— Absolutely. There’s God’s hand in giving birth to life, and God’s will in spreading it, in transporting its every piece in the right direction, giving it a soil where it can prosper and reproduce![29]
Ли Со Ен, поникшая от нехватки мужского внимания и развлекавшаяся игрой с корейским национальным цветком, который она пыталась поместить в водяной шар, при слове «репродукция» воспряла и кинула полный надежды взгляд на Волкова. Тот, уставший от экзистенциальных дебатов, улыбнулся и кивнул ей.
— Some more kchim-chi salad?[30]— робко спросила она.
— Yes, please. I need something hot. Very much,[31] — вспомнил он точку, на которой прервался их многообещающий разговор.
Кореянка незаметным движением высвободила волосы из колодок заколки и они, разметавшись черными лучами вкруг ее точеного личика, превратили ее в настоящую маленькую звезду. В звезду, которая и была подлинной целью его космической одиссеи.
Рэйзмэн, наставительно воздев палец кверху, вскрикнул «God’s will!» и захрапел. Маленченко и Кононенко, видя, что орбиты Ли Со Ен и их командира пересекаются с всей неизбежностью, тактично ретировались.
Волков обнял Ли Со Ен за талию и увлек к иллюминатору. Она уперлась ладонями в стену, а разгоряченным лбом — в холодное черное стекло. Он испытующе провел рукой по ее гибкой кошачьей спине; она льнула к нему, отзывалась чутко на каждое его движение. Он играючи, словно обхаживая клавиши аккордеона, расстегнул враз все застежки на ее комбинезоне, и миг спустя тот ушел в свободный полет. Тогда Сергей по-хозяйски намотал прекрасные смоляные волосы Ли Со Ен на кулак и показал ей звезды.
* * *
— Олег, вставай! — Волков тряхнул Кононенко за плечо.
— Что такое? — бортинженер с трудом продрал глаза и удивленно уставился на командира 17 экспедиции.
— Надо от вещдоков избавляться.
— Выходить будешь? — очнулся наконец Олег.
— А что делать? Протащить бутылку на борт еще как-то можно… А куда ее тут прятать? Вдруг во время сеанса связи выплывет…
— А что ЦУПу докладывать? — лихорадочно пытался сообразить Кононенко.
— Как обычно. Обнаружены неполадки в одной из солнечных батарей, возможно, в связи с повреждением от метеорита. Принято решение внепланово выйти в открытый космос и устранить неисправность.
Створка шлюза раскрылась, и от причудливого белого коралла МКС отделился бесформенный полупрозрачный пузырь. Неспешно переваливаясь и перетекая, он иногда выпячивал из своего чрева цилиндрические очертания — словно ребенок бил в живот матери ножкой изнутри — и снова поглощал их.
По подсчетам, на земной орбите находятся 1147 тысяч предметов так называемого космического мусора. Замороженные до температуры абсолютного нуля, не подверженные тлену, они навечно обречены водить свой проклятый хоровод вокруг нашей планеты. Целофановый пакет, содержащий пустую водочную бутылку и завязанный на бесхитростный узелок использованный презерватив, ожидала та же тоскливая судьба.
Все изменил астероид, зарегистрированный в звезном каталоге под номером 18794, и известный астрономам под именем «Айюб Гулиев». В какой-то момент его траектория перерезала планетарную орбиту, и, подхватив целофановый пакет, унес его за пределы Солнечной системы. Через несколько тысячелетий он столкнулся с другим космическим телом, неучтенным астрономами уже опустевшей Земли. Пакет сделал пересадку и отправился в созвездие Тау Кита, где, спустя полтора миллиона лет, вошел в прореженную кислородную атмосферу одной из планет и упал в безжизненный водородный океан.
Шестьсот миллионов сперматозоидов — практически, население всей Европы — погибли при посадке. Но более примитивные организмы сумели выжить. И размножиться.
* * *
— God’s will![32] — всхрапнул Гэрретт Рэйзмэн.
— Оттащи его в каюту, пока он не проснулся, — приказал Волков Кононенко, пряча детскую соску в нагрудный карман комбинезона.
Из окна Иванова, заслоняя собой вид на город, было видно только непостижимо большой воздушный шар с надписью «Вперед, Россия!». Владимир Богов смотрел на этот шар, моргал, пытался проглотить вставший в горле ком, силился что-то сказать и не мог…
— Прости, Володь, ничего личного, — дежурно вздохнул Иванов.
Тело Богова сковал могильный холод. Эта гангстерская отговорка, с которой его сейчас заливали цементом, готовясь сбросить в Гудзон забвения, и эта гангстерская легкость и безжалостность, с которой ему вынесли приговор… Нет, его не пугали, просто решили с ним расправиться, не объясняя даже, где и когда он оступился, как будто он не служил им верно все эти годы. Им? Народу!
