Свернув на Кенсингтон-Парк-Гарденс, Ник вспомнил, что говорил Уани о Джеральде, и пошел медленнее, сопротивляясь тревоге, понуждающей его ускорить шаг. Он страшился встречи с Джеральдом — при неудачах тот становился язвителен и вспыльчив. Как часто с ним бывало, Ник не совсем понимал, что ему полагается знать и что он знает на самом деле: слова «какой-то мухлеж» ему ровно ничего не объясняли. За «Рейнджровером», опершись на крышу припаркованной машины, стоял человек в рыжеватой кожаной куртке и разговаривал с водителем. Не прекращая разговор, он поднял глаза на Ника, окинул его оценивающим взглядом и снова отвернулся, решив, видимо, что Ник не представляет для него никакого интереса. Ник повернул к дому номер 48, оглянулся, шаря в карманах в поисках ключей, — незнакомец в рыжей куртке снова смотрел на него. Даже рот открыл, словно собирался его окликнуть, но промолчал — лишь как-то нехорошо усмехнулся. Тот, что сидел за рулем, передал ему в окно фотокамеру, парень в рыжей куртке приставил ее к глазу и за две секунды сделал три снимка. Ник застыл, завороженный неторопливыми щелчками камеры и изумленный собственными чувствами. Он чувствовал себя жертвой, в жизнь которой грубо вторглись, — и в то же время был польщен, хоть и понимал, что радоваться совершенно нечему: помимо всего прочего, репортеры понятия не имеют, кто он такой. Про себя он уже решил, что не ответит ни на один вопрос, однако, к его смущению, никаких вопросов ему не задали. Казалось, несколько веков прошло, прежде чем он открыл голубую дверь и вошел в дом.
В холле все было спокойно. Елена возилась на кухне, готовила обычный «полуторный ужин» — с отдельной порцией для Джеральда, словно для ребенка или больного: так бывало всегда, когда он задерживался на заседании.
— Вы не знаете, что происходит? — спросил Ник.
Елена, ожесточенно мявшая тесто, коротко ответила:
— Не знаю.
— Джеральд здесь?
— Ушел на работу.
— А, хорошо…
— А миз Фед наверху с лордом.
Елена прямо излучала негодование, и Ник не рискнул выяснять, негодует ли она на Джеральда, на его врагов или просто на всех, кто так или иначе замешан в этой истории.
— Возьмете поднос? — спросила она.
Чайник на плите закипал, и на подносе уже стояли две чайные чашки и lebkuchen, сладкие пирожки, любимые Рэйчел. Малые Трианоны на чашках и блюдцах побледнели и выцвели, неоднократно побывав в посудомоечной машине. Ник налил в чашки воды, хорошенько размешал, накрыл чайник крышкой и взял поднос. Елена смотрела на него уже не так враждебно.
— Это Улица Позора, Ник, — сказала она, качая головой. — Настоящая Улица Позора.
Так в передаче «Частное расследование» называли Флит-стрит; но Нику показалось, что Елена имеет в виду Кенсингтон-Парк-Гарденс.
Дверь в гостиную была открыта, и Ник остановился у порога.
— Если он в самом деле оказался таким чертовым дураком, — говорил за дверью Лайонел, — пусть отвечает за последствия. Если же нет — нам нужно просто стиснуть зубы и перетерпеть все это.
Говорил он негромко и спокойно, но без обычной сердечности; видно было, что он склоняется к первому варианту и опасается тени, готовой упасть на всю семью. Ник звякнул чашками и вошел. Рэйчел стояла у камина, Лайонел сидел в кресле, и на секунду Нику вспомнился эпизод из «Женского портрета», где Изабель видит, как ее муж сидя разговаривает со стоящей мадам Мерль, и догадывается, что отношения между ними куда более близкие, чем кажется.
— А, это ты, дорогой, — сказала Рэйчел.
Ник вошел в комнату и с легким услужливым поклоном — сейчас этот поклон уже не воспринимался как шутка — поставил поднос на стол. Лайонел улыбнулся ему одними глазами и продолжал:
— Когда он возвращается?
— Поздно, сегодня заседание комитета, — пробормотала Рэйчел. — Большое спасибо, Ник.
— Вас тоже щелкнули? — поинтересовался Лайонел.
— Да, — ответил Ник и зачем-то добавил: — Боюсь, на снимке я выйду не слишком удачно.
— Подретушируют, если надо будет, они на это мастера. — Лайонел улыбнулся и сел в кресле поудобнее, показывая своим видом, что беспокоиться не о чем. — Меня предупредили, так что я прошел через парк.
— Благодарение господу за парк, — сказала Рэйчел. — В нем четыре выхода, за всеми они не уследят.
Ник нерешительно улыбнулся. Ясно было, что он здесь лишний, но уходить ему не хотелось. Помолчав, он тактично спросил:
— Я могу быть чем-нибудь полезен?
