Он понял, что потерял меня.
Сегодня я впервые открыл этот файл - дневник - в своем компьютере с тех пор, как закончил писать сценарий, с тех пор, как мы с Люси в последний раз обнялись, и с тех пор, как я в последний раз был счастлив.
Прошло уже три месяца, и пожалуй, за все это время не было ни минуты, во сне или наяву, когда бы я не тосковал по Люси всем сердцем.
Даже не знаю, почему я вдруг решил снова написать что-то в этом дневнике. Просто вдруг захотелось. Наверное, правда заключается в том, что за последние месяцы я изрядно утомил всех своих друзей бесконечным нытьем о том, как я несчастен, и последним человеком, которому я могу жаловаться без риска еще больше усугубить свое одиночество, остаюсь я сам.
То, как я поступил по отношению к Люси, было, без сомнения, самой страшной ошибкой, какую я только мог совершить в своей жизни. Каждый день я спрашиваю себя, как так могло получиться, как я мог быть таким кретином, но ответа не нахожу. Наверное, когда Люси впервые пригрозила, что уйдет от меня, я не принял ее слова всерьез. Я все время прокручиваю в голове те события, и мне почему-то кажется, что если бы она узнала обо всем не в такой тяжелый день и не таким неожиданным и ужасным образом, то ее реакция могла бы быть совсем другой. А может быть, все обернулось бы точно так же, не знаю. В любом случае эти рассуждения представляют для меня теперь сугубо теоретический интерес. Уверен я лишь в одном: виноват во всем только я.
Процедура официального развода еще не началась, но я думаю, что долго этого ждать не придется. Мы с Люси с тех пор не разговаривали, хотя часто обменивались записками: сугубо деловыми, практического характера, не злобными, но очень холодными. Мне почему-то кажется, что сама по себе процедура развода, когда до нее дойдет дело, пройдет так же по-современному буднично и безразлично. Не будет ни судебного разбирательства, ни драматических выступлений, ни ужасных сцен или скандалов. От нас потребуется только выполнить необходимые формальности и выждать положенное по закону время. Люси не придется ничего доказывать. От нее не потребу ется выступления в суде, в котором ей бы пришлось говорить о моей писательской несостоятельности, ради прикрытия которой я и воспользовался ею как соавтором. Тот факт, что я обманул, фактически предал ее, не имеет для закона никакого значения. Достаточно того факта, что Люси не хочет больше быть моей женой. Институт брака в наши дни на глазах теряет свое значение. Работа над фильмом близка к завершению, по крайней мере, насколько мне известно, съемочный период закончен и начался процесс монтажа. Меня, впрочем, это мало интересует. Я вообще перестал принимать участие в работе над проектом с того дня, когда выбежал со студии, отчаянно пытаясь удержать Люси и убедить ее простить меня за то, что простить нельзя. Джордж и Тревор держат меня в курсе событий. Они говорят, что все по-прежнему полны энтузиазма по поводу фильма. Смешно: сбывается то, к чему я стремился всю свою жизнь, а мне на это совершенно наплевать. Поначалу я даже попытался вообще остановить все это дело. Интересно, много ли найдется на свете таких сценаристов? Осознав всю низость своего поступка, я вдруг подумал, что единственным способом хоть как-то спасти свое достоинство будет остановить работу над фильмом и отозвать сценарий. Как выяснилось, это уже не в моей власти. Ни фильм, ни даже сценарий больше мне не принадлежат, и остановить съемки я не могу. Сценарий и будущий фильм являются собственностью Би-би-си и «Эбав Лайн Филмз». Вложив в производство уже более двух миллионов фунтов, они вряд ли согласятся просто так отказаться от дальнейшей работы. Вряд ли спасение моего брака занимает одно из первых мест в списке их приоритетов.
Я сообщил Люси, что пытался помешать продолжению съемок, а она в ответной записке довольно едким тоном сообщила, что ее не интересует, выйдет этот фильм на экраны или нет, и то, что я украл у нее, могу ей не возвращать. Странное дело: мне почему-то кажется, что Люси стало даже легче, когда она узнала, что история нашей с ней драмы перестала быть скорбным достоянием нас двоих и перешла в собственность большой корпорации. Это стало еще одним свидетельством того, что наша семья перестала существовать.
Я перевел на ее счет все деньги, полученные за фильм. Сумма не слишком большая, хотя мне говорили, что если картина успешно пойдет в прокате, то мне еще будет причитаться значительная доля так называемых «потиражных». (Джордж на это сказал: «Ха!») В любом случае половина этих денег по праву принадлежит Люси, а остальное пойдет в счет той суммы, которую я буду должен ей за выкупаемую половину дома Она в этом доме жить больше не хочет. У нее даже не хватило душевных сил, чтобы зайти сюда еще хотя бы раз. Она попросила свою маму и сестру забрать ее ве щи. Когда я узнал об этом, у меня чуть не остановилось сердце. Вернее, то, что еще от него осталось.
