– Ей будет приятно.
После завтрака Марселина влезла в плащ и сапоги и ушла вместе с собакой. Обоим не терпелось увидеть свой дом. Уже издалека они услышали рев Корнелиуса. Едва они показались на повороте узкой дороги, ведущей к дому, как он поскакал к ним мелкой рысцой. Ему удалось открыть ограждение своего загона, и он, как обычно, отправился инспектировать огород в поисках чего-то съедобного, ничего не обнаружил и с громкими жалобными воплями вернулся во двор. Марселина долго его гладила, шептала на ухо ласковые слова, но и поругала немного тоже, когда обнаружила, что он потоптал капусту во время своей прогулки. Потом она подошла к домику. Медленно толкнула дверь. Брезент на крыше не помог. Наполовину сорванный, он свисал вдоль стены, хлопая на ветру. На полу был слой воды сантиметров пять.
Мрачное зрелище.
Час спустя снова зарядил дождь.
Фердинанд мыл посуду после завтрака, когда услышал лай и пошел открывать. Берта обрызгала его с ног до головы, тщательно отряхивая на пороге шкуру. Она очень рада его видеть, потерлась о ноги, тем самым вымочив его окончательно, и, получив свою порцию поглаживаний, растянулась у печки.
Марселина идет через двор. Она несет две большие вазы, прижимая их к груди. Ветер сбил с нее капюшон, волосы вымокли, вода течет по лицу.
Она становится перед ним, смотрит прямо в глаза:
– Мне нечем платить вам за квартиру, и вы это прекрасно знаете.
– Я у вас ничего не просил.
– Тогда почему?
– Это же естественно.
– Что – естественно?
– Помогать друг другу.
– Я не понимаю. Мы практически никогда не разговаривали, даже руки никогда не пожимали, вы едва догадывались о моем существовании, и тут вдруг вы предлагаете…
– Я знаю. Не берите в голову, мадам Марселина. Заходите.
Он отодвинулся, пропуская ее. Она заколебалась, наконец двинулась вперед. Он решил помочь ей с вазами. Она резко отстранилась, прижала их к себе и бегом бросилась на второй этаж.
Спустилась она с несчастной улыбкой, будто пытаясь извиниться за свою реакцию. Он попросил ее не беспокоиться. У каждого из нас свои маленькие заскоки, это, знаете ли, не страшно. Она ответила, что когда-нибудь – но не сейчас, потому что иначе обязательно расплачется, она и так на взводе, – она объяснит, почему эти вазы предпочитает нести сама. Хватит и пары слов. Это не займет много времени.
Фердинанд впряг трактор в прицеп, а Марселина – осла в повозку. Они погрузили весь ее скарб меньше чем за час. Но вот на что ушло время, так это на шкаф. Они положили его набок, доволокли до двери, и тут он застрял. Фердинанд тянул, толкал, пыхтел как мог, стараясь его сдвинуть, но все без толку. В какой-то момент Марселина расхохоталась. Он забеспокоился, думая, что у нее сдали нервы. Но быстро понял, что ее рассмешила сама ситуация. Его это поразило. Найти в себе силы смеяться после всего, что пришлось ей на долю, это было… удивительно. По крайней мере, его это удивило! Он снова принялся за шкаф. Тот не поддавался. И Марселина решила, что можно его и здесь оставить. Какой смысл надрываться ради такого недолгого срока, не так уж много у нее вещей, которые нужно куда-то девать. Сможет прожить и без шкафа.
Вернувшись на ферму, они сложили ее добро в комнате, которую дети выбрали для виолончели. На первом этаже, недалеко от кухни. Маленькая комната, очень светлая. Совсем не такая, как в ее домике.
Она остановилась на этой комнате из-за окна, выходившего на конюшню, где разместили Корнелиуса. Ему будет спокойней, если он сможет ее видеть, а ей будет удобней за ним приглядывать. Едва прибыв, он принялся изучать замок, запиравший дверь в его стойло. Он научится его открывать, долго ждать не придется. Два-три дня максимум. Проблема в том, что он сделает, выбравшись наружу. Этот осел любит прогуливаться на свободе, посещать местные достопримечательности, особенно огороды. Фердинанду может не понравиться, если он обнаружит следы подков среди своих посадок. Только ей это кажется забавным. И то не всегда…
Она разложила свои вещи. Шум заставил ее обернуться, она вздрогнула. Прижав к стеклу ноздри, Корнелиус косит на нее хитрым глазом.
Придется теперь вешать занавески на окна, если она хочет хоть иногда побыть наедине с собой.