Лайонел и Рэйчел переглянулись, словно взвешивая собственные предположения и тревоги. Ник почувствовал, что Рэйчел очень стыдно — должно быть, оттого, что у дома караулят репортеры.
— О Джеральде говорят ужасные вещи, — произнесла она наконец знакомым Нику светски-безличным тоном.
Ник прикусил губу и сказал:
— Уани… Уради мне кое-что об этом рассказал.
— Значит, все вышло наружу, — сказала Рэйчел.
— И не могло не выйти, милая, — сказал Лайонел.
Рэйчел машинально помешивала чай, погруженная в мрачные размышления.
— А как же Морис Типпер? — спросила она вдруг.
Лайонел — он как раз подносил пирожок ко рту, держа его двумя пальцами, и в движениях его было что-то беличье — слизнул с губ сахар и ответил:
— Морис Типпер — бессовестный ублюдок.
— Что правда, то правда, — согласилась Рэйчел.
— Помогать Джеральду он станет в одном случае — если это будет выгодно ему самому.
— М-м… я сегодня за обедом видел Софи, — осмелился встрять Ник. — Мне показалось, она не хотела со мной разговаривать.
— Слава богу, Тобиас не женился на этой фальшивой кукле! — с запоздалым облегчением воскликнула Рэйчел и тут же горько рассмеялась над собой.
— Согласен, — сказал Ник.
— Сейчас нужно сделать две вещи, — заговорил Лайонел. — Во-первых: разумеется, ни с кем не разговаривать. И во-вторых, вы не могли бы сходить купить «Стандард»?
— Конечно, схожу, — ответил Ник, со страхом вспомнив о фотографах.
— И третье, — добавила Рэйчел. — Как ты думаешь, где сейчас может быть моя дочь?
— Попробую ее найти, — сказал Ник.
— А что, она не принимает таблетки? — как бы между прочим поинтересовался Лайонел.
— Похоже, они больше не помогают, — ответила Рэйчел. — Два месяца назад из нее было слова не вытянуть, а теперь говорит без умолку. Как это все тяжело.
И оба перевели взгляд на Ника.
— Я… я постараюсь, — сказал Ник и вышел, чувствуя, что для него настало наконец время доказать свою полезность семье.
Кэтрин вернулась около шести — болтала с Брентфордом о том, как хорошо было бы купить дом на Барбадосе. И по ее поведению, и по запаху волос, когда она поцеловала Ника, ясно было, что она курила траву. На вспышки фотокамер она почти не обратила внимания, словно это было какое-то природное явление, метеоры ее собственной атмосферы.
— Что стряслось? — спросила она и, не дожидаясь ответа, добавила: — Опять приезжает премьер-министр?
— Не совсем, — ответил Ник, подумав, что после случившегося — чем бы это ни кончилось — госпожа премьер-министр вряд ли здесь появится. — Мы тебя искали, — добавил он.
Рэйчел в гостиной говорила по телефону с Джеральдом: судя по всему, он ее утешал и успокаивал, и Рэйчел с необычной податливостью принимала его утешения. Грустно улыбаясь портрету Тоби, она говорила:
— Конечно, милый, просто веди себя как обычно. Да, постараемся… Скоро увидимся… Да, да…
Ник подошел к окну: в ранних сумерках оно казалось удивительно большим и светлым. Неприятно было думать, что те люди все ждут внизу. Шторы здесь не закрывались и, не перехваченные лентами, как сейчас, безжизненно свисали по бокам оконной рамы. Ник наклонился, чтобы закрыть ставни: это делалось редко, и дерево тревожно заскрипело у него под руками.
Рэйчел объяснила, что произошло.
— Ну и ну… — протянула Кэтрин; она, похоже, отнеслась к этому как к забавному приключению.
— Знаешь, это может быть очень серьезно, — сказал Ник.
— Что, думаешь, его посадят? — Ее лицо озарилось улыбкой радостного предвкушения. Это трава так действует, подумал Ник.
— Нет, — резко ответила Рэйчел. — Он абсолютно ничего дурного не сделал. Во всем виноват этот негодяй Типпер.
— Значит, Типпер и отправится за решетку, — сказала Кэтрин. — Хорошо бы его посадили вместе с женой.
Рэйчел бледно улыбнулась, давая понять, что шутки на тюремную тему сейчас неуместны.
— Пока что ведется расследование. Никто не арестован, даже обвинение никому не предъявлено.
— Ага.
— Здесь дядя Лайонел, он мне очень помог.
Ник кашлянул и сказал:
— Может быть, кто-нибудь хочет выпить?
— В любом случае, милая, ты прекрасно знаешь, что твой отец никогда ничего подобного не сделает. Он — разумный и опытный человек, не говоря уж о его абсолютной честности! — На последних словах щеки Рэйчел слегка порозовели.
