— Что ты сказал, Семен? — переспросила Нелли, выйдя из кухни. — Что там с тобой творится?
— Да так, черт знает что, я и сам не пойму. Мне тут все об этом случае с депутатами думается. Читаю о них в газете, а вспоминаю свои злоключения.
— Как интересно, а ты ничего об этом не рассказывал…
Нелли подошла ближе и уселась на подлокотник кресла, небрежно распахнув разрез платья.
— И рассказывать-то нечего. Так, какой-то ненормальный звонил мне недавно в кафе, предупреждал, чтоб я не занимал поста главного инженера.
— А я бы была очень счастлива, если б ты занял такой пост. Но, к сожалению, это невозможно — Плешивцев на этом посту засел крепко и уходить никуда не собирается.
— И я не поверил, а он мне на это знаешь что сказал?
— И что же? Это уже становится интересным…
— А он мне следующее выложил, не поморщившись: «Умрет скоро ваш Плешивцев — вот и место освободится».
— Ну и шутник! Только шутки его невеселые. А ты не бери в голову, Семен, и думаться не будет.
— Нет, в голову не буду, а вот в руки кое-что возьму!
Он обхватил Нелли за талию и притянул к себе в кресло.
— Ну что ты, Семен, — кокетливо произнесла она, — еще ведь сладкое!..
— Мое сладкое уже со мной…
Семен Семенович плотнее прижал к себе Нелли и начал осыпать ее лицо божественными, как казалось Нелли, поцелуями. Ей это было очень приятно, и она совсем не желала сопротивляться, подставляя для поцелуев шею, губы, уши.
Рука Семена Семеновича скользнула вниз по платью, к линии разреза, который был так близко и открывал пару очаровательных ножек. Грач гладил бархатистую кожу, испытывая при этом немалое удовольствие. Затем медленно, как бы случайно, его рука задела за нижнюю пуговицу, и та, словно ожидая сигнала, неслышно расстегнулась.
— А может, все-таки сладкое?… — еле слышно прошептала Нелли.
По ее телу пробежала мелкая дрожь, сердце учащенно забилось. Она чувствовала, что начинает краснеть. Такое с ней не впервой, но кажется, что это и есть самое настоящее, охватывающее целиком, парализующее мозг, мышцы… Чувство телесности покидает тебя, словно измученная душа вырывается на волю.
— Ты словно цветок, — шепнул Семен ей на ухо, — мой цветок…
— Какой цветок? — плохо соображая, спросила Нелли.
— Такая неясная маленькая ромашка, состоящая из мягкого тельца, облаченного в неясные лепестки, которые так легко открываются.
Грач произносил эти слова мягко, вкрадчиво, одновременно расстегивая одну пуговицу за другой.
— На лепестках можно гадать, — то ли предположила, то ли вспомнила ушедшая куда-то в свои мысли Нелли.
— Мы так и сделаем, пусть первый лепесток будет любовью, — предложил он, выведя ее из размышлений, и при этом ненавязчиво стянул с нее платье, отбросив его в сторону.
Улыбнувшись легко навязанной игре, Нелли сняла с шеи Семена галстук со словами:
— А этот лепесток пусть будет надеждой.
Прежняя небольшая натянутость и стеснительность благодаря наивной, но все-таки романтичной игре, исчезла. И вот уже Семен Семенович держал у себя на коленях нежное, ласковое создание. Ему сейчас так хотелось ласки близкого друга, женщины. Ведь с тех пор, как его грубо предала жена, Нелли оказалась для него чем-то вроде спасательного круга, который он смог впервые заметить за все долгое время, проплывающее в одиночестве. Она смогла его увлечь, зародить в нем нежность и хоть малые, но все же романтические чувства.
Нелли и не заметила, как очутилась в своей кровати. Она не могла, да и не хотела в эти минуты мысленно рассуждать: а правильно ли она поступает? В ее душе был рай, и никаких враждебно настроенных мыслей она туда не пускала. Все то, что прекрасно — должно оставаться таким, чтобы оставить самый яркий оттиск в воспоминаниях на будущее.
— А я и не заметила, как попала в спальню, — удивилась Нелли.
— И не надо! — улыбнулся Семен Семенович, осыпая все ее тело поцелуями. — Происходящее вокруг для нас в эти мгновенья растворилось. Только я и ты. Мы с тобою одинокие существа, живущие своей жизнью. Но сейчас мы вместе — мы одно целое. Ты чувствуешь меня как часть себя, и тебе хорошо, а я наслаждаюсь теплом, которое ты мне даришь!
— Мне хорошо с тобой, Семен, я и не думала, что так может быть.
