– Получается, все маскируются?
– Не все. Начнем с желтых панталон?
– Ага, – весело согласилась я.
Мама смастерила безработному лентяю из Бергамо роскошный костюм из желтого атласа и шапочку с заячьим хвостиком. А я пришила к рубахе и панталонам кучу треугольных атласных заплаток, голубых и зеленых. Разряженный Арлекин взметнул вверх волосы и горделиво расставил ноги. Разноцветные костюмные заплатки затрепетали как листья, а соломенные волосы упали и скрыли синие глаза. Арлекин теперь излучал уверенность, и он оказался любителем модных тряпок.
– Он похож на Мишку, – вдруг сказала я.
– Он тебе нравится?
– Кто?
– Миша, – улыбнулась мама.
– Не знаю, – медленно ответила я. – Мне он нравится условно.
Я действительно еще не разобралась. У него рожки родные или накладные?
– А как безусловно?
– Надо быть со мной честным.
Мама обняла меня, и мы упали на ковер, чтобы смотреть на гречишную стену. Она мерцала электрическим живым светом с нимбом из лунно-сахарной крошки. А вокруг морозная чернота. Получилось, что мы с мамой жили внутри теплого электрического апельсина с магической границей из лунного рафинада. Кто нам нужен? Никто.
В Сети я откопал клубы любителей перисто-слоистых монстров. Оказывается, толпы людей зависают головой в облаках. Среди них полно моих ровесников. К тому же я сделал эпохальное открытие. Самому изучать облака интереснее, чем долбить географию в школе. Я перелопатил кучу информации за просто так, на интерес. Тем более у меня такой стимул! Может, уйти на домашнее обучение? Красота! Днем спи до посинения, ночью учись. Изучай облаковедение. Йес! Я решил найти отцовский бинокль, мощный как танк. Решил, нашел и перешел к практическому изучению облаков. Мама посмотрела на меня с уважением, отец хмыкнул. Я вызывающе глянул в его глаза, он поднял руки вверх.
Я навел бинокль на небо, стоя в аэродинамической трубе моей собственной улицы, и ахнул. Я попал на Южный полюс, будучи покорителем Севера, и ничего не понял. Ко мне в окуляры шагали бело-голубые гряды кучевых облаков. Они наползали друг на друга торосами и проваливались в синие просветы антарктических вод. Они были воинственными, а не дружественными. Невидимые солдаты Южного полюса укрывались за снежными башенками и целились в меня сквозь небесное решето. Мне могло повезти, а могло и не повезти. По крайней мере, солнцу не повезло – они его уже окружили и забрали в светящееся кольцо.
– Ну надо же! – и я вдруг заорал: – Гало!
– Гало? Что это? – Рядом со мной возникла Лизка.
– На! – Я протянул ей бинокль.
Я готов был делиться восторгом со всеми. Тем более с девчонкой, чья мама всю жизнь живет в такой красоте.
– Ух ты! – прошептала Лизка.
– Видела? – торжествовал я. – Офигеть!
– Да. – Она пялилась в бинокль, не отрываясь.
Я выдрал окуляры из ее рук и снова застыл в экстазе.
– Вот бы туда на воздушном шаре.
– Да, – мечтательно протянула Лизка.
– Или на дельтаплане.
– На дельтаплане, – эхом отозвалась она.
Я оглянулся. Ее расширенные глазенапы смотрели в небо, а в них плавали белыми рыбами облака. И я обалдел оттого, что впервые в жизни увидел два неба сразу. В чужих глазах. В Ее глазах! Я наклонился, и среди облаков вынырнули сразу две мои головы. У моих голов был огромный лоб, точки глаз и полное отсутствие подбородка. Я прыгнул в Ее глаза и стал пришельцем из космоса! Не знаю, сколько бы я таращился в инопланетные глаза, если бы не Лизка.
– Ты чего? – спросила она и покраснела.
Я испугался сразу. Она могла прочитать своим лазером все мысли в моей голове.
– Ничего. – Я сделал два пальца штепселем и поднес к ее лупарикам.
В ее глазах вдруг заблестели слезы. В Ее галактических глазах! Она молча развернулась и пошла.
– Ты чего? – дурашливо вякнул я ей в спину. Мне стало стыдно.
– Ты отстаешь в развитии, – не оборачиваясь, ответила она. – Салага!
Она полезла к себе через подоконник, я поймал ее за ногу.
– Ну?
– Я собираюсь купить телескоп «АстроМастер».
– Валяй!
Она попыталась освободить ногу, я зажал ее двумя руками.
– Собираюсь изучить облака вплотную. Знаешь, что такое цирростратус?
– Нет. – Она дернула ногу, тапок свалился на мою улицу, я засмеялся.
– У «АстроМастера» девяностомиллиметровый объектив. Это круто! Можно увидеть Юпитер в двух шагах от себя. Шаришь? А еще у «АстроМастера» ахроматическая рефракция, встроенный искатель, оборачивающаяся призма…
– Чихала я на призму! Понял, оборачивающийся искатель? – Она двинула мне ногой по голени.
