Прямо перед ним появился поднос с высокими и тонкими шипящими бокалами, Габриэль снял один, взяв его за основание.
— Ну вот, — сказала Софи. — С Назимой можете пока не разговаривать, за обедом она будет сидеть рядом с вами. Клэр Дарнли расположится по другую сторону от вас, так что и с ней вам здесь беседовать не обязательно.
Пока Софи куда-то вела его по гостиной, придерживая за руку, голодный Габриэль успел ухватить за локоть официанта и снять с его подноса роскошного вида канапе — лишь проглотив это угощение, он понял, что отведал сырой рыбы. Что-то присутствовавшее во внешности Габриэля неизменно развязывало людям языки. Что именно, понять он так и не смог, однако женщины, придвигаясь почти вплотную, поверяли ему свои секреты, а мужчины тыкали пальцами в грудь, рассказывая об одержанных ими победах. Представители обоих полов жаждали, казалось, поделиться с ним тем, что они знают, удержать его в своем замкнутом кругу. Возможно, мизантропически думал Габриэль, все они видят в его глазах что-то, ошибочно принимаемое ими за симпатию.
Тут он услышал, как мужчина с лисьим лицом и пронзительным голосом произносит:
— Трудно сказать, что поражает сильнее — объем ее продаж или восхваления критики.
Еще один, стоявший в двух шагах от Габриэля мужчина лет сорока с небольшим — жизнерадостный, отпустивший брюшко — говорил:
— Через полгода «Диджитайм» предложит вам полный набор услуг: телевидение, широкополосную связь — всю честную компанию. Наша фирма не просто производитель программ, она провайдер полноценных услуг. Мы заключили договора с интернет-провайдерами и с одним из владельцев привилегированных прав. Вы сможете подписываться на любые услуги, составлять из них собственный пакет и каждый месяц изменять его, связываясь с нами через интернет и ничего больше не доплачивая…
Если не вникать в содержание его речи, подумал Габриэль, говорит он совершенно как командир авиаполка из старого фильма о войне.
Строгого обличья дама в сером шерстяном платье не без суровости осведомилась:
— А по-прежнему смотреть Би-би-си я смогу?
— Конечно, если подпишетесь на ее канал, — ответил командир авиаполка. — Бесплатно не получится.
В разговор вмешалась еще одна женщина — смуглая, царственного вида, скорее всего индианка:
— Саймон забыл сказать вам, — ведь так, дорогой? — что по единственным бесплатным каналам этих его пакетов гоняют порнушку, которую он скупил у Ричарда Брэнсона.
Строгая дама:
— То есть если я оставлю мой пакет без изменений, то буду смотреть только порнографию?
Командир авиаполка:
— Каналы государственного вещания — всякие там истории из жизни горилл, рассказы о нашем историческом прошлом, анализ новостей — приобретают все большую популярность. Так что вам, естественно, придется платить за них.
— То есть это пакет порнографии, — сказала дама, тон которой стал еще более суровым, — с респектабельными дополнениями, которые придется заказывать отдельно, так, что ли?
— Нам уже принадлежат десять процентов рынка, — ответил командир авиаполка — он же, как догадался наконец Габриэль, телемагнат Саймон Портерфилд. — Просмотры программ à la carte[65] — это будущее нашего теле…
— Однако вы предлагаете мне всего-навсего пакет порнографии, — сказала дама, — к которому я…
— Не всего-навсего. Стартовый пакет, стоящий лишь несколько пенни в месяц, содержит все большие шоу, которые мы снимаем для Седьмого канала. Например, «Это безумие», которое сейчас, пока мы с вами беседуем, смотрят по Седьмому шесть миллионов зрителей…
— Но это же катастрофа, — сказала дама. — Омерзительная программа, в которой два дня назад кто-то покончил с собой.
— Какая там катастрофа! — ответил Саймон Портерфилд. — Эта программа практически в одиночку позволяет Седьмому держаться на плаву.
— Уж лучше бы он потонул. И как же тот несчастный, который убил себя прямо в вашем шоу?
— Что же, готов признать, получилось неловко. Однако я думаю, что в долгосрочной перспективе этот эпизод войдет в историю телевидения как… — Саймон Портерфилд поозирался вокруг, словно в поисках точного слова, а затем лицо его озарилось торжествующей улыбкой, какая появляется на морде ретривера, когда он роняет к ногам хозяина подстреленную тем редкостную птицу, — как культовый.
Габриэль отошел на несколько шагов, миновав по пути маленького человечка с немигающими глазами и лоснящейся кожей, пару секунд назад представленного кому-то как Джон Вилс. Человечек говорил своему собеседнику:
— Да, мы потеряли на этом шесть шаров, однако к концу недели они к нам вернутся. Такова жизнь.
