Сейчас он наклонился вперед и заговорил, как человек, который видит суть вещей, а не только то, что делается на поверхности жизни, и умеет находить слова и тон, покоряющие слушателя. — Кто ныне вместе со мной кровь свою прольет, тот станет моим братом, — сказал он с непривычным жаром. — Вот что я думаю, когда хожу по лондонским улицам.
Мистер Бантинг помешал кофе в стакане и выпил. От такой глубины чувства, вложенного в застольную беседу, ему стало даже неловко. Он понимал такие чувства, но никогда об этом не говорил, не мог даже слушать, не придав своему лицу такого выражения, как во время проповеди или на молитве. И потому, выдержав приличную паузу, он посмотрел на часы и сказал: — Пора итти, Джо.
Они шли к магазину Брокли, а сирена предостерегающе выла, заглушая шум уличного движения. Два-три пешехода остановились, глядя на небо, но большинство невозмутимо шло своей дорогой. При звуке сирены теперь никто не бежал прятаться; это и официально не поощрялось, и было дано разъяснение, — это еще не бомбежка, а всего-навсего «тревога». Но Кордер проклинал ее, пользуясь высокопарными эпитетами, заимствованными, как полагал мистер Бантинг, все у того же Шекспира, пригодного на все случаи жизни.
Магазин напомнил ему о личных его затруднениях. Перед завтраком он условился с рассыльным, чтобы тот перехватил телеграмму из Элджина, и вот вам — на столе лежал желтый конверт — следствие этих переговоров и доказательство того, что на рассыльного можно было положиться во всяком незаконном деле. Хотя в этом не было ничего неожиданного, пульс мистера Бантинга зачастил так, как ни от одной телеграммы за последние несколько месяцев. Он не был уверен, захочет ли Кордер спустится с отвлеченных высот на землю и дать ему совет насчет такого прозаического дела, как оплошность Тернера с трубами. Правда, еще неизвестно, будет ли совет Кордера практически выполним и даже, будет ли он достаточно вразумителен. Ну, да ведь просить совета — это одно, а последовать ему — совсем другое.
— Джо! — негромко позвал он и, прикрыв за ним дверь закутка, показал ему телеграмму. — У меня тут вышло маленькое недоразумение с одним заказчиком из Элджина. А все Тернер. Как бы ты думал, что он выкинул на этот раз?
Он начал рассказывать все по порядку, начав с получения заказа в июле месяце; он излагал все обстоятельно и не спеша, и с неизбежными отступлениями и повторениями, попутно нагромождая все новые подробности и похлопывая ладонью по желтому конверту; он не сводил глаз со своего друга и взглядом призывал его не терять терпения — сейчас он дойдет до самой сути.
— Так вскрой и посмотри, в чем дело! К чему все эти предисловия?
— Я только хотел объяснить тебе, — ответил мистер Бантинг, обиженный тем, что событие такой важности показалось Кордеру неинтересным. — Если он отказывается принять печи, Тернер вылетит как дважды два. Одна доставка нам обошлась в пять фунтов, — и со вздохом он вскрыл телеграмму и прочел ее:
— «С прискорбием извещаем Вас, что сержант пилот К.Р. Бантинг...»
Одну секунду мистер Бантинг, окаменев, смотрел на эти строки, потом письменный стол и стена шатнулись навстречу ему, потолок и часы где-то вдали закружились, словно в тумане, и все скрыла надвинувшаяся тьма.
Потом ему чудились голоса и лица вокруг, лица близко, голоса далеко, и где-то совсем рядом — ножки стола и запах пыли, бьющий в нос.
Он шевельнулся, обвел взглядом лица, и ему стало совестно. — Я ничего, — сказал он, пытаясь подняться. — Я сейчас.
— Не волнуйся, Джордж. Сейчас тебе принесут чаю.
— Я ничего, — произнес мистер Бантинг, приподнимаясь и переходя в сидячее положение. Почувствовав что-то соленое на верхней губе, он провел по ней пальцем и понял, что это кровь идет носом. Он постарался припомнить, что же произошло, собраться с мыслями. Но не смог, только закружилась голова, и он, обессилев, опять опустился на спину.
И тогда, без всяких усилий, правда сама вошла в его душу. Крис. Он вспомнил: Крис умер.
Это встало перед ним во весь рост, он словно перечитывал одно и то же несколько раз подряд, не вполне улавливая смысл. Его удивляло, что он не чувствует сильного волнения, а только словно оглушен. И вдруг он вспомнил про жену, всхлипнув, втянул в себя воздух и отвернулся от склонившихся к нему лиц.
Кордер взял чайник и вытолкал всех за дверь.
— Дай я помогу тебе, Джордж. — С трудом Кордер усадил его на табурет и прислонил к перегородке.
