— Ты видел? — вскричал стражник, отступая к костру, — кровь идет.
— Ну и что, — отозвался первый стражник.
— Да как что, разве ты не знаешь, что из мертвецов кровь не течет?
— Слушай, оставь беднягу в покое, сам же говоришь, что он колдун. У обычных людей не течет, а из них течет.
— Пожалуй, — нехотя согласился второй стражник. Он воткнул острие копья несколько раз в землю, вытирая кровь преступника. Затем подсел к костру и положил ее рядом.
Первый стражник подбросил сучьев в костер, которые тут же затрещав, вспыхнули и выхватили из темноты приближающуюся фигуру. Это был тучный, богато, но небрежно одетый человек в зеленой чалме сползшей на глаза. В одной руке он держал посох с рукояткой, в виде змеи, вырезанной из дерева, а в другой соломенную корзину. Затаив дыхание, стражники с ужасом наблюдали за ним.
— Мир вам, служивые, — приветствовал их человек.
— И тебе мир, — невольно вразнобой ответили стражники, хотя отвечать были не обязаны, и даже более того, не имели права. Но вежливость такая штука, обезоруживающая. Человек подсел к костру, поставил перед стражниками корзину и откинул белую ткань, закрывавшую ее содержимое. До обоняния стражников донесся сногсшибательный запах, запеченной на углях куропатки. Немного помедлив для большего эффекта, Ахмад Башир, а это был он, извлек из корзины глиняный кувшин с узким горлом, заткнутым пробкой.
— Я шел мимо, — начал Ахмад Башир, — смотрю костер. Думаю. Кто воздаст этим доблестным ревнителям нашего спокойствия, если не я. Вот, принес вам еды и вина доброго.
— Здесь нельзя находиться, — поглядывая на корзину, сказал второй стражник.
— А вино пить тем более нельзя, — добавил первый стражник, — уходи отсюда.
— Ну, как знаете, — Ахмад Башир взял корзину и поднялся.
— А корзину оставь, — приказал второй стражник.
— Вообще-то и я рассчитывал поесть из своей корзины, — заметил Ахмад Башир.
— Ну, хорошо, ешь быстрей и уходи. Нельзя здесь.
— Зачем же, по-твоему, он здесь висит, как не для того, чтобы люди смотрели, — сказал Ахмад Башир. Он вышиб из кувшина пробку, извлек из корзины чашу и стал медленно наполнять ее.
— Он же мертв. Чего его сторожить, — добавил Ахмад Башир.
— А ты знаешь, что этот разбойник глаза открывал, я его только что усмирил, — важно сказал стражник Ахмад Башир пролил вино.
— Как это, усмирил?
— Копьем.
Ахмад Башир бросил чашу на землю. Не обращая более внимания на стражу, подошел к распятию и дотронулся до обнаженной ступни Имрана.
— Отойди от него — сказал стражник.
В ответ он услышал громовой голос:
— Скотина. Что же ты сделал? Ты убил его.
— Э, — насторожился стражник, — здесь что-то неладно.
Он протянул руку, чтобы схватить копье, но его на месте не оказалось. В испуге он обернулся и тут же получил сильнейший удар по голове. Первый стражник, было, бросился ему на помощь, но кто-то прыгнул ему на спину и повалил на землю. Его тут же обезоружили и заткнули рот. Стражников связали вместе и оставили лежать на земле.
— Снимите его с креста, — распорядился Ахмад Башир.
Двое людей с закрытыми лицами перерезали веревки и опустили тело на землю. Ахмад Башир встав на колени, осмотрел Имрана.
— Что с ним? — раздался из темноты женский голос.
— Кровь, — сказал Ахмад Башир, — кажется, он умер.
— Несите его к нам домой, — сказала женщина.
— К вам не надо. Ибн Лайс сыт по горло неприятностями.
— Ну, тогда несите в дом Абу-л-Хасана.
Ахмад Башир подчинился.
— Делайте, как она говорит, — приказал он.
— Как бы на мауну не нарваться, — озабоченно сказал один из помощников.
— Ничего, давайте быстрее носилки.
Негромкий свист и из темноты показались еще двое людей. На плечах они держали крытый паланкин. Тело Седьмого Совершенного уложили вовнутрь. Туда же влез и Ахмад Башир.
— Подайте мне вино, — сказал он, — буду изображать загулявшего вельможу.
Процессия двинулась, и Ахмад Башир затянул песню.
До дома Абу-л-Хасана добрались без приключений. Анна сорвала с дверей печать. Ахмад Башир отпустил людей и на себе внес Имрана в дом. Анна зажгла светильник и спросила:
— Ты уверен в том, что он умер?
Ахмад Башир тяжело вздохнул, подсел к другу и, задрав рубаху на его груди, сказал:
— Его ударили в самое сердце, с такой раной не живут.
Анна шмыгнула носом.
