Теперь она глубоко дышала. Плечи под широкой черножелтой курткой ходили ходуном. Когда она произносила последние несколько фраз, голос ее начал дрожать, чувствовалось, что она едва сдерживается.
— Итак, — произнесла она, встряхивая головой и вновь становясь хозяйкой положения, — одна из твоих цыпочек потребовала, чтобы ты сделал из нее честную женщину?
— Можно сказать и так, — согласился Мерриэл. Чтобы смотреть на нее, ему приходилось делать над собой явное усилие, превозмогая давление ее полного безграничного самообладания взгляда.
— Это та, из Амстердама? — спросила она как бы между прочим.
— Да, из Амстердама, — ответил он, и, как ни странно, в его голосе прозвучал вызов.
— И она моложе меня, Джон? — спросила Сели спокойным тоном, — Красивее? Она столь же юная, как и я в ту пору, когда ты встретил меня? Или даже совсем девочка? В ней есть та же экзотика? Она такая же иностранка? А может, она из более приличного общества и у нее хорошие связи? Она из знатного рода? У нее много денег? Она может иметь детей?
Мерриэл чуть заметно сморгнул.
Поза Селии стала менее напряженной. Кивнув, она отступила назад, и вес ее тела переместился на опорную ногу; так стоят солдаты по стойке «вольно».
— Ах, — проговорила Селия. — Так, значит, крошка беременна… я угадала?
На какой-то миг Мерриэл широко раскрыл глаза, а потом слегка усмехнулся.
— Тебе, Селия, это всегда здорово удавалось, — И он посмотрел мимо нее на белобрысого верзилу, — Правда ведь, Кай?
Кай ответил смущенным взглядом, однако кивнул.
— Что ж, прими поздравления, — проговорила Селия с горечью.
Казалось, внезапно что-то внутри ее обломилось, она поспешно отвела взгляд и прикрыла рукой глаза. Ее плечи вновь заходили ходуном под широкой и плотной желто-черной туристской курткой, теперь уже потихоньку — один раз, другой, третий. Мерриэл выглядел еще более смущенным и неуверенным. Казалось, он готов подойти и обнять ее, но этого не произошло. Он явно не знал, что делать со своими руками, вертел ими так и сяк, затем сложил на груди и выразительно посмотрел на Кая, будто говоря: «Женщины, а?», подкрепив невысказанную сентенцию соответствующим жестом. В ответ верзила телохранитель вроде как передернулся — максимально красноречивое высказывание на данную тему, какое он мог себе позволить.
Ах, что за женщина — красивая, смелая, умная и вообще потрясающая, — думал в это время я, и у меня в глазах стояли слезы. Мне даже пришлось отвернуться, чтобы Мерриэл случайно не заметил, насколько откровенно я пялюсь на его жену. Мне еще приходилось то и дело напоминать самому себе, что весь ее праведный гнев на самом деле есть сущий спектакль, блистательно разыгранный, что ее прекрасные уста лгали, когда она расписывала Мерриэлу, какая она ему верная жена, однако главное состояло в том, что ей удалось искусно подменить тему, перевести все внимание на себя, на свой брак, и таким образом оказаться в фокусе происходящего. Она фактически начала атомную войну и первой нанесла ядерный удар, получила в ответ такой же, но, похоже, вышла из воды совершенно сухой.
Эта женщина героически сражалась и за свою собственную жизнь, и за жизнь любимого человека, но явно чувствовалось, что ее не прельстит результат, добытый любой ценой; ей требовалось сыграть роль с блеском, достоверно, с изяществом и чувством стиля. Не думаю, чтобы мне когда приходилось видеть столь вдохновенную, страстную, смелую игру — ни в жизни, ни на сцене, ни на киноэкране. Даже если бы сейчас все пошло насмарку и закончилось ужасом, болью и смертью, я, по крайней мере, принял бы мучительный конец с мыслью, что разделил его с гениальной актрисой.
Селия одной рукой вытерла глаза, другой вытащила из кармана джинсов платочек и провела им по щекам. Хлюпнула носом, прикоснулась к нему и убрала платок. Затем напрягла силу воли и постаралась успокоиться.
— Не нужно мне никаких денег. Не бойся, я ничего не скажу ни прессе, ни полиции, вообще никому. Никогда раньше не говорила и теперь не скажу. Но я хочу, чтобы ты наконец оставил меня в покое. Я хочу жить собственной жизнью. Ты живи своей, а я стану жить своей, и ничего не должно случиться ни с членами моей семьи, ни с кем-нибудь из тех, кого я люблю, — Она приподняла подбородок, словно заранее давая отпор, случись Мерриэлу что-либо возразить.
