Молчат.
– Обними меня, – вдруг сказала Нинка.
– А зачем?
– Просто так.
– Просто так – не могу.
– Тогда за деньги.
– И за деньги не могу.
– Значит, до свидания, – сказала Нинка.
– Значит, так.
Нинка стала спускаться.
– Нина, ты меня любишь? – отчаянно крикнул Алексей.
Нинка спускается не оглядываясь.
– Нина, я думаю о тебе каждый день… Я думаю о тебе не переставая…
Нинка уходит.
Самолет летит над облаками.
По проходу идет знакомая стюардесса, разносит воду. Алексей Коржиков сидит в кресле, на коленях у него кейс.
– Здравствуйте, – здоровается стюардесса.
– Здравствуйте, – кивает Алексей. * * *
Квартира брата.
Алексей и Володя обнимаются.
– Есть будешь? – спросил Володя.
– Нет. Я уже обедал. В мэрии. С мэром. Симпатичный.
– Кто? – не понял Володя.
– Мэр. Он мне понравился. Молодой. Моложе меня. Странно. Те, кто родился в пятидесятом, уже вышли на рубежи. Как время идет.
– Ты зачем приехал? – настороженно спросил Володя. – За семьей?
– Жена как хочет, а дочь я бы забрал.
– Дочь как хочет, а жену я не отдам.
– Я хочу предложить тебе работу, – сухо сказал Алексей.
– Ты? Мне? – удивился брат.
– Коммерческий директор Северного приюта.
– А кто будет платить?
– Я.
– Кто хозяин?
– Я хозяин. Я купил Северный приют вместе с горой.
Алексей достал из кармана документы.
Володя берет. Смотрит. Ничего не может понять.
– А кто тебе продал?
– Местные власти. Мэр.
– Разве они имеют право разбазаривать народное достояние?
– За деньги имеют право. Это называется приватизация.
– А откуда у тебя деньги?
– От верблюда.
– Да… Верблюды нынче хорошо платят.
Нависла пауза.
– На наркотиках? – допытывался Володя. – На нефти?
– Если я тебе расскажу, ты все равно не поверишь. Ты ведь в меня никогда не верил.
Володя достает калькулятор. Считает.
– Год уйдет на ремонт. Еще год – окупим затраты. Через два года пойдет чистая прибыль. Туристы, валюта…
Входит Наташа.
– Папочка! – бросается отцу на шею.
– Я буду жить на Северном приюте. Ты поедешь со мной?
– Поеду! – не раздумывая, соглашается Наташа.
– Тебе здесь не нравится? – ревниво спрашивает Володя.
– Нравится, но родной отец лучше, чем родной дядя.
– Будем жить-поживать и добра наживать. – Алексей обнимает дочь. На его глаза наворачиваются слезы.
Наташа отстраняется, спрашивает:
– Папа, а добран – это баран?
Алексей с удивлением смотрит на дочь, не понимая вопроса.
– Ну вот, жить-поживать и добрана жевать. Добран – это кто?
– Добра наживать – два слова. Первое добро.
– А добро – это деньги?
– Нет. Деньги кладут в кошелек, а добро в душу.
Володя приносит гитару.
– Жалко, мама не дожила до этого дня, – говорит он. – Мама гордилась отцом, считала его хозяином края. А он – не хозяин. Он – наемный работник. А настоящие хозяева – мы. Ты и я.
Алексей играет песню «Синенький скромный платочек».
– Это была любимая песня твоей бабушки, – говорит Алексей Наташе.
Поют хором: «Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч…»
Хижина стоит высоко в горах. Красота такая, что не может быть. Не может быть. Есть. Вот он, Северный приют.
Алексей выходит из хижины, голый по пояс, среди голубых снегов. Смотрит на горные вершины. Потом начинает растираться снегом. Вопит от восторга.
Появляется молодой человек в круглой спортивной шапочке. Алексей с удивлением смотрит: откуда он тут взялся?
– Привет! – здоровается Спортивный человек.
– Вам кого? – интересуется Алексей.
– Вас.
– Вы уверены?
– Вы Алексей Николаевич Коржиков? – уточняет молодой человек.
– Да. Это я.
– Теперь уверен, – успокаивается Спортивный.
Алексей выжидательно смотрит на незнакомца.
– Мы хотим предложить вам свои услуги. Мы будем вас охранять, а вы нам платить.
– Охранять от кого? – не понял Алексей.
– От таких, как мы.
– Рэкет? – догадался Алексей.
– Крыша, – поправил молодой человек.
