Гонта убрал оружие, снял перчатки, подобрал стреляную гильзу, вытащил телефон и вызвал «чистильщиков». Когда те через десять минут возникли на пороге Елениной квартиры, буркнул:
– Оприходуйте и закопайте где-нибудь. Сарай этот приберите.
– Причина смерти? Инфаркт?
– Инсульт. Два подряд…
И, не оглядываясь больше, Богушек вышел.
ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». МАРТ
Вертолет сел на крышу, Майзель вынес оттуда по-прежнему завернутую в плед Елену и спустился с ней в кабинет. Там он уложил ее в кровать и прилепил к ее предплечью пластырь с транквилизатором:
– Спи, елочка-иголочка. Утро, как известно, вечера мудренее.
– А ты?
– Я посижу с тобой. И у меня еще есть дела…
– Прости меня.
– Это была вторая попытка… Твоя вторая попытка уйти от меня. Я чувствую, что будет еще, наверное, третья… Я тебя очень прошу, давай договоримся, – пускай третья попытка станет последней. Пожалуйста, Елена. Я буду ждать. Я могу ждать долго… Но… Пожалуйста. Слышишь?
– Слышу, – как эхо, отозвалась Елена. – Как ты узнал?
– Гонта услышал. Он включил «жучков» вопреки моему приказу. Как выяснилось, не зря…
– Прости меня, – повторила Елена. – Я не хотела, чтобы так случилось…
– Я знаю. Это ничего. Если ты со мной, то это ничего…
– Не уходи. Будь со мной.
– Я с тобой, Елена. Неужели ты до сих пор этого не поняла?
– Ляг со мной. Просто побудь со мной. Прошу тебя…
Майзель снял пиджак, сбросил ботинки и лег рядом с ней. Она повернулась, прижалась спиной к его животу, а он обнял ее.
– Спи, мой ангел.
– Это ты – мой ангел, – прошептала Елена. – Ты снова меня спас…
Ящерка моя зеленоглазая, подумала Елена с такой нежностью, что ей захотелось снова заплакать.
– Спи, – он тихонько поцеловал Елену в шею.
Через несколько минут она вздрогнула и задышала ровно и размеренно. Уснула.
Он долго лежал, гладя спящую Елену по волосам. Потом вздохнул, поднялся и вышел в кабинет.
Проснувшись утром, она обнаружила на хокере новую одежду, кем-то заботливо вынутую из ее платяного шкафа. Она накинула халат и прошлепала босиком по подогретому полу в ванную. Там она долго рассматривала себя в зеркало. Тело ныло, на шее и на груди – синячищи от пальцев Горалека. Елену передернуло. Ну и видочек, подумала она, наверное, вот это и называется, – краше в гроб кладут… Она вздохнула и принялась рисовать лицо, чтобы не напугать Майзеля совершенно уж до икоты.
Выйдя из ванной, Елена натянула белый вязаный свитер с высоким горлом, джинсы, всунула ноги в мягкие полуспортивные туфли на низком каблуке. Выкурив сигарету и окончательно собравшись духом, вышла в кабинет. Майзель повернулся к ней, улыбнулся:
– Привет. Ты как?
– Как-то. Ничего. Ты «машинчика» не пристроил еще?
– Перестань, ежичек. Стоит на обычном месте, ключи на посту охраны.
– Мне нужно съездить в редакцию. Ты меня отпустишь?
– Елена, не говори глупостей. Конечно, поезжай. Никто не собирался запирать тебя на замок.
– Ну… Я просто чувствую себя виноватой и пытаюсь быть пай-девочкой. Когда мне приехать?
– Черт, Елена… Приезжай, когда освободишься. Я на месте. Как всегда. Телефон не забудь.
– Хорошо. Постарайся не сердиться на меня, ладно? Я вернулась, – она подошла к нему, обняла его голову и поцеловала в макушку. – Пока?
– Пока, – Майзель сильно прижал Елену к себе на мгновение, и Елена с удивлением, радуясь этому удивлению и удивляясь этой радости, ощутила знакомый трепет крыльев бабочки под сердцем.
Вот это да, подумала Елена. Неужели я еще жива? И буду жить?!.
Он отпустил ее и подтолкнул легонько:
– Ну, ладно. Иди, иди… Я тебя жду.
Выехав из «Golem Interworld Plaza», Елена набрала с автомобильного телефона номер Богушека:
– Пан Гонта, можешь встретиться со мной где-нибудь в городе?
– Конечно, пани Еленочка, – Богушек думал менее секунды. – Ты занимайся своими делами, я тебя найду… До встречи.
Елена припарковалась и вышла из машины. И в ту же секунду возле нее остановилась перламутрово-черная «семерка» БМВ Богушека с зеркально-непрозрачными стеклами.
Ну да, подумала Елена. Тот же самый драконий стиль… Это корпоративный стандарт такой? Или они просто все ему подражают? Даже хрома нигде нет. Что за люди, Господи Боже… Армия рыцарей-джедаев…
Передняя пассажирская дверь распахнулась. Елена нырнула внутрь. Богушек сам сидел за баранкой, – он всегда все схватывал просто на лету:
– Здравствуй, пани Еленочка. – Он так всегда ее называл, с первого дня. – Как чувствуешь себя?
