К тому же петербургские туманы не пошли на пользу Люсе — она часто простужалась, болела, потеряла свою обычную приветливость, скучала по своим московским подругам, не желая заводить новых знакомств — ведь вся ленинградская эпопея в их жизни была временной.
Люся окончила институт, получила диплом и стала работать преподавателем английского языка в школе. Михаил с головой ушел в работу, ей он подчинил и свое служебное время и свой досуг. Взаимоотношения Люси и Михаила были ровными, спокойными и, пожалуй, слишком обыденными. Не хватало страсти, фейерверка, праздника чувств.
Рожать Люся уехала в Москву и то, что при этом, крупном в семейной хронике событии, хоть и не по своей воле, но не присутствовал ее муж и отец ее ребенка, еще больше отдалило Люсю от Михаила. Он, конечно, потом приехал, он поступил в аспирантуру, он шел прямо, как и планировал, к своей цели — Люся же, пережив радости и муки материнства и вполне прилично устроившись, опять же не без помощи папы, гидом иностранных делегаций, ощущала растущую, с годами становившуюся все тревожней, неудовлетворенность.
И Люся стала позволять себе то, что раньше не позволяла, например, завалиться с подругой для бездумного и приятного времяпрепровождения в какую-нибудь компанию…
Например, к Виктору… К Вике…
— Вы любите весну, Люся?
— Да, люблю.
— И я люблю. А ведь весна вот-вот наступит. Чувствуете?
— Я не могу сказать словами, что я чувствую, Виктор… Что-то необыкновенное… Похоже, что весна… шалит…
— Я заеду за вами.
Виктор на своей машине отвез Люсю на смотровую площадку Ленинских гор. Очевидно, в тот день все ЗАГСы Москвы были закрыты на учет или ремонт, потому что на площадке было пусто, не было караванов машин с черными "Волгами" во главе, с куклой на радиаторе, за которую почему-то страшно, как за живого ребенка, и двумя неравными по диаметру кольцами на крыше. Не было шумных компаний с солидными черными женихами, скромными белыми невестами, с бесшабашными по-гусарски друзьями жениха и притихшими от восхищения и зависти подружками невесты.
Панорама столицы, открывающаяся за широкой каменной балюстрадой, успокаивала, тянула к себе, была настолько грандиозной, что по сравнению с этим величием казалась мелкой и несущественной суета повседневности. Город за плавной излучиной реки вольно раскинулся под голубым куполом неба, по которому бежали белые кучевые облака и в световых колодцах между ними солнце озаряло на бегу то золотые купола Кремля, то дозорные башни высотных зданий, то асимметричный набор серых коробок Нового Арбата.
Виктор и Люся спустились вниз. Дорожки, полого сбегающие вдоль склона горы, были забиты талым, промокшим льдом, из-под которого извивались еще не набравшие силу ручейки. Крупные лужи приходилось обходить, балансируя, по каменному бордюрчику. Люся крепко держалась за руку Виктора и ойкала при потере равновесия.
Они присели на одну из скамеек, наслаждаясь тишиной, панорамой города и свежим, весенним, дурманящим воздухом.
— Лю-ся… — прошептал Виктор. — Только тихо… Осторожнее… Не спугните…
Виктор смотрел куда-то за Люсю, и она, медленно повернув голову, увидела белку, которая с остановками через несколько прыжков, шурша прошлогодней листвой, приближалась к ним. Виктор осторожно достал из кармана плаща арахисовые орешки и зацокал языком.
— Булка, Булка, Булка… — позвал он.
Белка вспрыгнула и села на край скамейки, изогнув хвост морским коньком, потом медленно, по-пластунски, подползла к открытой ладони Виктора и стала по очереди таскать орешки. Затем неожиданно взлетела на спинку скамейки, забежала на плечо Виктора и, высунувшись из-за его затылка, посмотрела на Люсю.
— А у меня орешков нет, — сказала Люся.
Белка, казалось, поняла ее слова, спрыгнула на землю и скрылась за деревом.
— Откуда вы ее знаете? — с любопытством спросила Люся. — А?
— Булку? Это я так ее зову, — пояснил Виктор. — Мы с ней давние знакомые. Если мне одиноко, то я прихожу сюда. Здесь тихо, малолюдно и живет белка Булка, которая любит орешки.
— И часто вам бывает одиноко? — тихо спросила Люся.
— Бывает… — ответил Виктор. Раньше я сюда чаще ходил, особенно, когда от меня ушла жена…
Виктор рассказывал Люсе о себе не торопясь, без всякого надрыва, со спокойным юмором и иронией, подтрунивая над собой, а порой всерьез размышляя вслух над своей жизнью.