— Ничего, ничего, я сейчас, — повторял мистер Бантинг. Он силился вспомнить, что же произошло с Крисом, что именно стояло в телеграмме. Он поискал ее глазами, беспомощно пошарил в карманах и оставил это. Вся его сила, словно ушла куда-то. От горячего чая поднимался пар, и ему захотелось пить; он медленно выпил чашку, потом налил другую, расплескав немного.
— Надо сказать жене, Джо, — прошептал он и, уже не скрываясь, заплакал. — Прямо не знаю, как быть.
— Отдохни немного, потом поезжай домой. Самое лучшее.
— Пришло оцинкованное железо. Мистер Бикертон сказал...
— Ты не думай об этом. Не волнуйся. Мы все так сочувствуем тебе, Джордж.
— Да, — коротко ответил мистер Бантинг. Дом казался ему так далеко, в конце тягостного и сложного пути. Он допил чай, думая о трудностях пути как об испытании, через которое рано или поздно придется пройти.
— Я позвоню Эрнесту, чтобы он встретил тебя на станции и сказал матери.
Мистер Бантинг закусил дрожащую губу. — Проклятый Гитлер! — с горечью вырвалось у него, и Кордер услышал, что он гневно и невнятно бормочет что-то в скомканный платок.
На некоторое время мистер Бантинг опять затих; Кордер в тревоге следил за ним, но молчал. Он ничем не мог помочь другу, разве только своим присутствием. Вскоре мистер Бантинг встал, лицо его казалось очень бледным по контрасту с рыжеватыми усами.
Он понял, что может сейчас уйти из магазина: мистер Бикертон даже настаивал на этом. Такое внимание как будто немного утешило мистера Бантинга; он никогда не просил никаких поблажек у фирмы, и уйти со службы в три часа было для него нарушением уклада всей жизни.
Кордер протянул ему шляпу и пальто, чемоданчик, зонт и вытер нос, запачканный кровью. Мистер Бантинг переносил все эти ухаживания послушно, как, ребенок.
Стук захлопнувшейся за ним двери, казалось, отметил конец чего-то; чего именно, он не знал, но в этом стуке было какое-то значение. Ему казалось теперь, что стол и табурет принадлежат кому-то другому, его прежнему «я», человеку, до сих пор не знавшему горя.
Он прошел через другие отделы, стараясь ни с кем не встретиться взглядом. Швейцар распахнул перед ним дверь, он вышел на улицу и, свернув за угол, увидел Тернера с только что купленным «Стандартом» в руках.
Глаза Тернера блестели, походка была легкая. Его робкий дух теперь нисколько не страшился нарушения дисциплины. Увидев мистера Бантинга, он замахал ему рукой и подошел к нему.
— Он спасся! Жив и здоров! Смотрите — написано в газетах.
Сердце мистера Бантинга усиленно забилось при таком невероятном известии. Тернер задыхался от волнения, его худые руки, судорожно вцепившиеся в отвороты пальто мистера Бантинга, заметно дрожали.
— Спасся! Славу богу! — задыхаясь, повторял Тернер. — Это напечатано в последних известиях.
Мистер Бантинг заглянул в газету, но не мог ничего, прочитать. Новость доходила до него отрывками, в задыхающейся передаче Тернера.
— Они все высадились в каком-то норвежском порту. Их подобрал крейсер. Весь экипаж «Бэджера».
— Очень рад! — хрипло ответил мистер Бантинг, чувствуя, как что-то в нем умирает медленной смертью. Он силился что-то еще прибавить, но Тернера уже не было: он радостно побежал дальше, к магазину Брокли. Спохватившись, что смотрит без всякой цели на поток уличного движения, мистер Бантинг возобновил прерванный путь к вокзалу.
На перроне в Килворте от группы встречающих отделилась одна фигура, и Эрнест, бледный и расстроенный, подошел к нему. Мистер Бантинг чувствовал на себе его пристальный взгляд. Отойдя на несколько шагов, он прежде всего задал тревоживший его вопрос:
— Ты сказал матери?
Эрнест кивнул. Минутное чувство облегчения сменилось в душе мистера Бантинга новой тревогой.
— Что она? Как она это приняла?
Эрнест ответил не сразу, он отвернулся и посмотрел в сторону. Некоторое врем они шли молча, и душа мистера Бантинга наполнялась зловещими предчувствиями; наконец, не выдержав, он резко дернул Эрнеста за рукав и заставил его остановиться и взглянуть ему в лицо.
— Я не знаю, как она это приняла. Она просто стояла и смотрела, вот... — Голос его прервался, и лицо исказилось.
— Спокойнее, Эрнест, спокойнее. Не надо этому поддаваться. Мы должны думать о твоей матери.
— Да, — просто сказал Эрнест и прибавил: — Там Эви.
