– Спасибо, я хорошо слышу.
– Понимаете, сама я не местная, но у меня есть родственники в Москве.
– Что ж, поздравляю вас с этим замечательным фактом, – сказал сосед и замолчал. У меня появилось ощущение, что разговор идет не в том направлении. Вяло он как-то идет. Так можно табуретку не дождаться до глубокой ночи! Я решила намекнуть соседу, что мне нужна помощь…
– Понимаете, я совершенно одна, в пустой квартире, без света, – жалобно затрясла я подбородком. Сосед побледнел, и дверь немного прикрыл.
– Табуретку бы мне, – втиснулась я грудью в дверную щель.
– И все?!
– Ну да. Лампочку вкрутить в комнате!
Дверь молча закрылась, и я осталась в коридоре, один на один с велосипедами и горькими мыслями о человеческом равнодушии. Правда, через минуту сосед табуретку мне все же выдал и пожелал удачи с электричеством.
Через час до меня дошло, что даже с табуреткой света мне не добыть. Аккуратно прикрутить провода к патрону для лампочки – дело для профессиональных самоубийц. Надо было вызывать электрика. Ну и сантехника тоже. Я было подумала, чтобы использовать соседа как мужчину, но вспомнила его бледность и нервозность…
Словом, беру я табуретку, прижимаю к своей девичьей трепетной груди и снова иду к соседу. А когда этот отважный мужчина открывает мне дверь, ошарашиваю его вопросом:
– …где бы мне добыть электрика и сантехника?
Соседа лицо сразу просветлилось, он доброжелательно и разумно говорит:
– Это вам надо к диспетчеру обратиться, – и уже тянет ручонки за табуреткой. Но про диспетчера я и сама догадалась, чай не из глухой тайги выбежала, все-таки из культурного поволжского центра в Москву приехала. И если у меня нет собственной табуретки, это еще не значит, что я полная дура! Примерно это я и высказала соседу невербальным образом. То есть еще крепче табуретку к груди прижала и на шаг от него отошла.
– А куда мне к этому диспетчеру идти? – сурово сдвинув брови, спрашиваю я мужчину.
– Знаете что… вы не ходите никуда – они сами к вам придут, – нетерпеливо говорит он, пытаясь вернуть свое имущество.
– Кто придет? Диспетчеры?!. Ну, вы скажете… а можно им от вас позвонить? Потому что у меня телефона тоже нет в квартире, – говорю я, не отдавая ему табуретку. Я прямо чувствую, как она мне необходима для продолжения конструктивного диалога.
– Нет, диспетчер направит к вам электрика и сантехника по заявке, – мужчина по-прежнему не пускает меня в квартиру, смирившись даже с потерей табуретки. Из-за этого мне кажется, что он – маньяк, да и вообще моя нервная система дает сбой.
– Скажите, пожалуйста, – говорю я тихо и вкрадчиво, глядя в подбородок сумасшедшему соседу-маньяку, – а как диспетчер узнает о моей заявке? Телепатически, да?
– На вашем месте, – начинает дергаться подбородок, – я бы пошел в лифт и все ему сказал!
Тут я решаюсь поднять глаза и столбенею: лицо соседа багрового цвета и перекошено. У меня возникает смутная догадка, что отнюдь не радость перекосила собеседника. Но, даже каменея от ужаса, я не убегаю с малодушным визгом прочь:
– А какому именно лифту мне надо ВСЕ сказать? Обычному или грузовому? И как именно к нему обратиться, чтобы он без искажений передал мои слова диспетчеру?! В какое место вы обычно шепчете лифту ваши пожелания, а?!
– Знаете, девушка… – За спиной соседа из ниоткуда появляется женщина с безумным взглядом и руками, с которых капает что-то красное…
Я жалею, что ножки у табуретки не сделаны из чугуна. Но отступать уже поздно. Сосед поворачивается и подчеркнуто спокойно говорит своей напарнице:
– Девушке нужен мужчина… для электричества и воды… я предлагаю ей пойти в лифт, а она не хочет…
– Ну так пойди с ней, – доброжелательно улыбаясь и держа окровавленные руки на весу, отвечает ему женщина-маньяк.
– Я в лифт не пойду, – громко отказываюсь я, и последние годы жизни калейдоскопом крутятся у меня в голове.
– Вы знаете – совершенно напрасно! У нас весь подъезд так делает, – женщина облизывает губы, и я понимаю – почему мне сдали большую двухкомнатную квартиру всего за 100 у.е. в месяц. Стало быть, это специальный дом для заселения бывшими пациентами Кащенко. И лифт у них разговаривает, и мусоропровод, видимо, песни поет.
– Вы просто к панельке с кнопочками наклонитесь и закажите себе… кто вам там нужен-то?
