Народ потянулся обедать, а я в кабинет шефа заскочил. Схватил урну для голосования – и в мастерскую. Дверь за собою прикрыл, размотал проволочку, что крышку держала, и вытряхнул содержимое прямо на схему управленческой структуры.
На ватман упали пять женских заколок, причем, одна старинная, костяная.
ЛЮСЯ: Шеф уехал, благодать! Теперь по утрам у нас аэробика до упаду. Ирина, Нина и я – в первом ряду, а сзади – Ксения Дмитриевна и Катька, пока Бусиков с Митенькой сидит. Горгона не участвует, но мы знаем, что она у себя в кабинете тайком пляшет.
Сабурова на стремянке протирает верхнюю часть зеркала, в котором мы все отражаемся.
– Вера Платоновна, а чего ж дочки не идут? – спрашивает Ксения.
– Приболели.
– Приболели… – ворчит Анна Сергеевна. – Сказала бы по-простому: в положении они. Что ж мы – не видим? Свои же люди.
Сабурова чуть не грохается со стремянки.
– Чего?!
– Чего слышала.
Сабурова медленно-медленно, так что даже страшно становится, спускается со стремянки, подходит к Анне Семеновне.
– Точно говоришь, Семеновна?
– У меня глаз – ватерпас.
– Обе?
– Обе, Платоновна, обе.
Сабурова поворачивается и идет к себе с тряпкой в руках. Мы начинаем расползаться. Ирка выключила музыку. Сабурова рвет на себя дверь и исчезает за нею. Мы прячемся в своей лаборатории, но от двери не отходим – прислушиваемся…
РУМЯНЦЕВ: Сабурова вошла и смотрит на нас. А мы с Валей и Галей играем в «эрудит». Сегодня обе девушки дома и им, как всегда, скучно. От карт я наотрез отказался, прививаю им интеллектуальные наклонности.
– «Пыха» – есть такое слово? – спрашивает Валя.
– Нет, – отвечаю.
– А у меня только неприличное выходит. Можно? – интересуется Галя.
– Ни в коем случае.
Сабурова смотрела-смотрела, а потом сказала ласковым донельзя голосом:
– Петя, тебя можно на минуточку?
– Пожалуйста, – я встал.
Мы вышли в коридор, но Сабурова не остановилась, а последовала в ванную. Я недоумевая пошел за ней. В ванной она заперлась на крючок, открыла воду в умывальнике, а потом, резко оборотившись ко мне, обеими руками пихнула меня в грудь.
– Ты?!
От неожиданности я свалился в ванну. Ноги свисают через край. Положение глупейшее. А Сабурова, наклонившись, орет, перекрывая шум воды:
– Отвечай! Ты?!
– Я вас не…
Сабурова меня тряпкой – р-раз! Я закрылся. «Убьет!» – думаю.
– За что, Вера Платоновна?!
– Не выйдешь отсюда, пока не сознаешься, – она повернулась, вышла из ванной и защелкнула меня на задвижку.
Я, кряхтя, выбрался из ванной.
– В чем?! – крикнул я своему отражению в зеркале.
В квартире молчание.
БУСИКОВ: Митька ко мне уже привык. Сидит в кресле, я его игрушками обложил, но он все тянется к моим инструментам. На стене моя картина. Я читаю ему сказку, а сам нет-нет и взгляну на портрет, сравниваю сходство с оригиналом.
– На тебе фломастер и слушай дальше. «Уже их шестеро, и так им тесно, что не повернуться! А тут затрещали сучья, вылезает медведь и тоже к рукавичке подходит, ревет: „Кто, кто в рукавичке живет?“ – „Мышка-поскребушка, лягушка-попрыгушка, зайчик-побегайчик, лисичка-сестричка, волчок-серый бочок да кабан-клыкан. А ты кто?“ – „Гу-гу-гу, вас тут многовато“…»
Катя вбежала, глаза круглые.
– Петя не виноват!
– В чем? – я не понял.
– Зять не он! Слава богу, кто-то со стороны. Сестры сознались.
– Значит, свадьбы не будет?
– Почему не будет? Сабурова их вызвала, должны прийти. Валька и Галька обещали привести.
– Катенька, давай и мы тоже.
– Что?
– Поженимся.
– Нет, я не могу разрушать семью.
– Она уже разрушена. Я домой не вернусь.
– Вернешься. Правда, Митенька?
В дверь постучали, потом просунулась голова Анны Семеновны.
– Слава, к тебе пришли. Похоже, жена. Пускать?
– Ой! – Катя перепугалась.
Я ее за руку взял, усадил.
– Пускайте, Анна Семеновна.
Через минуту вошла моя жена, за нею шестнадцатилетняя дочь. Обе одинаково накрашены и надменны. Катя сидит с Митенькой под своим портретом ни жива, ни мертва. Жена посмотрела на нее, потом на портрет.
– Мне все понятно.
– Нет, вы не думайте… – Катя попыталась подняться, но я удержал ее.
– Сиди.
– Мама, Бусиков соскучился по пеленкам, – дочь говорит.
– Бусиков, я ли тебя не любила? – спрашивает жена.
– Ты ли… – бормочу.
– На квартиру можешь не претендовать, ничего не выйдет. Мебель остается за нами. Чемоданчик я тебе уже собрала.
