Когда они повернули в двери ключ, они увидели, что в пустой прихожей горит свет. Елена поняла, что она не одна в квартире. Она решила, что это Семин, но это оказался не Семин: в гостиной, поджав тонкие ножки, сидела красивая девушка лет восемнадцати. Это была другая девушка, не та, которую она видела с Семиным в прошлый раз. Девушка была золотоволосая и зеленоглазая.
Квартира была абсолютно пуста: в ней не было ни книг, ни телефона, ни холодильника с едой, ни даже воды.
— Вы что здесь делаете? — удивленно спросила Елена.
— А Виктор Иванович оставил меня утром здесь, — сказала девушка, — сказал, чтобы я посмотрела квартиру, а он вернется через часок.
Елена поджала губы и отошла в соседнюю комнату. Там она набрала на сотовом прямой номер Семина. Тот оказался в офисе — через сильную мембрану Елене было слышно, как Семин спорит с партнерами.
— Виктор Иванович, — сказала Елена, — вы тут девушку в квартире забыли. Здесь, между прочим, даже воды нет.
— О черт! Действительно, — сказал Семин, — погодите секунду.
Он положил трубку, и Елене опять стало слышно, как он кричит на партнеров. Через минуту Семин снова подхватил телефон.
— Елена Сергеевна, скажите Вике, чтобы она ехала домой, — сказал Семин.
— Куда домой? — уточнила машинально Елена.
— В Самару. Она из Самары, пусть туда и возвращается. Она мне надоела.
* * *
Елена увезла наброски интерьеров к себе домой, и когда Семин вернулся с переговоров в одиннадцать вечера, она еще сидела над ними. Семин спустился в мастерскую и они поцеловались, а потом Семин принялся разглядывать чертежи. Он очень устал после работы, как всегда, и уголки его губ слегка обвисли, и на умном с залысинами лбу блестели капельки пота. Елена страшно любила этот высокий покатый лоб, костяную коробочку для острого и циничного разума — разума думающего мужчины, а не хищного зверя.
— Красиво, — сказал Семин. — Это что, центральный универмаг?
— Да.
— Мне не нравится, что ты встречаешься с Вырубовым.
Елена пожала плечами.
— Ты играешь…. — Семин задумался, ища подходящее слово… — с гексогеном.
— Он что, такой страшный?
— Да.
— А он правда убил Кривицкого?
— Он очень многих убил. Он убил Кривицкого и Шанина. Он убил Лашкевича. И был такой человек по кличке Дорофей, он его тоже убил. Он убивает, как ты ешь витамины: без удовольствия и без малейших колебаний.
Елена вспомнила несчастного петуха, предназначенного для пираний, и азартный крик Вырубова: «Врешь, мля! Не уйдешь!»
— Я встречаюсь с ним завтра, — сказала Елена.
Семин рассматривал наброски.
— Тебе придется отказаться от работы.
— Но почему?
— Лена, жена Виктора Семина не может реконструировать вырубовский универмаг.
— Но я не твоя жена.
Семин засмеялся и принялся целовать ее.
— Ну так давай поженимся, — сказал он.
Осенью 1994 года Тахирмуратов и Семин решили купить Гагаринский золотой рудник. До этого самым крупным их бизнесом была торговля бензином. Они хорошо поднялись, арендовав десять автозаправок у «Нарымнефтепродукта», поставили семь контейнерных АЗС и через год заменили их стационарными заправками, но промышленной собственности у них не было. Гагаринский был не такой уж большой рудничок в трехстах километрах от города, в тайге, с прогнозными запасами в сорок тонн золота и неглубоким залеганием рудного тела. Документы на рудничок Семин выменял на бутылку водки в «Нарымгеологоразведке».
Чиновника, который продавал рудник, звали Нарышкин, а все переговоры вел его заместитель Глуза. Нарышкин и Глуза были готовы продать рудник почти даром, но при этом они хотели, чтобы половина рудника принадлежала им.
Игорь Тахирмуратов был категорически против такой сделки.
— Смотри, что получается, — говорил Тахирмуратов, — мы будем вкладывать в рудник деньги, да? И вкалывать мы будем, как проклятые. А половина доходов пойдет Нарышкину. Давай лучше заплатим ему побольше денег сейчас, но затем все будет принадлежать нам.
— Не бойся, — сказал Семин, — мы им ничего не заплатим. И доли они тоже не получат. Делай как я скажу.
На следующий день Семин отобедал в ресторане с Всеволодом Прашкевичым: так, просто для поддержания дружбы. Прашкевич теперь был замначальника краевого УВД. Он дружил с Семиным и время от времени оказывал ему разные дружеские любезности, но взяток или того, что могло быть сочтено взяткой, ни разу от Семина не брал.