— Мне казалось, что ты любила его, — осторожно сказал Ахмад Башир.
— Мне тоже, — глухо ответила Анна.
— А теперь?
— Теперь я уверена в этом.
— Да…. я тоже любил его.
После долгой паузы. Ахмад Башир достал четки и сказал:
— Это четки пророка Мухаммада, Имран мне подарил, хочешь возьми их себе.
Анна покачала головой:
— Пусть у тебя останутся.
— Хорошо, что его жена раньше уехала, — сказал Ахмад Башир, убирая четки.
— Я тоже об этом думаю, — призналась Анна.
— О таких вещах, чем позже узнаешь, тем лучше, — продолжал он, — или не узнаешь вовсе. Мой отец, например, пропал без вести в каком-то военном походе, когда мне было лет восемь. Я бы горевал, получив известие о его смерти, а так все эти годы меня успокаивала мысль, что он, возможно, жив до сих пор.
Многословием Ахмад Башир пытался скрыть свою растерянность.
— Что будем делать? — наконец спросил он. — Его надо хоронить. Не довелось ему умереть на родине.
— Пророков хоронят там, где они умирают, — ответила Анна.
И Ахмад Башир удивился ее ответу.
— Его надо хоронить, — повторил он, — это хлопотное дело и надо признать, малоприятное. Я, пожалуй, схожу на кладбище, там всегда эта публика ошивается, могильных дел мастера. Какое здесь кладбище поблизости?
— Кладбище курайшитов, — сказала Анна, — но я сделаю все сама, не беспокойся на этот счет. А тебе надо уходить из Багдада. Скоро хватятся. Тебе опасно здесь оставаться. Я хочу, чтобы ты остался жив.
— А что будешь делать ты? — спросил Ахмад Башир.
— Рожу ребенка, буду растить его, этот дом принадлежит ему.
— Ну что ж, пожалуй, ты права, — с вздохом признал Ахмад Башир, возьми деньги.
Он положил рядом с Анной, звякнувший кошелек.
— Спасибо, — поблагодарила Анна.
— Прощай, — сказал Ахмад Башир.
— Прощай, да хранит тебя Бог.
Ахмад Башир ушел. Анна просидела рядом с Имраном всю ночь. На рассвете он поднялся и, дотронувшись до ее плеча, сказал: «Не плачь, все хорошо». Анна хотела спросить, что именно, но он добавил: «Все будет хорошо, госпожа, только скажите, откуда он здесь взялся?»
Анна подняла глаза.
Перепуганный Хамза держал ее за плечо и со страхом косился на Имрана.
— Приготовь горячей воды, — тихо сказала Анна, — я должна обмыть его тело. Потом сходи на кладбище и договорись с могильщиками, заплати им двойную цену, скажи, что это брат Абу-л-Хасана.
— Но у покойного господина не было братьев, — возразил Хамза.
— Делай, что тебе говорят.
— Слушаюсь госпожа.
— Сними с него мерку, купи саван.
— Но я не портной госпожа, и я боюсь мертвецов.
— Делай, что тебе говорят.
— Я знал, что он плохо кончит, — горестно сказал Хамза. Не дождавшись ответа, тяжело вздохнул и отправился выполнять поручение.
Фарида остановилась передохнуть на том же месте, где когда-то встретила бродячего монаха. Отсюда до деревни оставалось всего несколько часов ходьбы. Желание поскорее увидеть и обнять детей, гнало ее вперед, но весь оставшийся путь предстояло проделать в гору. Поэтому она сошла с дороги на обочину. Фарида разглядывала молодые деревца, переводя взгляд с одного на другое. Она пыталась определить то, что цвело, когда она начала свое путешествие.
Как и в прошлый раз, она легла, подложив под голову хурджин. Усталости в теле было столько, что едва она закрыла глаза, как легкий ветерок сна взмыл ее в высоту, и она воспарила над вершинами Атласа, но через короткое время вздрогнула, и открыла глаза.
— Опять ты глядишь на меня спящую, — спокойно произнесла Фарида, на этот раз она совершенно не удивилась его появлению.
— А ты стала еще красивей, — сказал Назар.
Бродячий монах сидел поодаль и с улыбкой смотрел на нее.
Фарида села, поправила платок на голове.
— Но я вижу, что тебе это безразлично, — продолжал Назар.
— Это ты, верно, заметил, — с вздохом, сказала Фарида.
— Ну, тогда я скажу, что рад тебя видеть живой и невредимой.
— Я нашла его, — сказала Фарида, — но вернуть не смогла. Судьба распорядилась по-своему, поэтому все было напрасным.
— Ничего не бывает напрасным, — поправил ее Назар.
— Он умер. Его казнили, как преступника, распяли на столбе, что я должна сказать детям?
— Я знал многих достойных людей, кончивших жизнь таким образом. Позорная казнь унижает, прежде всего, палача, так как в отличие от осужденного, у него есть право выбора.
