— На что мы неоднократно указывали, — вставил Парджетер.
— Тогда почему же нам вообще предъявили этот иск? — спросил француз.
— Ник, не желаете объяснить? — предложила англичанину Руфь.
Парджетер театрально вздохнул:
— Мисс Коннелли сказала вам, что рынок неустойчив. А неустойчив он потому, что каждый день на нем появляются новые игроки, в том числе японцы и ваши соотечественники, герр Якоб. В такой ситуации ни одна корпорация не может быть названа монополистом, поскольку никто точно не знает реальных объемов рынка.
— Через два года положение может и измениться, — добавила Руфь. — Ну а пока что обвинение просто зондирует почву. Уверяю вас, «Ландерс Кич Милсом» не дает необдуманных рекомендаций. Может, помните дело «Тексако» против «Пензойл»?
Французы покачали головами.
— Напомните им, — нетерпеливо потребовал Макленнан.
Отсутствие Руфи пришлось Полу кстати. Еще до того, как Боб Ландерс предложил ей отправиться в Англию, он взял творческий отпуск, чтобы закончить работу над книгой. Если повезет, к концу месяца его труд ляжет на стол издателю.
Без жены, омрачавшей атмосферу в доме, Пол вновь почувствовал вкус к жизни, утраченный со смертью дочери. И дело не в том, что ему хотелось забыть о горе, но он понимал, что с гибелью Джози жизнь не прекратилась, а значит, нужно радоваться тому, что есть. Об отношениях с Руфью он старался не думать, решив, что так спокойнее.
Однажды Пол засиделся допоздна у телевизора и вдруг услышал стоны Уилла. Он осторожно приоткрыл дверь в комнату сына и увидел, что мальчик мечется во сне. Простыни смяты, подушки валяются на полу.
— Проснись. — Пол положил руку на плечо сыну. — Все хорошо. Ничего страшного не случилось.
Уилл медленно открыл глаза и испуганно уставился на отца, весь еще во власти кошмара.
— Мне снилось, что я… что мы тонем. — Он крепко стиснул ладонь Пола. — Мы шли под парусом, и море…
— Тшш. — Пол сел рядом с сыном. — Это всего лишь сон.
— Она уплыла, — с болью в голосе говорил Уилл. — Сказала, что, если бы не мой день рождения, ничего этого не… не случилось бы. Я видел ее, папа. Ее лицо исчезает под водой, а она говорит, что тонет из-за меня.
— Уилл, шторм разыгрался не по твоей вине. Ты ни в чем не виноват…
— Виноват. Если бы я не захотел, чтобы устроили этот дурацкий пикник…
— Такая трагедия, да и любая другая может произойти когда угодно. И в этом никто не виноват. — Пол глянул на часы, стоявшие на столике возле кровати сына. — Послушай, Уилл, уже почти два. Может, ляжешь со мной, как в детстве?
— Я и сам засну.
— Уверен?
— Уверен.
Пол нагнулся за подушкой. Что-то стукнулось об пол. Он подобрал упавшую вещь. Это был плюшевый медведь в галстуке-бабочке и с большими глазами из коричневого стекла. Пол нахмурился:
— Разве… это ведь медведь Джози?
— Да. Дядя Люк привез из Англии.
— Где ты его взял?
— В Доме Картеров. После шторма.
— Уилл, очень трудно смириться со смертью Джози. На это нужно время. Ты ведь понимаешь, да?
— В школе мне сказали то же самое.
— Кто?
— Школьный псих. Я ходил к нему на днях.
— Вот как?
У Пола защемило сердце. Неужели его сын настолько несчастен, что сам пошел к школьному психологу? Ох, Уилл, думал он, как же тебе помочь?
Когда Руфь в очередной раз позвонила из Лондона и спросила, как дела у Уилла, Пол ответил прямо:
— Не очень.
— Что такое? Что случилось? — встревожилась она.
— Ему мучают кошмары. Ему снится, что он тонет.
— Только не это. Ведь прошло столько времени, я надеялась…
— И я заметил, что он плохо ест.
— Он принимает витамины? Ты за этим следишь?
— Слежу, Руфь.
Последовала пауза.
— Пол, может, мне лучше… — Руфь замялась, — вернуться? Я могу, если ты считаешь, что так надо. То есть это, конечно, будет трудно, но…
— Не вижу смысла. — Без Руфи было проще, спокойнее. Во всяком случае, пока. — Сейчас мы мало чем можем помочь Уиллу.
— В выходные мы с Уиллом ездили в Дом Картеров, — сообщил Пол жене, позвонив ей на следующей неделе.
— Да? — Руфь не желала слышать об этом.