— Шаров?
— Миллионов.
— Миллионов?
— Да. Фунтов стерлингов.
— А это не слишком много?
— Да уж не мало. Ну так мы ведь не в бирюльки, мать их, играем.
За Вилсом стоял у окна благодушно улыбавшийся джентльмен, в котором Габриэль признал лидера оппозиции. Склонившись к стройной женщине в плотно облегающем зеленом платье, он говорил:
— С чем нам сейчас приходится бороться, так это со свойственным очень многим родителям низким уровнем ожиданий. Ничего нет хорошего в том, чтобы просто отправить маленького Джонни… или, э-э… Джоанну…
— Или Вазира.
— Вазира в особенности, потому что принуждать любого из этих сдавать десяток ненужных им экзаменов попросту бессмысленно. Нам необходимо поднять планку. Поднять стандарты всего, что…
Полное отсутствие мебели позволяло гостям свободно передвигаться по гостиной, не натыкаясь на столы и стулья, однако, к сожалению, опустевшая комната стала гулкой, из-за чего услышать собеседника можно было, лишь стоя к нему вплотную или если он кричал в голос.
Габриэль заметил, как низкорослый мужчина с осыпанным перхотью воротником (кажется, его представляли кому-то как Лена) придвинулся поближе к индийской княгине, предположительно миссис Портерфилд. И увидел, как она благовоспитанно наклоняется к нему и сразу же отшатывается.
Оля крепко держалась за руку «Штыка». Он стоял спиной к камину, в котором гудело, пожирая поленья, слишком сильное пламя. В новой белой рубашке, джинсах — авторской модели — и дорогих кроссовках из черной замши «Штык» выглядел моложе прочих гостей, экзотичнее их, он словно светился от здоровья и недавнего секса. Его черные, вьющиеся, чуть напомаженные волосы и безупречная кожа придавали — в силу контраста — другим гостям вид людей потасканных, потерпевших поражение: глаза их покраснели от долгого сидения за компьютером, кожа обретала блеск, лишь когда ее смазывали кремом — омолаживающим, как уверяли производившие его шарлатаны.
«Штык» беседовал с Роджером Мальпассе, испытывавшим некоторые затруднения: рассказы поляка о премьер-лиге страшно интересовали его, однако Роджеру никак не удавалось оторвать взгляд от Оли — уж слишком большую часть тела девушки оставляло открытым ее лишенное рукавов (да и лифа, казалось ему, тоже) и в то же время на удивление скромное платье из темно-красного атласа.
— Та худая особа — ваша жена? — спросил «Штык», указав на Аманду в ее изумрудных ножнах.
— Да-да, она самая. Так что вы скажете? «Ман-Юнайтед»? Думаете, вам удастся побить их?
Перед тем как покинуть квартиру, Роджер изловчился принять вторую порцию «детонатора» (строго говоря, почти «алконавта»), и теперь его переполняла уверенность в себе.
— «Ман-Ю» очень хорошая футбольная команда, — ответил «Штык». — Юным я многому научился у ее знаменитого квартета: Бекхэма, который был образцом стиля, ирландского воина Кина, Скоулза, который всегда вытаскивал команду из затруднительного положения, и волшебника дриблинга Гиггза.
Роджер рассмеялся:
— Я тоже. Я в их честь даже собачек моих назвал. Бекхэм, Скоулз — вот, правда, третьего Баттхедом зовут. Баттхед у нас легавый.
Перед мысленным взором «Штыка» предстал замерший секундомер, который висел над ссылками interbabel.com. Легавый? «Легавый: м. груб. Сыщик, доносчик».
— А почему вы назвали пса Баттхедом? — спросил он.
— Потому что не хотел называть Бивсом, — усмехнулся Роджер Мальпассе. — Шучу, конечно. Надо было назвать его Руни. Он тот еще красавец.
— Мне кажется, вы любите собак? — спросил «Штык».
— О да. У нас их шесть. Три Амандины — выжлецы и шпиц. Мы их с собой в Лондон притащили.
Вы жильцы? Шпиц — от какого дома? Притащили в Лондон?.. Нет, невозможно.
— Мне нравятся собаки, — сказал «Штык». — Моя сучка сейчас в конуре, ожидает приезда в Англию. Ей четыре года. Бернская пастушеская сучка.
— А, понял, — отозвался Роджер. — Я уж было решил, что вы это о… Так, теперь поаккуратнее. Вторая половинка на подходе.