– А платить сколько?
– Двадцать процентов от дохода. Первый взнос можно сделать сегодня.
– А откуда вы узнали, что я это купил?
– От мэра. Мэр дал наводку, а мы выследили.
– Мэр с вами в связке? – удивился Алексей.
– А что такое один мэр без нашей поддержки? Просто человек. Знаете, человек – очень хрупкая конструкция. Голова трескается, как орех, от одной маленькой пули.
– Это называется демократия, – скептически заметил Алексей.
– Демократия – значит справедливость, – пояснил Спортивный. – А какая справедливость, когда один богат, как вы, а другой беден, как я.
– Прежде чем стать богатым, я сорок лет ел говно. А ты хочешь прийти на готовое.
– Если можно не есть говно, то лучше этого не делать. Мы недорогие. Всего двадцать процентов.
– Ничего ты не получишь. Иди домой.
– Значит, не договорились, – задумчиво заключил Спортивный. – А жаль… Вас жаль… Вы мне нравитесь.
Спортивный достает пистолет.
– Ты хочешь меня застрелить? – поразился Алексей.
– Это называется «отстрелить». Или «пристрелить». Застрелить – это другое. Это когда на равных. Дуэль, например.
– У тебя есть второй пистолет? – торопливо спросил Алексей.
– Зачем мне два…
– Подожди, подожди… У меня есть кое-что…
Алексей убегает в избу. Потом возвращается с охотничьим ружьем.
– Вот, от Брежнева осталось, – объясняет он. – Здесь Брежнев охотился на кабанов. Давай отсчитывай десять шагов.
– Да бросьте вы, – отмахивается Спортивный. – Я же все равно вас убью.
– Убьешь. Но не пристрелишь, как собаку. Я погибну в честном бою.
Алексей меряет шагами расстояние. Отмечает черту.
Становятся. Целятся.
– Кто первый? – спрашивает Алексей.
– Давайте вы, – разрешает Спортивный.
Алексей целится. Потом опускает руку.
– Не могу стрелять в человека.
Спортивный думает.
– Ладно, – решает он. – Я скажу, что я тебя убил и сбросил в пропасть. А ты уходи. И чтоб тебя не было видно и слышно. Нигде. Понял?
– Понял. Я уйду, а ты и твой мэр останетесь. Все будет видно и слышно, и вы будете вонять на всю округу. Я защищаю от вас мою гору и мой Северный приют.
– Ну как хочешь, – сказал Спортивный и прицелился.
Алексей увидел направленное на него черное отверстие. Стало страшно.
Грохнул выстрел. От сильного звука вздрогнул воздух.
Стронулась и пошла лавина. И накрыла обоих.
И все, как было. Небо синее, как на японских открытках. Снег сверкает, как сколотый сахар.
Кладбище альпинистов.
Могила Алексея с его надгробным памятником.
Вокруг могилы стоят все, кого мы знаем: жена, дочь, Нинка, Шеф, Колька, Кира Владимировна, младший брат Володя, дядя Вася. Стоят в молчании. Наташа оглядывает всех и спрашивает с недоумением, тянет руки:
– Ну почему? Почему?
– Ген обреченности, – тихо говорит Кира Владимировна. – Несоответствие индивида и окружающей среды…
Пауза.
– Ты меня обманул, потому что ты меня разлюбил, – сказала жена. – И я тоже обману тебя. Я тебя забуду.
Помолчали, думая о сказанном.
– Он не виноват, – сказала Нинка. – Это я виновата. Если бы я была с ним, он бы не погиб. Я никогда себе не прощу.
– Зачем нужна такая демократия, если из-за нее гибнут люди, – заметил дядя Вася. – Люди главнее политики. Потому что люди – от Бога, а политика – от людей.
– Он перевернул всю мою жизнь, – сказал Шеф. – Я был нищий и старый. А стал богатый и счастливый.
– Давайте как положено, – вмешался Колька. – Пусть кто-нибудь скажет слово.
Выходит Владимир:
– У меня нет матери, а теперь нет брата. Но мы похожи. Я буду жить вместо него. – Поет: – «Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч. Ты говорила, что не забудешь ласковых радостных встреч…»
К могиле поднимается мэр с двумя телохранителями. Встают рядом с провожающими. Поют вместе со всеми:
– «Нет больше мочи, синий платочек, синий, желанный, родной…»
А вокруг красота и покой. Снежные вершины сверкают, как сколотый сахар. Небо густо-синее, как на японских открытках. И воздух звенит от чистоты, и все краски доведены до совершенства.
