Единственным человеком, которому мешало разгульное веселье Бена и Булли, был некий мистер Джон Уайли — лицо, новое в округе. Все остальные мужчины поселка, находившиеся в добром здравии, либо пили вместе с Булли и Беном, либо от души разделяли их радость на расстоянии, если не могли составить им компанию. Мистер Уайли, по-видимому, преувеличивал значение своей должности — стража порядка и тишины в Пустынных Озерах. Говорили — и все в поселке верили этому, — что после болезни он приехал сюда на поправку с юга, где служил в тихой пригородной местности.
Как бы то ни было, когда Булли вышиб окно в трактире, а Бен, демонстрируя свою меткость, швырнул в образовавшееся отверстие несколько стаканов, мистер Уайли подошел к Бену и Булли, дружески спорившим у порога насчет меткости попаданий, и положил руку на плечо Булли со словами:
— Следуйте за мной.
Булли даже не удостоил его взглядом.
Уайли был маленький человечек с острым лицом. Он храбрился и возлагал большие надежды на моральное воздействие своего мундира. Но Булли взмахнул рукой, и удар, обрушившийся на полицейского, свалил его с ног. Над упавшим блюстителем закона возвышалась шестифутовая громада — пьяный пошатывающийся великан глядел на него сверху вниз.
— Эй, Бен, — крикнул он хриплым голосом, — дай-ка мне свой перочинный ножик, поставлю клеймо на этом болване, чтобы в другой раз не ошибиться и признать его!
На следующее утро, когда Уайли пришел в сознание, он почувствовал, как болят его раны и щемит уязвленное самолюбие. Седельщик Пат Рэсден, живший по соседству, спросил его, что именно он натворил, чем так раздразнил Булли Мэрти и заставил его пустить в ход свою карающую десницу.
— Я объявил ему, что он арестован, — начал Уайли возмущенную тираду, — и вдруг…
— Арестовать Булли Мэрти? — Седельщик даже открыл рот от изумления. — Чего ради, черт вас подери, вы это затеяли?
— Он был пьян и…
— …и в нетрезвом виде нарушил порядок, — усмехнулся Пат. — Пойми, чудак, ведь должен же он был обмыть новорожденного; он это и сделал. Ведь он обзавелся сыном, и лучшего повода повеселиться ему не сыскать!
Да, такому сыну, какой родился у Булли, можно было только радоваться. Вскоре в этом все убедились. Просто диву даешься, как мог такой ребенок родиться у столь заурядных людей, как Булли Мэрти и его жена. Едва только Вильям-Бен выучился ходить, он стал с матерью сопровождать волов, а когда погонщики останавливались в каком-нибудь поселке, можно было увидеть малыша, весело играющего возле повозки, где сидела его мать. Волосы у Вильяма-Бена курчавились, и казалось, ему досталось в дар пламя материнских волос. Его космы сверкали, как крупинки золота в песке у ручья, а глаза были карие, как у Булли и Бена. Яркий румянец играл на его нежном, загоревшем вскоре, как у матери, лице; губы у него были ярко-пунцовые. У здешних детей не часто встретишь такой цвет лица. Может быть, именно поэтому о малыше было так много толков.
Булли гордился сыном. Жена его возилась с малышом, как львица со львенком, во взгляде ее светилась материнская нежность. Ну а Бен, тот просто души не чаял в мальчонке. Но дядя до такой степени не умел выражать свои чувства, что некоторые из доморощенных любителей посудачить утверждали даже, будто Бен считает появление на свет сынишки Булли еще одним личным оскорблением со стороны миссис Мэрти, задавшейся целью разрушить многолетнюю дружбу братьев.
Бен и Булли пользовались у нас, на северо-западе, славой лучших погонщиков скота. И впрямь, опыт был у них по этой части немалый, к их услугам прибегали охотно. Говорили, что дела их идут в гору и что они даже собираются обзавестись хижиной для жены Булли и малыша. Но пока что они обходились повозкой. Миссис Мэрти и Вильям-Бен неизменно сопровождали Бена и Булли, когда они перегоняли скот.
— Дорога мне не вредит, — говорила она, — не повредит она и Вильяму-Бену.
Где бы они ни появлялись, всюду шли разговоры о малыше Булли: какой это славный паренек и как быстро растет. Когда незнакомые люди заговаривали с Булли о его сыне, он чувствовал прилив гордости и повторял одну и ту же фразу:
— Плечи у него, как у погонщика волов.