— В сам дом мы, конечно, не входили. Просто осмотрели снаружи, проверили, все ли в порядке. Потом поднялись на мыс. Скамья стоит. Кстати, миссис Ди говорит, нам пришла почта.
— Я просила не переправлять ее в Бостон, — объяснила Руфь. Это наверняка большей частью письма с соболезнованиями, а она еще не готова к вежливому участию чужих людей. — Как продвигается твоя книга?
— Кое-какие замечания у издателей были, одну главу придется переписать, но в общем они довольны.
— Я так горжусь тобой, Пол. Скоро буду хвастаться всем, что я — жена настоящего писателя.
— Да, быть женой настоящего писателя, наверно, почти так же приятно, как мужем компаньона престижной юридической фирмы.
Его голос звучал холодно, но Руфь не стала заострять на этом внимание.
— Уилл хочет с тобой поговорить.
— Пол… — Но он уже передал трубку сыну.
— Привет, мам.
— Привет, милый. Как дела?
— Хорошо.
— Просто хорошо или по-настоящему хорошо?
— По-настоящему хорошо, мама.
— Голос у тебя усталый.
— Ты бы тоже устала с такой учительницей по английскому, как у меня. Ну и вредина.
— Нехорошо так говорить о мисс Карлинг, Уильям.
— Ее фамилия — Марлинг, мама. Если б ты пришла на прошлое родительское собрание, ты понимала бы, что я имею в виду.
— Извини, так получилось. — Руфь попыталась вспомнить, почему она пропустила собрание. — Я скоро приеду, милый, уже совсем скоро. Обещаю. Я ужасно скучаю по тебе. — Голос у нее сорвался.
— Только не закапай меня слезами, — смущенно пробормотал Уилл.
Она попыталась рассмеяться, но не смогла.
— Я веду себя хорошо, пью молоко. — Как всегда, напуганный глубиной чувств взрослых, мальчик старался разрядить атмосферу. — А еще обещаю бросить курить, пить и спустить наркотики в унитаз, договорились?
— Договорились. — На этот раз ей удалось рассмеяться.
Руфь положила трубку. Она чувствовала себя одинокой как никогда.
Спустя несколько дней ей позвонил Ник Парджетер.
— Они сдались! — с ликованием в голосе сообщил он. — Полная капитуляция.
— Что? — Руфь весь вечер проработала над одной статьей договора, с которой никак не желала соглашаться Комиссия по вопросам конкуренции, и легла спать около двух ночи. А сейчас — она взглянула на будильник — еще и семи нет. — Кто капитулировал?
— Комиссия, конечно, — отвечал Ник. — Сегодня утром я получил письмо. Они признают, что иск необоснован.
— Потрясающе!
— Дня за два разберемся с текучкой — и по домам.
— По-моему, мы — отличная команда. Как вы считаете?
Голова у Руфи была удивительно легкой и свежей. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала себя так замечательно. Они победили! Фирма «Ландерс Кич Милсом» будет довольна.
— Руфь, давайте поужинаем вместе, — предложил Парджетер. — По-моему, мы имеем полное право побаловать себя ужином с бутылочкой шампанского. Даже более чем.
— Хорошо. Только при одном условии.
— И каком же?
— За нашим столом не должно быть герра Якоба.
Парджетер расхохотался:
— Возможно, я и чопорный англичанин, но все-таки имею представление о приятном времяпрепровождении. И герр Якоб в это мое представление никак не укладывается.
Позже, сидя за уставленным вкусными блюдами столиком, они вели разговор обо всем, кроме выигранного дела. Впереди у обоих уже маячили новые проекты, но сейчас оба наслаждались заслуженной передышкой.
— Мне будет вас не хватать, — с грустью произнес Ник, поднимая свой бокал. — Среди женщин-юристов не часто встречаются такие проницательные и остроумные, как вы.
— Спасибо.
— И красивые. — Он смотрел на нее из-под полуопущенных век. — Почему вы выбрали профессию юриста?
— Хороший вопрос. — Она с задумчивым видом глотнула из бокала. — А почему мы вообще поступаем так, а не иначе?
— Это не ответ.
Руфь вздохнула:
— Полагаю, мне хотелось изменить мир. Издержки молодости. Разве вы не о том же мечтали в юности?
— Давно это было. Уже и не помню.
— А я помню. Но занялась корпоративным правом. Меня прельщали не деньги. Это был шанс доказать, что я лучше других, шанс добиться славы, авторитета.
Парджетер подлил ей вина. Поднеся бокал ко рту, она вспоминала себя молодую, уверенную, что ей удастся улучшить мир.
— Да, я решила посвятить себя юриспруденции, потому что хотела облагородить мир. Помнится, в институте я в ужас приходила, узнавая, как легко в Америке обойти закон.
— Здесь то же самое.
Руфь рассмеялась.