-- Погоди, а откуда кто-то может знать про гобелен, если я его начала плести перед самым отъездом сюда, а эти мешки у нас лежат уже пару месяцев как минимум?
Азамат задумчиво пожимает плечами.
-- Может, я и не прав, и это просто совпадение, но мне легче поверить, что подарок от знающего или от духовника, который заглянул в будущее.
Я возвожу очи горе.
-- Этого ещё не хватало, мало мне и так мистики вокруг. Ладно, если ты считаешь, что подарок безобидный, я его использую. А пока пошли спать, вон у нас дети уже дрыхнут в обнимку.
Кир с Алэком и правда являют собой элемент узора на ковре, поблёскивая камушками.
* * *
Фотограф является через минуту после того, как часы в кухне кукукнули полдень. Он молодой, деловитый и нарядно одетый, только поверх меховых штанов с узорными вставками натянуты серые наколенники, видимо, на случай если придётся ползать по полу в поисках ракурса. На Азамата он смотрит с откровенным ужасом -- тот вышел с кухни по локоть в крови, потому что занимался там разделыванием очередной туши, и почти сразу ушёл обратно. Ко мне у юноши в глазах читается интерес. А остальных он просто не замечает.
-- Будьте здоровеньки, -- здоровается он в несколько фамильярной манере, стряхивая снег с сапог притопыванием на коврике. -- Что ж вы так дворников-то распустили? Я хотел дом поснимать, а вокруг него всё снегом завалено.
-- И вам не болеть, -- откликаюсь я и добавляю с покер-фейсом: -- Хорошо, что вы вокруг дома не пошли, там моя мама сад насадила, если б вы что-нибудь затоптали, она бы с вас скальп сняла.
-- Мама? -- переспрашивает он с опаской.
-- Ну да, -- пожимаю плечами я. Слухов о моём происхождении-то никто не отменял.
-- Кхм, -- прокашливается он. -- Ну что ж... Давайте тогда в доме поснимаем, а там, может, вы мне покажете, где можно подойти?
-- Кир, покажешь тропинку? -- ласково прошу я.
Кир, которого фотограф полностью проигнорировал, кивает и улыбается так хищно, как будто у него там уже заготовлена ловушка на мамонта. Впрочем, я бы не удивилась. Кир не любит, когда его игнорируют.
Фотограф меж тем, не подозревая, какие опасности его подстерегают, раздевается, достаёт наладонник и принимается там что-то отмечать.
-- Предлагаю начать с гардеробной, -- наконец изрекает он.
-- С чего? -- моргаю я.
-- Ну, где вы одежду храните?
-- В шкафу.
Тут уже моргает фотограф.
-- Вы основную часть в столице держите, да? -- догадывается он.
Я прикидываю.
-- Да нет, примерно пополам. Ну давайте я вам покажу, чего время тратить.
Фотограф боязливо следует за мной ко встроенному шкафу с шубами и куртками. Взгляд его примерзает к моему прекрасному элегантному лыжному костюму из серебристой термонепромокайки.
-- Это... мальчика, да? -- с надеждой спрашивает фотограф, кивая на Кира.
-- Нет, это мой лыжный костюм, -- с гордостью отвечаю я. Костюм и правда очень удачный.
-- Может, мы его временно уберём, чтобы в кадр не попал? -- робко предлагает фотограф.
-- Ещё чего! -- возмущаюсь я. -- Я его надеваю чаще, чем любую из этих шуб, когда с ребёнком гуляю.
-- С ребёнком... -- упавшим голосом повторяет фотограф. Потом вздыхает и берёт себя в руки. -- Ладно, как вам будет угодно.
После этого всё более менее идёт как по маслу. Он расставляет треногу, укрепляет свою навороченную технику, лампы, отснимает это свидетельство моего морального падения, а потом и прочие, когда я демонстрирую содержимое остальных шкафов. Непоправимую психическую травму юноше наносит единственная спальня на двоих с мужем, а от вида моего кабинета ему становится всерьёз плохо. Выясняется, что целителей он боится с детства.
-- Что же вы взялись за такую работу? -- удивляюсь я, снаряжая лазерную пилу. -- Знали ведь, что я целитель.
-- Да я не думал, что у вас тут всё это хранится. А ч-что вы такое включаете?..
-- То, чем я Ирлик-хону руки отпиливала. Будете щёлкать?
Фотограф бледнеет, зеленеет, но аппаратуру расставляет. Кир выглядывает у него из-за спины с любопытством, лазерной пилы он ещё не видал.
После испытания хирургическими инструментами я позволяю трепетному юноше обрести душевный покой, для чего выкладываю перед ним всякое вязание и вышивание. Кир охотно приносит свою дублёнку и шарф. Гобелены производят на гостя самое неизгладимое впечатление, даже недоделанный с Учоком. Правда, я с утра ещё немножко его помучила, изобразила, как смогла, орнаментального ворона дарёными нитками. Ворон получился жирный и блестящий, не смотря что стилизованный.