Только я собралась с силами и приготовилась бросить в них табуретку перед побегом, но в коридоре появилось третье действующее лицо – дочь этой славной соседской пары. Улыбчивая мамаша, по-прежнему тряся кровавыми руками, рассказала, что я, мол, девушка не местная, поэтому идти общаться тет-а-тет с подъездными достопримечательностями отказываюсь. Так же я почему-то не хочу их семью в качестве сопровождения. Дочь маньяков задумалась и спросила:
– А вы что, раньше никогда лифтом не пользовались?
– Отчего же, в нашей деревне лифт в каждом доме есть. Только мы с ними не разговариваем! И мусоропровод у нас не поет!
Семья маньяков онемела и озадаченно уставилась на меня.
– Ага! – подумала я, – съели!
– А у нас поет? – тихо спросила девушка у мамаши.
– Не знаю, чего-то я не слышала, – прошептала та, вытирая пот со лба кровавой рукой.
Девушка повернулась ко мне, неестественно улыбаясь:
– Вы все-таки это… ну… попробуйте вызвать диспетчера… там на панельке кнопка такая… на ней написано – диспетчер… может вам хотя бы он поможет… диспетчер… – И девушка, резко выхватив у меня табуретку, быстро захлопнула дверь.
Я бы разрыдалась от счастья, если бы грудь мою в этот момент не стискивал тесный бюстгальтер. ДА ОНИ, ОКАЗЫВАЕТСЯ, НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮДИ!!! Да они не маньяки, оказывается!
Ха! Кнопочка! В лифте! Вызов диспетчера, не отходя от личного унитаза! Боже мой, до чего дошел прогресс! До невиданных чудес!!!
С этого момента я решила дружить с соседями и добилась-таки своего, хотя еще несколько дней они упорно избегали меня и даже ходили пешком на тринадцатый этаж.
ВСЕ СТАРУШКИ ДУМАЮТ ОБ ЭТОМ
Моя бабушка обожает воскресать неожиданно. Вот уже и водка для поминок закуплена, и жилплощадь поделена согласно степени родства, и престарелые родственницы уже передрались из-за бабулиных одеялок («одеялки – чиста шерсть!»)… А тут она возьми и встань со смертного одра! Мол, хрен вам, а не одеялки мои!
Родственницы сразу до следующего бабушкиного помирания из дома выгоняются, а с нашей семьей бабушка начинает активно ссориться. Больше всех достается конечно же папе – сначала как сыну, потом – как единственному сыну, и напоследок – как главе семьи и отцу единственной бабушкиной внучки. Бабушка так прямо и кричит папе:
– У тебя дочь растет, а ты!.. У тебя же никакой ответственности и сознательности! Ну и что, что я умирать собралась? Это еще не повод выбрасывать мои старые валенки! Мои чудесные старые валенки!
Папа пытается оправдываться, но против воскресшей бабушки даже Годзилла – младенец. У бабули за время лежания и бездействия вырабатывается страшное количество разрушительной энергии. При этом все понимают, что дырявые старые валенки бабушке особо не жаль, она их все равно не носила. Они только высокохудожественно на трубе в ванной висели и воздух облагораживали. Даже когда мы у бабушки ремонт сделали, она первым делом в новую ванную свои чудесно пахнущие валенки принесла и на трубу повесила. А за блестящие сушилки для полотенец она тазик запихала. Весьма основательно – так что даже папа его обратно не смог вытащить. Так и висит старый облупленный тазик на видном месте – в новой бабушкиной ванной.
И вот, когда бабушка в очередной раз умирать собралась, она всю родню торжественно об этом оповестила и у смертного одра собрала. Чтобы, значит, со всеми попрощаться и последнюю волю объявить. Хотя бабушка этот фокус регулярно проделывает – то умирает, то воскресает, но родственники все еще, как говорят у нас в школе – «ведутся». Повелись они и в этом году.
Бабушкина двоюродная сестра очень надеялась на то, что бабушка ей свой ковер завещает.
Поэтому примчалась первая. И ладно бы ковер был стоящий или какой-нибудь особенно редкий – нет, обычный вытертый шерстяной коврик «пылтара на два» метра, как говорит бабуля. Однако, когда бабушка этот ковер из другого города везла сорок лет назад, она его неосторожно сестре пообещала подарить на свадьбу. Сестра, у которой в то время не то что ковра и тазика – даже плохоньких зимних сапог не было, от радости решила выйти замуж сразу после школы. Но наша старушка и тогда всех проворней была. Пока сестра себе из тюлевых занавесок фату шила, бабушка уже упорхнула на БАМ вместе с новым мужем и всем приданным, включая ковер.
Через несколько лет бабушка заработала «северную» пенсию и вернулась в родной город. Двоюродная сестра к тому времени уже обзавелась вторым мужем, стенкой с хрусталем и люстрой с подвесками. А ковров – тех вообще было по две штуки в каждой комнате! Но так велика была жажда обладания именно бабушкиным подарком, что сестра сразу свое законное имущество затребовала. Бабушка на свадьбе не гуляла и потому свое обещание легко забрала назад. Она, понимаете ли, «как дура таскала ковер по всей России несколько лет не для того, чтобы сразу его подарить!»