Тот кивнул, а затем сказал примирительно:
— Что ж, достаточно справедливо, — и вроде бы как слегка развел руками. — Жаль, что все так получилось, прости, Селия.
— А мне жаль, что пришлось выяснять отношения вот так, недостойно, перед Каем и вон теми ребятами, да еще, — тут она сделала рукой вялый жест в мою сторону, — перед этим несчастным клоуном.
Мерриэл взглянул на меня так, словно только что вспомнил о. моем существовании. И вздохнул.
— Я думал… — начал он. Затем умолк и пожал плечами. Вперил в меня взгляд, от которого мне стало не по себе, и я внутренне съежился, — Одно лишь слово обо всем этом в вашей передаче, мистер Нотт, вообще одно только словечко кому-нибудь — друзьям или родственникам, полиции или просто посторонним, — и я лично позабочусь о том, чтобы ваша смерть оказалась очень медленной, понятно?
Я глотнул ртом воздух и кивнул. Нужно было сказать что-то разумное, но я не доверял самому себе. Во мне вновь пробудился идиот с суицидальными наклонностями; его большой палец, казалось, намертво приклеился к красной кнопке с надписью «Самоуничтожение», и он постоянно порывался сказать нечто типа: «О да, да, черт возьми, знаю, долбаная омерта[135], не то моя агония будет долгой; не беспокойся, шеф, все будет о’кей; но все-таки признайся, что жена тебя сделала; мы оба это прекрасно знаем, черт подери, и твой крутой выпендреж заправского мачо никого не обманет…» Однако он все продолжал смотреть на меня, и мне пришлось выдавить:
— Ага. Конечно, я понимаю. Ничего. Никому.
Мерриэл глядел на меня еще, может, секунду, потом кивнул ребятам, стоящим чуть позади меня справа и слева.
— Верните ему его барахло и отвезите его туда, где нашли.
— В коробке, мистер Мерриэл? — спросил тот, который меня бил.
На лице Мерриэла появилось недовольное выражение.
— Нет, к черту коробку, просто в фургоне, сзади. Заклейте лентой глаза, этого будет достаточно.
«Ура!» — воскликнул я мысленно, однако тут же выяснилось, что я чересчур рано обрадовался. Кай прошел мимо Селии, наклонился к самому уху босса и что-то прошептал. Мерриэл улыбнулся этой его тонкой, очень тонкой улыбкой и тихо сказал:
— Ладно. Один раз и не очень сильно.
«О нет, нет, только не это! — мысленно взмолился я. — Ведь мы уже с этим покончили. Мы так не договаривались! Не надо, пожалуйста!» Мерриэл посмотрел на Селию, вздохнул и сказал:
— Наверное, тебе лучше отвернуться.
Селия закатила глаза и последовала совету.
Кай встал прямо передо мной.
— Это за то, что ты срал в моем туалете, — сказал он.
Я еще успел подумать: «Вот теперь этот гад заговорил почти как швед»; затем он ударил меня в лицо с такой силой, что я очухался уже только опять в «астрамаксе» — с заклеенными липкой лентой глазами и связанными руками, но и только. Голова и яйца болели дьявольски, из носа хлюпала кровь, трусы были переполнены остывшим дерьмом, и я безумно замерз; морозный зимний ветер гулял по всему фургону, врываясь туда через открытые передние окна. Я не мог обвинить ребят, которые их открыли: запах действительно стоял неприятный.
Глава 13
Вердикт по-шотландски
— Что, черт возьми, с тобой произошло?
— Да так, врезался в одну дверь.
— Понятно. А не имелось ли за порогом еще и лестницы?
— Ты угадал. Я действительно скатился по ней.
— Ну а потом?
— А потом крепкие ребята вышибли из меня все дерьмо, Крейг.
— Это должно было занять уйму времени. Они что, трудились посменно?
— Эк ты умудрился.
— Филип, да проживи я хоть тысячу лет, мне бы за весь этот немалый срок и в голову не пришло связать то, что ты сейчас видишь, с мудростью.
— Что ж, хотя бы мозги и язык по-прежнему в рабочем состоянии. Дебби хочет встретиться с нами после передачи, а первой записью, которая сегодня пойдет в эфир, станет новая композиция «Аддикты», где Джоу уже не на подпевках, а вторым ведущим вокалом… Нет, с синяком под глазом умоляющий взгляд выходит не так убедительно. Но попытка засчитана.
— Ой, господи милостивый, проходи, проходи же сюда, Кеннит, дай-ка я тебя приголублю.
— Черт подери, старина, вы, белые парни, иногда получаетесь такими потрясающе цветными!
Телефонный звонок от неизвестного абонента:
— Алло?
— Не забудь на всякий случай стереть в своей трубке все, что накопилось в «последних сделанных и принятых вызовах». У себя я навела полный порядок.