– Спасибо, – киваю.
Она еще раз взглянула на портрет.
– Меня, небось, ни разу не нарисовал. Все это филиал ваш. Куда начальство смотрит?
– Пойдем, мама… – дочь сказала.
– Прощай, Бусиков. Ты не принес нам счастья.
Вышли. Мы молчим.
– Слава, не возвращайся к ним, – тихо сказала Катя.
АННА СЕМЕНОВНА: Открываю дверь – на пороге красивый молодой грузин. С виду форсистый, но побаивается. Прихожую сразу взглядом окинул. А у нас там никого, только Петька сидит за столиком, работает. Его давеча из отдела Сабуровой выперли.
– Вы к кому? – спрашиваю.
– К Валентине Сабуровой.
Явился, значит, один жених.
– Валька! – кричу. – К тебе пришли!
Она выпорхнула из комнаты, принаряженная, бросилась ему на шею. Петька сидит, головы не поднимает.
– Нодари!
– Валечка!
– Ты, главное, ничего не бойся. Мать крутая, но отходчивая, – шепчет она ему.
Тут и Сабурова выплывает. Вырядилась, как черт знает кто. Окинула будущего зятя взглядом, руку протянула. Он к ней припал, целует.
– Вера Платоновна.
– Нодари, – Валька говорит.
– Второго подождем – и за стол, – Сабурова сказала и отступила, сияя. Вот, мол, какие у нас зятья! А мне – тьфу!
Переминаются они, не знают что делать. показалась из комнаты Галка. Ухватилась за косяк, дальше двинуться не может.
– Нодари… – шепчет.
– Валечка… – он ей.
Она бросается ему на шею, а он стоит, бедный, на Вальку смотрит. Вот-вот в обморок хлопнется. Валька сестрицу отозвала.
– Ты чего это? Это мой Нодари.
– Нет, это мой Нодари.
– Почему же это твой Нодари, когда это мой Нодари!
– А вот и нет! Мой это Нодари, и все!
Грузин стоит, глаза с одной на другую прыгают. Петька чуть под стол не заполз.
– Ясно, – Сабурова лицом потемнела. – Это наш Нодари. Другого, выходит, не будет. Пошли за стол.
Пошли впереди. Девки своего Нодари с двух сторон подхватили – и за нею. Петька от смеха давится.
– Чего смеешься, дурень? – я ему, когда те ушли. – Тебе ж это боком выйдет! На второй-то тебе придется жениться!
– Да вы что?! В своем уме?! – он заорал.
– Я-то в своем, не в вашем. А вот вы куда свой ум задевали – я не знаю.
САБУРОВА: Главное – спокойствие. Потом они у меня попрыгают, а сейчас надобно марку держать. Усадила зятька за стол с пирогами и вином, девки по бокам, я – напротив.
– Рассказывайте, – говорю. – Где познакомились, когда…
– Я лично у нас в гостинице, на седьмом этаже, – Валька говорит.
– И я на седьмом. Во время дежурства, – Галька вторит.
– Нодари у нас в длительной командировке, – Валька продолжает.
– Он очень внимательный, – Галька за ней.
– Вижу… Как же так случилось, гражданин Нодари, что вы с двумя девушками спутались?
– Почему с двумя?! Она одна всегда была. Валя!
– Нас обеих Валями зовут, для простоты, – Валька поясняет.
– Вот вам и простота. Допрыгались! – я не сдержалась.
– Да если бы я знал что их две, я бы в другую гостиницу поселился! Не виноват я, что они такие одинаковые! – он канючит.
– Что же вы друг дружке не говорили, что у вас Нодари этот? – спрашиваю у дочерей.
– Нет, мы не делимся, – Валька гордо.
– У нас у каждой своя личная жизнь! – Галька.
– Да какая ж она своя, ежели общая! – взрываюсь.
– Всем делиться – времени не хватит, – Валька возражает.
– Ладно. Любишь ее? – спрашиваю прямо у этого Нодари.
– Люблю! – очень пылко. – Кого?
– Ну, кого, кого! Ее, дочь мою.
Переводит глаза с одной на другую. Вижу, выбрать не может.
– Смотри, на обеих заставлю жениться, – я пригрозила.
– Я не мусульманин, – хмуро.
– Как в длительные командировки ездить – так мусульманин, а как жениться – так нет!
– Давайте, что ли, выпьем? – Валька робко.
Галька налила. Подняли бокалы.
– За встречу, – Галька предложила.
– Со свиданьицем! – я чокнулась с зятьком.
ГОРГОНА МИХАЙЛОВНА: Как только Анна Семеновна доложила мне о сложившейся ситуации, я сразу поняла – чем она грозит филиалу. Аморалка – везде аморалка. Пятно непременно падет на филиал. Надо было срочно что-то предпринимать.
Я выглянула из кабинета в прихожу и позвала:
– Петр Васильевич, зайдите ко мне, пожалуйста.
Он поднялся, пошел.
Я прикрыла дверь кабинета, усадила его на стул.
– Петр Васильевич… Как идет работа?
– Нормально, Горгона Михайловна. Заканчиваю программу оптимизации людских ресурсов по критерию минимальной загруженности непроизводительными работами…