— Сложно, когда двое любят друг друга… Очень сложно… Не знаю, как у других, но для меня, если уж пришло настоящее чувство… такое чувство я испытываю второй раз в жизни. Но сейчас по-другому, чем тогда… для меня нет иного выхода… иного выбора, как отдать себя всего, жить, полнокровно ощущая и радость и беду, а не вяло, разумно и уныло существовать…
Виктор с улыбкой вспомнил, что он рос некрасивым, неуклюжим, худым, стеснительным птенцом. Худоба его резко обострилась, когда он за одно лето вымахал на девять сантиметров, уже будучи далеко не коротышкой. Характером в мать, стеснительный и тихий, он смущался своей долготы, незаслуженно возвышающей его над людьми, и сутулился.
Однажды, пытаясь галантно и непринужденно взять девушку под руку, Виктор так неловко ударил ее локтем о свою торчащую тазобедренную кость, что она вскрикнула, словно ее дернуло током, зло посмотрела на Виктора и долго терла занемевшее место. С тех пор Виктор опасался прикасаться к кому-либо, более того, у него появилась унылая юношеская неуверенность, что он неприятен для других. Свою неприкаянность он ощущал особенно остро, потому что душою он был предназначен для любви.
Есть такой склад характера у некоторых людей — они не могут жить без внимания, без ласки, и за эту потребность, если уж сами полюбят, платят беззаветной преданностью. Такова была его мать, такими же свойствами наделила она Виктора. Но была между ними и принципиальная разница. Кто знает, каковы истинные отношения между мужем и женой — это ведомо только им. Хотя внешне мать тащила крест своей любви к деспоту-мужу, может быть один на один они составляли идеальную пару. Виктор же был только готов безоглядно влюбиться, не осознавая всех последствий такого происшествия.
В институте его прозвали "Тысяча и одна кость", настолько он был худой. К пятому курсу, к преддипломной практике он пришел с грузом солидных знаний в области цветной металлургии и сплавов, но не имея никакого понятия о той сфере естественных отношений между мужчинами и женщинами, в которой вершила свои законы сама природа.
Разглядела Виктора и поняла его сущность, его готовность стать, высокопарно выражаясь, рабом любви, Галина, студентка четвертого курса соседнего факультета. Нет необходимости быть пророком, чтобы понять, что она была опытнее, умнее и расчетливее Виктора.
Она хотела выйти замуж, хотела свободы, самостоятельности, она понимала, что при своих не особо выдающихся внешних данных ей на что-то исключительное претендовать нечего, но она могла и желала стать духовной наставницей своего мужа, заставлять его поступать по своему усмотрению, быть истинной главой, хозяйкой семьи.
Виктор идеально подходил под ее расчеты и характер. Он сначала просто ошалел и растерялся от того, что Галина сама, властно пригнув его за шею, жадно поцеловала, потом возгордился от того, что он может производить такое сильное впечатление на слабый пол, и, наконец, настолько поглупел от счастья и так глубоко поверил в Галину любовь, что просто превратился в безропотного исполнителя ее желаний.
А желания Галины были хоть и разнообразны, но все эгоистичны по сути своей. К их исполнению она шла целеустремленно, изворотливо, не жалея энергии, и в случае неудачи не только не сбавляя напора, а наоборот, удваивая свои усилия. Они поженились сразу после защиты диплома Виктором. Они стали снимать комнату, чтобы жить самостоятельно.
Постепенно она отвадила от дома друзей Виктора — Марка и Петрова. С ними Виктор арендовал подвал у ЖЭКа, превратив его в мастерскую, где Виктор лепил свои маски, Петров писал картины, а Марк создавал пространственные конструкции. Лепкой Виктор увлекался с детства, ходил в изокружок районного дома пионеров, сдружился с Марком и Петровым, студентами художественного училища.
Они втроем вскладчину просто платили наличными начальнику ЖЭКа за аренду подвала. Начальник же при этом разыгрывал из себя мецената.
Разведя Виктора с Марком и Петровым, Галина, всегда была однако рада Антону. Антон и Виктор дружили с детства. Один двор, одна школа, оба поступили сразу по окончании школы в институты, правда, разные — Антон в энергетический, Виктор — в Институт цветных металлов и золота.
Можно условно сказать, что Антон был для Виктора мужским вариантом Галины. Антон, конечно, не искал каких-то выгод в дружбе с Виктором, но он был прирожденным, хоть и неявным лидером. А лидеру всегда нужны ведомые.