– Вредина! – захохотал я. – Будешь корячиться, не возьму с собой в небеса.
– А мне и не надо. – Она подняла на меня Ее глаза. В них были слезы, и я отцепился.
Лизка захлопнула окно и задернула шторы. Я поднял тапок; у него были заячьи уши, но они висели, как уши брошенного бассет-хаунда. Я посмотрел на зайце-тапок и поклялся Ей никогда не трогать Лизку. Мне было стыдно. Я вел себя как последний щегол. И у меня испортилось настроение.
– Что ты хмурый? – спросила мама.
– Мне нужны деньги, – неохотно ответил я.
– Зачем? – испугалась мама.
Она теперь все время пугается. Чего она боится? Что я подсяду на анашу, собьюсь в стаю лысых фашиков или запью оттого, что я последний городской девственник?
– Хочу купить телескоп.
– А, – облегченно выдохнула мама. – Я скажу папе, мы купим.
– Угу.
Мы замолчали. Я смотрел в стену, мама на меня. У нее был странный вид.
– Миша, – вдруг сказала она. – Вы проходили контрацептивы по школьной программе?
– Что проходили? – Я чуть с кресла не упал.
– Презервативы, – прошептала мама.
Я всмотрелся в ее лицо и захохотал как ненормальный.
– Проходили?
Я кивал, не в силах сказать ни слова. Трындец! Мои предки были продвинутей, чем я мог себе представить. Мы проходили презервативы у Сашки дома. Нашли у его родаков в постельном белье и поделили поровну, чтобы использовать, когда приспичит. Один до сих пор валяется в ящике моего стола. Не приспичило. Н-да… Чего я вспотел?
– Если что, папа тебе поможет, – запинаясь, сказала мама.
– Чем? – Я свалился с кресла и умер от взрыва смеха.
– Нечего веселиться! – разозлилась мама. – И помни, тебе еще два с половиной года учиться!
Итак, мама тоже думает, что я отстаю в развитии. А я и отстал. Чего я так ржу? Придурок!
У меня улучшилось настроение, и я пошел к Лизке отдавать тапок. Заодно зигзагообразно извиниться. Подумал, вернулся назад и засунул зайце-тапок в птичью клетку. Чем глупее выглядят извинения, тем легче тебя извинят. Это знаю только я. Тапок в клетке радостно поднял заячье ухо и сделался похожим на шариковатого Тузика. Я полюбовался делом рук своих, посмеялся и пошел. Дверь открылась, и на пороге явилась Она. В облегающей водолазке и обтягивающих джинсах. Глаза впол– лица, ноги от шеи. А у маленьких ушей кудряшки вьются пушистыми завлекалочками. Мягкими-мягкими. Я чуть руку не протянул, чтобы их потрогать.
– Тапок, – вместо «здравствуйте» тупо сказал я.
– Откуда? – изумилась она.
– С ноги. – Я протянул клетку и покраснел. Как обычно.
Она взглянула на клетку, ее глаза расширились, и Она засмеялась, как… кто-то с неба. А я увидел ее улыбку и попал в замкнутые пределы светящегося гало. Она смеялась, мой смех плавно вливался в ее и уносился в открытую форточку к прирученным облакам. Вот тогда я понял, кто Она. Небесная пастушка бесконечного стада овечьих облаков, а я их шариковатый Тузик.
– Лисенок! Иди сюда! Посмотри! – закричала Она.
Лизка выпрыгнула из комнаты, как бес из коробочки.
– Это что? – Она уставилась на клетку с зайце-тапком.
Я испугался, что она меня не простит, и я больше никогда сюда не приду. Что делать?
– Ему нужна морковка, не то он помрет от голода, – брякнул я.
– Будет ему морковка, – улыбнулась Она. Лизка прыснула со смеху, я расслабился.
Мы пили чай у них на кухне, я решил завести светскую беседу. Чего тянуть резину? Нравиться так нравиться.
– Вы читали теорию происхождения видов в оригинале? – спросил я.
– Нет, – засмеялась Она.
– И я нет! – Я заржал как жеребец, ужаснулся сам себе и захлопнул рот. – Никак не могу решить, как человечество должно относиться к своим обезьяньим корням?
– По-человечески, – улыбнулась Она.
– Точно. – Я замолчал, не зная, что сказать. Олух!
– Что молчим? – ехидно спросила Лизка. – Прочесываем свои обезьяньи корни?
Я тупо посмотрел на нее и ничего не ответил. Она захихикала, я разозлился. Н-да… Старею, тупею. Мысли мгновенно улетучиваются из моей головы, как облака. Облака! Точно! Надо говорить с людьми о том, что их интересует, и они у тебя в кармане. Тепленькие. Это все знают.
– Я изучаю облака, – скромно сообщил я.
Она должна была попасться на мой айкью, как на крючок. Обязана попасться!
