Я и в самом деле невнимательный. Прямо под ногами...
– Конечно.
– Давайте, быстренько, открывайте – там термос. Возьмете себе крышечку – она не нагревается, а у меня свой рабочий стакан.
Ну и что теперь делать? Не брать, сказать: «Сами возьмите»? Это кретинизм, пацанство, он будет смеяться – и правильно сделает...
– Ну, как кофе?
– Что? Простите, ради Бога, я забыл вам налить... Привычка, я всегда завтракаю один, задумался...
– Ерунда, Михаил Борисович! Я же понимаю, каково вам теперь...
– Да, не слишком приятно...
– Ничего, все пройдет, как с белых яблонь дым. Поговорим – вам легче станет. Самое плохое – держать обиду в себе, ни с кем не делиться, злопыхательствовать в компании неудачников, бездарностей. Искать сочувствие там, где искать его просто противно. Конечно, там посочувствуют – пришел блестящий молодой ученый и проводит с ними свое время, разговаривает! Для них это свадьба с генералом.
– Что?!
– Кофе слабенький. Я дома варю турецкий, сразу с сахаром, густо, хорошо.
– Я вас буду вынужден просить не говорить гадостей про моих знакомых! Что преступного в том, что люди встречаются и беседуют? Пора уже перестать преследовать за убеждения!
Годится, я собрался! Он, дебил, считает, что я настолько примитивен...
– Михаил Борисович! Я нагрубил вам, оскорбил?
– Дело не в грубости...
– Давайте, быстренько, скажите мне: я вам грубил, оскорблял?
– Я говорю...
– Михаил Борисович! Да или нет? Быстро, по-мужски!
– Нет.
– А теперь точно так же: быстро, правдиво, положа руку на сердце – этих сморкачей вы считаете своей компанией? Это ваши друзья?.. Я знаю, что вы им друг, а они вам?
– Какое это имеет значение...
– Я ждал, что вы так ответите – не захотите говорить неправду: вам претит вранье, а сказать правду малознакомому человеку – трудно. Так?
– Естественно, что трудно разговаривать, почти... Вы, может быть, скажете мне, в чем причина вызова?
– Какого вызова? Вас кто-нибудь вызывал, задерживал, арестовывал?
– Меня вытащили из постели...
– Вы меня простите, Михаил Борисович, но мне стыдно за вашу ложь! Зачем учиться врать, если всю жизнь вы прожили честно... Я обратил внимание, что даже жене, вы не могли, физически не могли, сказать неправду. Я это понимаю. Мы всегда считали вас сильным человеком. Я сам напросился на беседу с вами... Все-таки больно разочаровываться в людях...
– Да, я не привык врать...
– Зачем же привыкать?! Давайте, быстренько, скажите мне, как вы только что сказали о так называемых друзьях: правду. Вас арестовали, задержали?
– Меня...
– Михаил Борисович! Да или нет?!
– Нет!
– Спасибо. Вас вызывали?
– Меня...
– Не надо, не к лицу это вам!
– Нет!
– Приехали, слезайте... Вас... ну давайте, быстренько, скажите сами! Мне ли вам слова подсказывать!
– Меня... пригласили.
– А зачем такой сарказм?.. Вас насильно привезли сюда?
– Нет, конечно!
– Все, теперь вы – это вы, а не какой-нибудь ... шмаровоз! За вами заехали и пригласили. Когда будете писать заявление, так и напишите.
– О чем вы говорите?! Что писать?!
– Михаил Борисович, вас пригласили. За вами заехали и пригласили – без угроз, без рукоприкладства, упаси Боже! Заехали и пригласили – добровольно. И вы добровольно ответили на приглашение. Я не стал бы вообще заострять на этом внимание, но вы любите точные формулировки... То, что я сейчас сказал – это ваши слова?
– Что вы сейчас сказали?!
– О том, что вы согласились принять приглашение сотрудников Комитета государственной безопасности побеседовать с ними за чашкой кофе. Вы согласны?
– Не понимаю, к чему эта казуистика...
– Михаил Борисович, я тоже не понимаю, к чему эта казуистика. Вы же сами все это сказали – я просто повторил, чтобы не было ошибки, пререканий... Я правильно повторил, ваши слова?
– Сергей Александрович, мне надоело!..
– А мне?! Вы просто пользуетесь своим превосходством в умении дискутировать. Это, знаете, не по-джентльменски... Давайте завершим нашу дискуссию без взаимных обид, а? Чтобы мне ничего не казалось, скажите быстренько – я правильно повторил ваши слова?
– Практически...
– Михаил Борисович, вы мне обещали, нехорошо! Да или нет?
– Да.
– Вы бутерброд не доели? Наверное, хотели с колбасой, а взяли с сыром! А я как раз люблю больше с сыром. Давайте договоримся: вы ничего не делаете и не говорите, не спросив у меня, а то получается, как с этим бутербродом: и вам плохо, и нам неприятно. Договорились?