– Ужасно.
– Понимаю. Выглядишь соответственно.
– Ага, – усмехнулась Елена. – Ты, как всегда, до умопомрачения галантен… Я хотела сказать тебе спасибо, пан Гонта. Если бы не ты… И все такое прочее… Правда, – Елена дотронулась кончиками пальцев до его руки, расслабленно лежащей на подлокотнике водительского кресла. – Спасибо тебе, дружочек.
– Это моя работа, – Богушек вздохнул и посмотрел на Елену. – Работа у меня такая, пани Еленочка. Так что все в цвет. Я думал, ты меня ругать станешь…
– Ничего ты такого не думал, пан Гонта, – Елена улыбнулась. – Ты все правильно сделал…
– Так а как же иначе… Ты спрашивай, пани Еленочка, что хотела, не стесняйся. Я отвечу. Ты ведь про Горалека хотела спросить?
Елена посмотрела и на Богушека и медленно кивнула. Гонта не отвел взгляд, только промелькнуло что-то такое у него в глазах…
– Я его загасил, – просто и буднично сказал Богушек и закурил. – Он По-любому был уже не жилец, инфаркт или инсульт с ним приключился от того, как Дракон на него посмотрел, не знаю. Да и неинтересно мне это. Не он первый, не он последний… Только не это важно, пани Еленочка. Есть вещи, которые нужно делать. Я тебе скажу, потому что тебе следует это знать… У нас дела очень серьезные. Такие серьезные, в которых ну никак нельзя пузыря пустить. Ты же понимаешь, что такие слова про Дракона и его женщину, – ах, да что ты дергаешься! – в эфир пробакланить и потом по земле гулять, как ни в чем не бывало… Не бывает такого. Из-за такого может все дело полететь. Если бы этот… гаденыш… Если бы с тобой что случилось… Что тогда? Что скажут люди? Что и Дракона можно достать, если захотеть? Мы такого не можем допустить. Это невозможно просто. И не говори мне про юстицию и полицию. Ты пойми, пани Еленочка. В тех небесах, где Дракон кружит, другой меры нет. Только смерть. Потому что только жизнь по-настоящему чего-нибудь стоит… И все должны знать, что порядок незыблем и нерушим. Свои, в первую очередь, должны видеть, что мы нигде не прогибаемся. И что никому нас не прогнуть. Даже случайно. Моя работа – это безопасность Дракона, твоя безопасность, – во всех смыслах, понимаешь? И я свою работу люблю и хорошо ее делаю. За это я к Дракону в самый близкий круг допущен. Он для меня все… И не стоит меня благодарить. Так вот.
Богушек вздохнул и затянулся дымом. Елена молчала и смотрела на Гонту. Ее всегда до глубины души поражало удивительное внутреннее сходство преступников и полицейских – особенно очень хороших полицейских. Она никогда не могла проникнуть в причину этого сходства. Тот же жаргон, те же повадки… Даже машины им нравятся одинаковые. Она помнила, на каких машинах носились по Праге бандиты, пока Дракон не сожрал их всех. Но где-то была какая-то неуловимая грань, делавшая одних – преступниками, волками, а других – волкодавами. И Гонта был, несомненно, волкодав. Волкодав экстра-класса.
И Майзель был из той же породы. Только мутант… Елене снова сделалось не по себе.
– Какой же это ужас, пан Гонта.
– Ну… Что выросло, то выросло, как говорит Дракон. И вообще…
– Он на самом деле не приказывал тебе слушать меня?
– Ему не надо ничего мне приказывать, – усмехнулся Богушек. – Я его мысли безо всяких приказов читаю… Он на тебя вроде как обиделся и сказал что-то в таком духе. Но я-то знаю: милые бранятся – только тешатся. А случись с тобой что, кто виноват будет? Гонта недосмотрел. Так что приказывал он мне или нет, не имеет ровным счетом никакого значения. Я же говорю, я свое дело люблю и знаю…
– Спасибо тебе, Гонта, – голос Елены предательски дрогнул. – Спасибо, дорогой. Я знаю, ты не меня спасал, ты его спасал…
– Его… Тебя… Вас, – Гонта посмотрел на Елену в упор. – Ты знаешь, кем я был, когда он меня взял к себе?
– Догадываюсь. Наверняка коррумпированным полицейским, – Елена вздохнула. – При чем тут сейчас…
– Нет, – оборвал ее Богушек. – Коррумпированный полицейский… – Он помолчал угрюмо, подвигал челюстью, словно пробуя эти слова на вкус. – И как у вас, интеллигентов, язык-то так выворачивается… Я был мент продажный, пани Еленочка. Ты, пани Еленочка, и вообразить-то себе не можешь, что это… Я был хуже, чем мертвец. Я семью свою по потолку гонял. Я пил, как… Господи Иисусе, как я пил… Я себя ненавидел. Я ненавидел все вокруг. Эту страну… Эту жизнь… Все, понимаешь?! А потом… Потом пришел Дракон и сказал: я тебя проглочу и выплюну новым человеком. Ты снова будешь любить жизнь. Ты будешь гордиться своей жизнью и тем, что ты делаешь. И твои девочки будут любить тебя, как прежде… И стало так, пани Еленочка. Понимаешь?!