Однажды, когда они перегоняли большую партию скота, ребенок захворал. Поначалу Булли и его жена не обратили на болезнь малыша особого внимания. Съел что-нибудь не по вкусу, думали они, такое с ним не раз случалось. Но Бену это дело сразу же не понравилось. Он с тревогой смотрел на малыша; тот ничего не ел, и Бен встревоженно прислушивался к тому, как мальчик всхлипывает во сне. Через три дня ребенок уже не ковылял за матерью, а лежал на дне повозки, вялый и капризный. Страх охватил Бена. Когда он отправился верхом за доктором, до Пустынных Озер оставалось не меньше ста миль. Бен возвратился с врачом. Странное выражение растерянности было на лицах Булли и его жены. Бен даже не заговорил с ними. Он не нашел в себе сил спросить, что произошло, — ведь он отсутствовал две ночи и почти два дня. Наконец он увидел, куда обращен взгляд Булли и миссис Мэрти, заметил следы ног на песке и пошел к берегу реки, где родители зарыли тело Вильяма-Бена.
После этого мы долгое время ничего не слышали о семействе Мэрти. Раз или два я мельком видела их на большом расстоянии в долине — мужчины ехали верхом, за ними медленно передвигались волы, а женщина тащилась сзади, устало держась за повозку. И снова, где бы они ни появлялись, жители вспоминали о светловолосом мальчике, который уже больше не странствовал с ними по дорогам. Всем недоставало Вильяма-Бена. Булли и Бен, когда они оказывались в поселке, по-прежнему ходили на пирушки, но миссис Мэрти, отклоняя приглашения выражавших свое сочувствие жителей поселка, не покидала повозки, стоявшей в загоне у склада.
Несколько лет спустя я снова встретила Бена и Булли. Лица у них были багрово-красные после ночи, проведенной в кабачке Майка Фишера, где, как говорили, они выпили столько виски, что хватило бы на десятерых.
После обычного обмена приветствиями я спросила о миссис Мэрти.
Булли расплылся в улыбке.
— Она отлично поживает, — сказал он, — пойдемте, и вы увидите.
Он повел нас к открытой, заросшей травой площадке за поселком. Там возле каких-то колючих кустов с желтыми цветами стояла повозка. Примостившись к стенке и вглядываясь в темно-зеленое небо, на котором зажглись первые звезды, сидела миссис Мэрти с ребенком на руках.
Мы подошли к ней. Булли сиял, как школьник, получивший хорошую отметку. Бен, сгорбившись, молчал. Я заговорила с миссис Мэрти о ребенке. В ее глазах снова появилось такое же выражение чисто животного удовлетворения, а в глазах Булли — та же радость и гордость, как и в дни, когда еще жив был их первенец. Я посмотрела на Бена. Насупившись, он стоял угрюмый и мрачный, взгляд его скользил по лицу миссис Мэрти недоброжелательно и осуждающе, как и раньше.
И тогда я спросила себя, не думает ли он о Вильяме-Бене, о том, как на берегу реки — там, на севере, — ветер вздымает песок и песок оседает на корнях деревьев и дорожных знаках.
Булли взял ребенка из рук матери.
— Плечи у него, как у погонщика волов, — сказал он.
Бен махнул рукой — это был жест отчаяния и слепой, бешеной злобы. Спотыкаясь, он побрел прочь в сгущающуюся темноту.
— Так вот, значит, — рассказывал Билл, — мы трое погибаем от жажды, до ближайшего поселка миль восемьдесят, а золота кругом хоть завались.
Три месяца мы искали золото в горах Фрейзер Рейндж, и продовольствие у нас подходило к концу. Мы рассчитывали к рождеству вернуться в Кулгарди. Том собирался под Новый год сыграть свадьбу, да и моя старуха всегда требовала, чтобы я был дома к рождественскому обеду.
Билл Догерти и Крупинка О’Брайен были старыми друзьями. Тридцать лет они вместе искали золото, трясли грохот и на севере, у Наллагайна, и к востоку от озера Уэй. Но Крупинка мечтал о каменистых кряжах и серо-голубых степях к югу от Слипинг-Ривер и Соленых озер. Когда-то они нашли там богатую жилу, продали свою заявку и опять отправились на поиски, как только деньги пришли к концу. Но работа в горах Фрейзер была первым испытанием для молодого Тома Уэйра.
Том был хорошим парнем. Он работал рудокопом, но шахта «Находка» закрылась, как раз когда он договорился о свадьбе, и он остался без дела. На приисках наступил застой, и у Тома не было никаких надежд получить работу в течение многих месяцев.
Эйли Мэннерс работала в пивной Фленнагана, а девушки в то время были наперечет. Том боялся потерять ее, ведь у него не предвиделось никаких заработков, чтобы можно было обзаводиться семьей. А мистер Фленнаган, как и некоторые другие, поглядывал на Эйли. Семья Эйли требовала, чтобы Эйли бросила Тома и нашла себе жениха повыгоднее. Но Том нравился Эйли, и в последнюю минуту она уговорила Билла взять с собой Тома. Ей приснился сон, сказала она, что Том отыскал огромный самородок, и если Билл и Крупинка возьмут Тома с собой, то им наверняка повезет.
