. У него была медаль и все прочее, чтобы доказать это.
Если бы вы увидели, как он копается у себя в саду или возится с машиной, вы бы подумали, что это просто еще один очередной папаша с окраины. Но в ящике стола в гостиной небольшого домика, где я вырос, лежала медаль «За отличную службу», которую он получил в годы войны. Все детство я играя в то, что я герой. А мой папа действительно являлся им.
Медаль «За отличную службу» — значительная награда. Почетнее только «Крест ордена Виктории», а его, как правило, дают посмертно. Если бы вы встретили моего отца в пивной или на улице, вы бы решили, что знаете об этом человеке все, просто поглядев на его старомодный джемпер, лысеющую голову, семейную машину с закрытым кузовом и газету, которую он читает. Вы бы решили, что знаете его. И глубоко ошиблись бы.