Ги расчесывает волосы Габи. Они такие тонкие и ломкие, что он боится повредить их и едва касается щеткой, только чтобы пригладить. Когда волосы уложены, он спрашивает, нужна ли заколка, чтобы прядь не падала. Да, хорошо бы. Он ищет ее любимую, с большим белым цветком. Камелия, так ведь? Она ворчит. Тысячу раз ведь повторяла: гардения. Он никак не может запомнить. Вот, теперь она готова. Он улыбается ей. Она читает по его глазам, что кажется ему красивой. После ее возвращения он больше не приносит ей зеркальце; всякий раз, когда она просит, напускает рассеянный вид и говорит, что не может найти. Она так полагает, он его разбил и не хочет признаваться. И как мальчишка, который боится, что его будут бранить, он врет. Немного. Не слишком. Ровно сколько нужно. А что до зеркальца, ее совершенно не заботит, что оно разлетелось на тысячу осколков. Наоборот, последнее время ей не нравилось в него смотреться. То ли вода в него попала, то ли основа покоробилась, во всяком случае, она не узнавала себя в отражении, которое там всплывало. Вот в глазах Ги она по-прежнему Габи. Он не задерживается на поверхности, как это барахляное зеркальце. Он ныряет за ней вглубь, туда, где она прячется – зарница его любви.
Рядом с ним она знает, что, когда придет время, ей не будет страшно.
Ги достал маленькие кексы, приготовил чай и кофе для гостей.
С Фердинандом они вышли пройтись по саду и выкурить трубочку, пока Марселина растирала ноги Габи. Той это на пользу. Вот уже две недели она лежит не вставая и уже перестала чувствовать, как бежит кровь по жилам. Теперь это ощущение возвращается. И холод отступает. Ей хочется поговорить, и она просит Марселину подсесть поближе. Тогда ей не придется напрягать голос. Несмотря на истощенность, слабость и затрудненное дыхание, в уголках ее глаз по-прежнему лучатся веселые искорки. Она спрашивает, как поживает Корнелиус, что еще он выкинул, твой осел, чем еще тебя рассмешил. Марселина рассказывает о замке на стойле, который он научился открывать, о прогулке по огороду и потоптанной капусте – так он наказал ее за то, что его оставили одного на всю ночь. Ну и скотина, это же надо! Улыбка ее угасает. Видишь, милая моя Марселина, я уже на чемоданах. Да, Габи, вижу. Не думала, что это случится так скоро, кое-чего мне уже не хватает. Чего? Скажи мне. Я хотела бы последний раз прожить весну, почки на деревьях, боярышник, запах сирени, жужжание пчел, собирающих мед… Что еще? И услышать, как ты играешь на виолончели тоже. О, Габи, прошу тебя… Помнишь тот диск, который ты однажды дала мне послушать? Какая красивая была музыка. Но, Габи, ты же знаешь, я не могу… Что поделать. Просто мне бы хотелось, вот и все. Ладно, а теперь сходи-ка быстренько за Фердинандом. А то я слишком устану, чтобы поговорить с ним.
Фердинанд уселся у кровати.
Кокетлива, как всегда, милая моя Габи, и заколка, и твоя камелия. Она бормочет: Гар-де-ния. Ну да, даже странно, вечно у меня это название из головы вылетает.
Она делает ему знак наклониться поближе, шепчет на ухо. Говорит, что, когда ее не станет, нужно будет присмотреть за Ги. Потому что поначалу ему, наверное, будет трудно без нее. Он должен напомнить ему, что у него есть дела и обязательства. Он нужен Мирей и детям. Она боится, что он об этом забудет. И еще, если он вдруг захочет к ней присоединиться, было бы нелишне сказать, что у них еще будет время побыть вместе. Может, целая вечность? Она смотрит на Фердинанда, надеется на ответ. Тот взволнован, целует ее в лоб. Конечно, он все ему скажет. И даст хорошего пинка под зад, если этот молодчик попробует свернуть куда не надо. Она может на него положиться. Габи улыбается, закрывает глаза, совершенно измученная столь долгим разговором. Ну и ладно, теперь она может спокойно заснуть.
Когда Мирей узнала про Габи, то решила немедленно отвезти ее в больницу. Наверняка кто-то ошибся, перепутал медицинские карты, ведь все начиналось с обычного, пусть тяжелого гриппа, так? Почему никто не хочет ее слушать? А потом она поняла, что никакой ошибки не было, Габи действительно умрет. И почувствовала, что ее предали. Второй раз в жизни мать собиралась ее бросить, и она никогда ее не простит. Два дня она ее не навещала. На третий день за ней приехал Ги. Они много плакали. Потом посмотрели друг на друга и крепко обнялись. У них было общее горе. Вместе они постараются выстоять.