Люси купила себе квартиру, но, похоже, появляется там нечасто. Последней, окончательно доконавшей меня каплей стало то, что она теперь встречается с Карлом Фиппсом. Сама Люси, разумеется, ничего мне об этом не сообщала, тем более, что мы с ней с тех пор не разговариваем. Но она прекрасно знает, что я насчет этого в курсе, потому что она общается с Мелиндой, а Мелинда все рассказывает Джорджу. Не слишком-то прямая и удобная линия связи, но ничего лучшего у меня, к сожалению, нет. Я мучаю себя, пытаясь выяснить хоть что-то еще, и упрашиваю Джорджа сообщать мне все, даже жестокие для меня детали. Оба мы чувствуем себя в этой ситуации неловко, но что я могу поделать? Я просто в отчаянии. Я думаю о Люси все время. Судя по доходящей до меня обрывочной информации, отношения у них с Фиппсом замечательные, очень страстные и оживленные. Я, конечно, этому очень рад и в то же время испытываю ярость и презрение.
Мне действительно хочется, чтобы Люси была счастлива. Честное слово. Мне остается только надеяться, что Карл Фиппс осознает, какое счастье ему привалило. Впрочем, я не имею никакого права это говорить. Я ведь не осознавал.
Я начал писать еще один сценарий. Руководствуюсь я при этом тем, что всегда советовала мне Люси: ищу темы и сюжеты в себе. Это сценарий о тупом, одиноком, жалком, слабом, безвольном ублюдке, который сполна заслужил все, что получил. Это комедия.
Прошло еще шесть недель.
Шесть жалких, убогих недель.
За те долгие серые дни, что прошли с того времени, как я умудрился разрушить свою жизнь, мне удалось узнать кое-что интересное. Я обнаружил, например, что вопреки известной истине время никого ни от чего не лечит. Каждое утро я просыпаюсь с тайной надеждой на то, что прошедшие в забытьи часы хоть в какой-то мере облегчили боль от тех незаживающих ран, которые я сам себе нанес. И каждое утро меня постигает разочарование. Время не лечит и не облегчает страданий. Мне все так же плохо, у меня все так же сводит желудок, а в голове все та же безнадежность. Я по-прежнему презираю себя и люблю Люси, которая в данный момент скорее всего находится в постели с Карлом Фиппсом (сейчас два часа ночи). Тревор говорит, что четыре с половиной месяца - это не срок, и если я рассчитываю на лечение временем, то мне следует брать в расчет годы, а может быть, и десятилетия. Сомнительное утешение, ничего не скажешь.
Боюсь даже сам себе в этом признаваться, но похоже, что я на глазах превращаюсь в очень убогое и жалкое существо.
Каждый вечер я напиваюсь в стельку, а простыни стираю раз в месяц.
Эти строчки я пишу в дневник лишь потому, что сегодня получил от Люси письмо и ума не приложу, что делать дальше. На самом деле это не письмо, а послание по электронной почте. Уже одно это немало удивило меня. Когда мы жили вместе, Люси не умела даже правильно установить время на таймере микроволновки. Вероятно, этот ублюдок научил ее. Ну, разумеется: такой крутой и продвинутый парень, как он, не захотел бы иметь рядом с собой девушку, которая обменивается с кем-то информацией таким отстойным способом, как обычная почта.
Несколько дней назад я написал ей письмо с двумя вопросами: не собирается ли она подавать на развод и где ключ от нашего сарайчика в саду, потому что трава на лужайке уже выросла чуть ли не в фут высотой.
Я собираюсь загрузить ответ Люси в этот же файл. Мне бы хотелось сохранить его, и этот дневник будет для него столь же подходящим местом, как любое другое.
Дорогой Сэм.
Ключ от сарайчика лежит под вторым справа от двери горшком фуксии. Если ты впервые за это время вспомнил о саде, то я думаю, что все наши растения уже погибли. Если же нет, пожалуйста, немедленно обеспечь их ЛНЗ. Если ты забыл, что это такое, повторяю по буквам - Любовь, Нежность и Забота. В сарайчике есть специальная подкормка для растений. Если увидишь на растениях тлю или тому подобную гадость, пожалуйста, наполни пульверизатор мыльной водой и осторожно опрыскай пострадавшие растения. НЕ ИСПОЛЬЗУЙ никаких химикатов, так как в нашем садике все органическое. Вообще-то у меня волосы дыбом встают при мысли о том, сколько там теперь кошачьего дерьма. В принципе нужно хотя бы раз в неделю проходить по саду и собирать эти какашки в совочек, иначе рано или поздно весь сад будет погребен под слоем дерьма. Что касается развода, то, пожалуй, настало время официально засвидетельствовать то, что давно уже стало реальностью: нашей семьи больше не существует. Тем не менее я полагаю, что было бы нечестно, если бы я первая сказала тебе, что хочу развода. В конце концов, как такового развода я не хочу. Не в нем дело. Я никогда не хотела, чтобы наша семья распалась. Единственная причина, по какой я хочу развестись, заключается в том, что я не могу простить тебе того, что ты со мной сделал, и я в жизни не стала бы с тобой разводиться, если бы не тот твой поступок. Следовательно, это не я, а ты хочешь развода. Ну вот, написав это и проанализировав все написанное, я пришла к выводу, что, пожалуй, и сама готова подать на развод. Впрочем, не сию минуту. Я пока не в форме и боюсь, что моя нервная система не выдержит этой неприятной процедуры.