— Может быть все! Главное — чтобы мы этого захотели, пожелали и сумели сотворить для себя то счастье, о котором мечтаем, но к сожаленью, редко можем достичь.
— Ты мой милый философ и романтик, — подметила Нелли.
— Может быть, хотя проявляется это очень редко!
Когда Нелли и Семен Семенович вернулись к столу — свечи почти догорели, чай был слегка теплым, а нарезанные кусочки ароматного торта успели обветриться.
— Как жаль, — вздохнула Нелли.
— Чего же? — переспросил Семен.
— Торт начал черстветь, свечи — угасать, да и чай никуда не годится!
— И мне жаль, — продолжил Грач, — но только того, что так быстро пролетело время. И мне, честное слово, очень хочется еще раз пережить те мгновенья, на которые ушло наше время.
— Давай сперва поедим, чай подогреем, — предложила Нелли.
— А потом?
— Потом тебе, милый Сема, придется одеться и идти к себе домой — ведь завтра на работу.
— Последнее желание можно? — заулыбался Грач, прищуривая глаза, словно что-то замышляя.
— Если последнее, то можно! — кивнула в знак согласия Нелли.
— Один страстный поцелуй и новости по телевизору!
— Семен, ты просишь, чтобы я включила телевизор?
— Да, и заметь — не только это!
Нелли подошла к старенькому «Рекорду», включила его и вернулась к Семену, где ее ждали прощальные объятия и страстный поцелуй. Но лишь губы Семена Семеновича прикоснулись к губам Нелли, как из телевизора послышалось следующее:
— А сейчас экстренное сообщение. Сегодня в шесть вечера около городской управы внезапно появились депутаты из партии «Лицом к народу», которые, как вы помните, исчезли на этом же самом месте ровно неделю назад. И вот теперь их столь внезапное появление вызвало новую волну дискуссий и сомнений. Депутаты появились в полном составе, в той самой одежде, и все стояли сплоченно на пятачке из гранитных плит. Но в этом деле есть еще одна странность: никто из них ничего не помнит. Все уверяют, что никуда не пропадали, а только сегодня вышли из дома для проведения митинга. Медицинское обследование ничего странного в физическом состоянии не обнаружило, но родные утверждают, что заметили резкое изменение в их психике, поведении: они стали замкнуты. Жена одного из депутатов отозвалась о своем муже так: «Он стал словно робот, а раньше был таким веселым — живым всегда был».
Ночью с пятницы под субботу в квартире главного инженера Плешивцева происходили отнюдь не заурядные вещи.
В два часа жену Плешивцева — Изольду Лукьяновну — разбудил странный и довольно-таки сильный грохот в квартире. Первое, о чем ей подумалось, — что кто-то за стеной выбивает дорожку, что есть сил ударяя по ней палкой. Изольда Лукьяновна протянула руку, намереваясь разбудить мужа — Власа Власовича Плешивцева. Она ощупала в темноте место рядом с собой, но супруга там не было. Тогда она принялась шарить обеими руками по подушке, но и там его не было.
Вскочив в испуге, Изольда Лукьяновна кинулась включать светильник. А как только желтый свет ночника позволил ей разглядеть все вокруг себя, она, совершенно растерявшись, тихо позвала писклявым голоском:
— Власеночек мой, где ты?
И, перегнувшись через край кровати, принялась высматривать его на полу. Но, не найдя и там своего любимого Власеночка, слезла с кровати и пошла разыскивать мужа дальше. Когда же она вошла в зал, перед ней предстал ее супруг в полном пижамном облачении. Он стоял посреди комнаты и пристально всматривался в черный угол за гардеробом.
— Вот ты где, — радостно произнесла Изольда Лукьяновна, — Власеночек-Волосеночек мой, а я-то потеряла тебя.
Плешивцев стоял тихо, не оборачиваясь, пристально глядя все в ту же черную тень угла. Тогда его жена перевела взгляд с мужа на то же место, куда смотрел тот, и шепотом у него спросила:
— Там что, мышь?!
При этом она поднялась на цыпочки, готовясь совершить мгновенный прыжок на ближайший стул.
Плешивцев, не оборачиваясь, тихо ответил:
— Тсс… Не шуми, они там и хотят меня убить.
— Кто? — в полный голос удивленно спросила жена и сделала несколько шагов по направлению мужа.
Тут Влас Власович, заметив метнувшуюся тень жены, крикнул:
— Ложись! Я защищу тебя! — и, подняв руку, в которой находилось что-то длинное, принялся ударять этим предметом об угол гардероба и стену, где заметил мелькнувшую тень.
Тут Изольда Лукьяновна разглядела в руках мужа палку. Она вскрикнула и отпрянула назад.