Отсняв мою небольшую коллекцию косметики и широкий ассортимент детских игрушек, фотограф наконец-то набирается храбрости зайти на кухню, где Азамат с Ароном при поддержке мелкого и по уши перемазавшись в мясе, разбирают остатки вчерашней добычи. Азамат, убрав с лица выбившуюся прядь и оставив на щеке кровавые разводы, басит:
-- Прямо сейчас кастрюли поснимать не получится, видите, занято.
Юнош бледнеет так, что того гляди хлопнется в обморок.
-- Идите, пока светло, дом снаружи поснимайте. Лошадей, мостки... Кир, проводи?
Кир выскакивает из дому с не меньшим энтузиазмом, чем несчастный гость, едва накинув дублёнку. Азамат посмеивается и качает головой.
-- Я чувствую, слухи обо мне в ближайшее время обрастут подробностями.
-- Ну ты сам постарался, -- замечаю я. -- Вам тут не помочь пока? А то мне бы не хотелось откачивать этого слабонервного.
-- Да мы сейчас уже закончим. Можешь сунуть что-нибудь в духовку, надо этого мальчика хоть покормить, он ведь наверняка с утра не евши...
-- Ты что, разве можно странников прикармливать?! -- ужасается Арон. -- Потом не отобьёшься.
-- Этот ещё пока не странник, -- отмахивается Азамат. -- Так, личинка.
Фотографа Кир возвращает в виде глазированного печенья. Снег сегодня липкий и мгновенно образует ледышки на шубе.
-- Ты чего, с горки на нём катался? -- спрашиваю я шёпотом, пока гость развешивает свои меха на сушилке.
-- Да нет, -- невинно пожимает плечами Кир. -- Я ему сказал, типа ты там поосторожней, наст хрупкий, а он как треногой опёрся...
-- Ты особенно-то не усердствуй, -- шепчу я. -- Он тебе ничего плохого не сделал.
-- Да я так... -- Кир вздыхает и с явным сожалением добавляет: -- Больше не буду.
Впрочем, гость недолго дуется. После ужина и горячего чая с перцем и бараньим жиром он совсем благорастворяется, перестаёт бояться Азамата и даже подбивает его на тур по дому -- показать, где как балки скрещены, каким макаром канализация подведена и тому подобные инженерные тонкости. Количество галочек в его наладоннике неуклонно растёт.
-- Так-с, что у нас тут осталось... -- бормочет он, листая свои фотографии в камере. -- А, вот что. Хотон-хон, давайте про мебель расскажите, что откуда?
-- А я откуда знаю? -- удивляюсь я. -- Комод в гостиной с Гарнета, а про остальное мужа спрашивайте.
-- Как это не знаете? -- очухивается фотограф от блаженной неги. -- А как же вы подругам хвастаетесь?
-- Мебелью? -- Я вытягиваю вперёд шею.
Фотограф тоже теряется, видимо, мой вопрос нелеп. К счастью, окончательно упасть в его глазах я не успеваю -- на выручку приходит Азамат. Покровительственно кладёт мне руку на плечо и нравоучительно объясняет:
-- Я оберегаю свою жену от таких будничных забот, как выбор мебели. Если вам интересно, я расскажу, у какого мастера я что заказывал, но они не брэндовые.
-- Значит, станут брэндовые, -- усмехается фотограф. -- рассказывайте.
Когда он наконец отбывает, унося в камере полный фотоотчёт о моём доме, я в шутку интересуюсь у Азамата, достойно ли я держалась и не запрезирают ли меня подданные.
-- Вообще достойно, -- ухмыляется он. -- Вот только с мебелью чуть прокол не вышел. Это же как туфли или платья... Ты не замечала, что на всех ручках клеймо мастера?
-- Я думала, это просто узорчик... -- развожу руками. -- Интервью вообще будет катастрофа.
-- Ничего, я тебя в обиду не дам, -- подмигивает Азамат и потягивается. -- Эх, надо поработать немножко.
Он открывает бук, но вместо экрана продолжает смотреть на меня, а я выползаю из приличного диля, оставшись в лосинах и маечке, потому что дома у нас довольно жарко.
-- Тебе эти штанишки очень идут, -- замечает муж. -- Ты сегодня рано спать ляжешь?
Я встречаю его взгляд.
-- Да хоть прям щас!
-- Это соблазнительно, но после я точно поработать не смогу, -- вздыхает Азамат, отводя глаза. -- Так что давай чуток попозже.
-- Как скажешь, -- пожимаю плечами я сажусь за гобелен.
И опять, как вчера, за этим занятием впадаю в такой ступор, что около полуночи Азамату практически приходится меня будить, а гобелен оказывается закончен.
Алтонгирел является в ночи на казённом унгуце, который тут же отбывает обратно. Я узнаю об этом от Азамата, неохотно вылезшего из тёплой постели, чтобы впустить духовника в дом.
Утром моим глазам предстаёт премилая картина: Алтоша, которому было постелено на диване в гостиной, ночью скатился с дивана и подполз к камину, причём, поскольку у нас дома очень тепло, одеяло он скинул и спит теперь с ним в обнимку, обхватив его руками и ногами, как плюшевого мишку. А спит он, естественно, нагишом, кто бы сомневался.