И впрыгнуло в дверь есенинское начальство – малое и по-балетному стройное. Цвет кожи – светлый коньяк, нет, не коньяк даже, а экспортная шпрота: выдержанная, сухенькая... И рядом лимон. Все знало начальство о своем цвете, – потому была на нем ярко-лимонная шелковая распашонка с короткими рукавчиками, с тончайшей белой змейкой и зеленым крокодильчиком под левым соском. Михаил Липский любил под такую шпроту ржаной хлеб с маслом. Начальник и об этом знал: брючата на нем – хлебно-ржаного цвета со сливочным пояском.
Все было хорошо у Сергея Александровича с Петром Андреевичем. Одно мешало: глаз у них был неспокойный, как будто без зрачка, без центровки. А у аппетитного их начальника глаз был черный, зауженно выведенный к вискам – и смотрел на Михаила.
– Доброе утро, Михаил Борисович!
– Доброе утро.
– Мое имя-отчество: Рэм Тихонович. Как вы, конечно, знаете, в конце двадцатых, да и где-то до середины тридцатых, давали такие имена...
– Я знаю.
– Ну вот. С печеньем расправились? Могу дать еще по штучке.
Сергей Александрович облокотился на Михаилов стул:
– А мы, Рэм Тихонович, только с бутербродами успели покончить – заговорились... – Я что хотел, Сергей Александрович... Доешьте, пожалуйста, свою порцию печенья, а потом зайдите ко мне. Покуда я вас поэксплуатирую, Михаил Борисович успеет написать заявление. Вы только объясните ему, как шапку писать.
– Так я уже готов, Рэм Тихонович... Михаил Борисович, вы сами напишете, только запомните, пожалуйста: в центре листа большими буквами «Заявление», а в правом верхнем углу: «Председателю Комитета государственной безопасности».
Боже мой, Боже мой, что я им напишу? Они даже не сказали, в чем дело, я понятия не имею, что им известно, но – как это ни банально – им, по всей вероятности, известно все... Нельзя ничего писать, почему я сижу, как...
– Я не обязан писать никаких заявлений! Все, что я хотел сказать, я сказал. Если у вас есть вопросы – спрашивайте, я отвечу.
– Михаил Борисович, а ведь мы с вами договорились: сначала подумать, посоветоваться, а потом языком трепать!
– Сергей Александрович, возьмите себя в руки! Вы не первый день работаете... А то Липский воспользуется вашим возмущением – и напишет в ООН жалобу, что его оскорбляли в гебухе. Вы ведь так нас зовете, я не спутал?
– В чем меня обвиняют?!
– Вас? А кто вам сказал, что вас обвиняют? Вас кто-нибудь запугивал? Допрашивал? Оказывал на вас давление? Может быть, Сергей Александрович, который сидит здесь с вами с восьми утра, пять часов подряд, и угощает вас своим завтраком, вас ударил?! Я ему завтра не дам отгула за то, что он потратил на вас весь рабочий день! У него и поважнее дела найдутся... Если вы недовольны – возьмите бумагу и ручку и напишите – в прокуратуру. Мы организация поднадзорная, нас проверяют регулярно, будьте уверены! Всегда проверяли.
– Я не знаю, что вам писать...
– А вы не ждите подсказки! Это только в антисоветских книжонках пишут, что следователь-чекист заготавливает заранее протокол и дает подписать невинному страдальцу! Я вижу, что вы и в эту ложь поверили, Михаил Борисович?
– Я не верю антисоветским книжонкам!
– Не верите – правильно делаете. Прочли их, поняли, кто и зачем их сочиняет, распространяет, размножает – отлично! Садитесь и пишите, а в конце добавите, как собираетесь жить в дальнейшем. А подсказывать вам никто не будет.
– Что вы хотите знать, я вам скажу, дайте мне понять...
– А вы еще не поняли? Все. Сергей Александрович, подпишите ему пропуск пусть идет на все четыре стороны!
– Я ничего не сказал такого, что...
– Все! Вы меня простите за грубость Михаил Борисович, но я вас приблизительно лет на двадцать старше: вы мне надоели! Я с вами беседую пятнадцать минут, а Сергей Александрович – пять часов. Представляю, как вы ему опротивели. Я бы не выдержал, у меня нервы давно измотаны! Сергей Александрович, пишите пропуск Липскому и пусть его уведут отсюда: нам надо работать а не баклуши бить.
– Что мне будет...
А вы надеетесь, что я вам угрожать буду?! Гораздо более опытные провокаторы старались от меня добиться незаконных действии – и безрезультатно. Идите к своим единомышленникам, возьмите у них на прочтение какую-нибудь стряпню – там все написано: вас, бедняжку, отправят без суда и следствия в Сибирь на лесоповал! А мы позже дадим вам возможность убедиться что и это ложь. А пока убирайтесь отсюда!!! Сергей Александрович, где его пропуск?