Когда в прошлом году одну из заправок Семина забросали гранатами, он быстро нашел тех, кто это сделал, и все они получили срок.
Семин спросил у Прашкевича, как его жена, и тот ответил:
— Хорошо. Через два месяца родит.
— Это у тебя третий будет? — спросил Семин.
— Да.
— Не тесно вам будет впятером-то в двухкомнатной?
— Тесно, — сказал Семин, — а что поделаешь?
— Я дом на Балашевской набережной строю, — сказал Семин. — Улучшенная планировка. Может моя фирма вашему управлению несколько квартир выделить?
Прашкевич долго думал.
— Нет, — равнодушно и окончательно сказал он.
— Всеволод Михайлович, — сказал Семин. — Это не взятка. Я обязан вам своим бизнесом. А может быть, и жизнью. Это… не имеет цены. Это стоит гораздо дороже новой квартиры.
Прашкевич равнодушно кивнул.
— Всеволод, пойми. Я чувствую себя… неудобно. Ты никогда ничего не брал у меня…
— Я никогда ни у кого ничего не беру, Виктор Иванович. Я не беру ни у коммерсантов, ни у бандитов, ни у подследственных. Видите ли, когда я беру деньги, это означает, что вы расплатились за оказанную вам услугу согласно прейскуранту. Как в парикмахерской. А я предпочитаю, чтобы вы мне были должны.
* * *
Инвестиционный конкурс на Гагаринский золотой рудник был назначен на январь 1995 года. До конкурса оставалось пять недель. Все документы уже были подписаны, все позиции сверены, и все фирмы, изъявившие желание участвовать в конкурсе, уже подали заявки. Всего фирм оказалось четыре штуки: две представляли Семина и Тахирмуратова, еще одна — какого-то местного железнодорожника, видимо не понимавшего, что результаты тендера предрешены, и еще в последний день принесли заявку от некоего неведомого АОЗТ «Синельга».
Нарышкин и Глуза потихоньку вскрыли заявки (разумеется, это было строжайше запрещено условиями конкурса), и оказалось, что «Синельга» предлагает сумму инвестиций несколько большую, чем Семин и Тахирмуратов, — семь миллионов долларов, а не три. Тогда Семин передал им новую заявку, в которой была указана сумма в восемь миллионов долларов.
По правде говоря, инвестиционный конкурс все равно был сплошным надувательством, потому что претенденты мерялись не деньгами, а планами. Ни Семин, ни другие участники конкурса не платили ни семи, ни восьми миллионов долларов. Они только обещали их вложить, и ничто не мешало Семину пообещать вложить в рудник хоть миллиард. Но все-таки Семин не хотел выпендриваться.
Поэтому Нарышкин и Глуза заменили старую заявку Семина новой, на семь с половиной миллионов долларов, и на всякий случай объявили, что заявка от «Синельги» не будет участвовать в тендере, потому что она оформлена не по правилам. Нарышкин и Глуза очень старались за причитающиеся им пятьдесят процентов рудника.
Семнадцатого декабря был пятый год, как Семин ушел из университета, и в ознаменование этой годовщины Семину пригнали из Германии черный «БМВ», почти новый, изящный, как китайская ваза, и с большими фарами, похожими формой на лист яблони.
На этом-то новом «БМВ» Семин и приехал в ресторан «Глобус».
Семин вошел в ресторан, необыкновенно довольный собой. За пять лет он проделал немалый путь — от обыкновенного кооператора, зарабатывающего на жизнь собственными руками, до президента крупной компании. Десятки нарымчан, начинавших так же, как он, остались при своих фирмочках из трех человек и частных гаражах с автосервисом, сотни — разорились.
Семин отдавал себе отчет в том, что своим прозябанием многие из бывших кооператоров обязаны бандитской крыше, а он, Семин, соответственно обязан процветанием капитану милиции Прашкевичу. Или, точнее, так — он бы никогда не пошел под крышу. Но если бы не капитан, то его, скорее всего, убили бы.
Тахирмуратов ждал его за накрытым столиком: на белоснежных тарелках с синей каймой уже были разложены пестрые закуски: красная нежная рыба, оттененая зеленью и лимоном, черная икра с желтыми розочками масла, горка устриц и ослепительно сверкающая в высоких стаканах газированная вода.
Широкие окна ресторана выходили на набережную: за окном валил снег, река уходила куда-то вдаль сплошной белой змеей, и прямо перед окнами семинский водитель заботливо счищал снег с его нового «БМВ». Рядом с «БМВ» стоял большой черный «Лендкрузер», с белозубым оскалом решетки и тоже с водителем. Семин внезапно вспомнил о наглом рэкетире с его дряхлым «Мерседесом». Интересно, что с ним? Так и ходит в тренировочных штанах?