— Лучше пристрели меня, — попросил Богов у Иванова.
— Ну-ну, зачем драматизировать? — холодно улыбнулся тот. — Жизнь не заканчивается.
— Для ведущего самой рейтинговой программы канала ЧТВ — с отлучением от эфира?!.. Разумеется, жизнь заканчивается! — с жаром воскликнул Богов.
— Некогда самой рейтинговой, — поправил его Иванов.
— Да, я видел, цифры падают… Но это сезонное! И в прошлом году апрель был мертвым… А с сентября я планировал…
— Человек предполагает, а Бог располагает, — Иванов подобострастно погладил обложенный свежими фруктами и цветами белый гербовой телефон на своем столе.
— Неужели приказ сверху? — Богов сразу сник, прекратил трепыхаться в своей заполненной цементом бочке.
— Приказы сверху в нашей стране только юридически оформляют коллективное бессознательное, — ответил Иванов. — Был опрос ВЦИОМа. Спрашивали — что вы думаете о передаче «Дуэль» Владимира Богова. Спрашивали — идет ли она на пользу телеканалу ЧТВ. Спрашивали — что вы думаете о Богове в целом.
Иванов разворошил бумаги на своем бескрайнем столе, нашел нужную — с клеймом ВЦИОМа — и откашлялся.
— Читать?
— Читай! — словно Овод, командующий «Огонь!» своим палачам, произнес Богов.
— Читаем… Так… Так… А, вот. Большинство респондентов считают, что передача «Дуэль» Владимира Богова утратила свою первоначальную искру… За восемь лет в эфире… Шестьдесят три процента… Надуманные проблемы… Семьдесят процентов… Отсутствие настоящего конфликта… Пятьдесят восемь процентов… Предсказуемость результата голосования зрителей… Шестьдесят процентов… Излишняя интеллигентность ведущего… Девяносто процентов. Вяло, короче. Нету адреналина.
— Но моя аудитория любит…
— Володя! — Иванов помахал результатами опроса. — Нет твоей аудитории. Есть наша аудитория. И наша аудитория полюбила новую яркую концепцию вещания телеканала ЧТВ. Нашей аудитории нравятся сюжеты о том, как бультерьер съел младенца. Нашей аудитории интересна расчлененка. Наша аудитория хочет смотреть, как карлик в прямом эфире ведет репортаж из-под юбки Пугачевой. Это актуальные, жизненные темы. Что ты можешь предложить нашей аудитории?
— Я мог бы… — Богов хватал ртом воздух, судорожно пытаясь придумать хоть что-нибудь.
— Володя! Твоя программа — осколок старого ЧТВ. Да, это осколок, засевший у самого сердца нашего канала, но именно поэтому его и надо удалить. Наша программная политика зиждется на трех китах: секс, смерть и деньги. И ты со своей вечной интеллигентской рефлексией здорово выбиваешься.
— Дай мне еще один день! Я исправлюсь. Завтра же принесу тебе концепцию обновленной программы, которая будет гармонично вписываться в ваш эфир. Программы, которую будет смотреть вся страна! Настоящий конфликт. Горячие темы…
В голосе его сквозило такое отчаяние, что Иванов, внутренне уже поздравивший себя с победой в этом непростом бою, похваливший себя уже за проявленные стойкость и мужество, в последний момент дрогнул.
— От меня, сам понимаешь, ничего не зависит, — протянул он. — Напишешь концепцию — скинь на почту. Там, — он воздел палец кверху, — посмотрят. И решат.
— Да, да. Ты уж только перешли им, — заторопился Богов. — А я все сделаю…
— Завтра чтобы все было. А то там на твое место уже очередь… Племя молодое, незнакомое, — усмехнулся Иванов.
* * *
До глубокой ночи Богов метался по своему лофту, обдумывая план спасения. Приникал к ноутбуку, занося на хард-диск робкие, тщедушные идеи, и тут же стирал, хлестал себя по щекам и умывался ледяной водой, варил кофе и бросал его выкипать, потому что в голову приходила новая мысль, в первую секунду казавшаяся гениальной, но почти сразу же разъедаемая кислотой сомнений.
Нужен ребрендинг, твердил себе он. Нужно наделить программу новой энергетикой. Им недостаточно конфликта? Что ж, Богов знал, как сделать передачу более драматичной. Не хватает зрелищности? Он даст им запоминающуюся картинку! Можно будет поменять и название, чтобы сразу дать аудитории понять: игры кончились, теперь все всерьез! Никаких больше дуэлей, никакой куртуазности… Да! Но вот тема?
